Тайны Эдема

Впечатленные увиденным мужчины, не сдерживая любопытства и восхищения, озирались по сторонам. Дав им время осмотреться, я сказала:

– В основном, кабинет использовался для проведения интервью. Надеюсь, вам будет здесь удобно. Желаете ли чай или кофе?

– Кофе. Покрепче, – кивнул Владимир Иванович, разом взявшись за дело. – Буду также признателен за ваше содействие.

– Содействие? – удивилась я. Мне не нравилось это слово.

– Я буду проводить беседы по очереди, – пояснил он и уставился на меня немигающим взглядом. – Нужно будет приглашать…участников. После я также хочу осмотреть комнату покойного.

– Да, конечно. Я все вам покажу.

Последующие допросы длились несколько часов. Все это время я вынуждена была просидеть в гостиной, в ожидании очередной смены подозреваемых. Было вполне очевидно, что следователь видит убийцу в каждом из нас и не намерен отвлекаться ни на красивые глазки, ни на слащавые сказки. И бледные лица покидающих кабинет лишь подтверждали это.

Со мной пожелали поговорить последней. Честно говоря, я уже ждала с нетерпением своей очереди, ибо терпеть больше не было сил.

Я присела в кресло напротив следователя. Его помощник сидел поодаль, у окна и быстро записывал показания.

Почему-то вспомнился один из альбомов со старинными гравюрами, стоявший в стеллаже по правую руку от меня. Он был посвящен деяниям инквизиции и ее методам ведения допросов.

Но следователь приятно улыбнулся, и я робко понадеялась, что обойдется.

– Как давно вы работаете на Давида Терновцова?

– Два года.

– Вы были его помощницей?

– Да.

– И уволились сразу после его смерти?

– Верно.

– Почему?

– Надобность в моих услугах отпала.

– Странно… Все члены семьи подчеркивали ваши заслуги. Гражданская супруга покойного предлагала вам работу уже своего ассистента, разве нет?

К чему вели вопросы следователя было вполне очевидно. Мне не хотелось отвечать на еще не прозвучавший вопрос. Но был он неминуемым. Как и то, что теперь истинная причина моего появления в особняке, тщательно хранившаяся до сегодняшнего дня в секрете, потеряла всякую актуальность. Эта информация больше не была способна никому навредить. Ранить Давида.

– Давид часто шутил, что наш с ним контракт расторгнет только смерть. Он был прав. Контракт оказался пожизненным. До самого последнего его дня.

Произносить в слух то, о чем тщательно молчала все это время оказалось сложнее, чем я могла подумать. Меня не отпускало чувство, что я предаю Давида. Хотя это было и не так. Более того, я прекрасно понимала, что побывавшие в кабинете до меня обитателя особняка уже поведали обо всем и в деталях. Но легче от этого не стало.

И все же нужно идти до конца. Значит, веянья собственной души пока не актуальны.

– Я работала в медицинском центре, где Давид проходил лечение. К моменту нашего знакомства неутешительный диагноз ему уже был поставлен.

– Терновцов предложил вам работу в качестве его медсестры?

Мой уход из медцентра никоем образом не был связан с Давидом. Но его предложение совпало с переменами в моей собственной жизни. Однако об этом знать следствию излишне. Достаточно формальных фактов, подтвержденных трудовой книжкой.

– Уволившись из клиники, я перешла на работу к нему. Давид был человеком гордым и не хотел, чтобы кто-то знал, что теперь его повсюду сопровождает врач. Посему мою должность окрестили «секретарь».

– Насколько я понимаю, функции личного помощника вы тоже выполняли? – прищурился следователь. Я кивнула.

– Состояние Давида постоянно менялось. То вверх, то вниз. А занятие мне он находил всегда. И я благодарна ему за это. Это была потрясающая школа жизни.

– Не совсем понимаю. Что именно вы делали для него?

– Что взбредет в голову великому гению, – искренне улыбнулась я, вспоминая прошедшее. – От покупки редчайшего сорта роз, что растет только в саду английской королевы, до роли натурщицы.

– Натурщицы? – переспросил младший следователь. Теперь я буду называть их так: Старший и Младший.

Блеск в его глаз мне не понравился, промелькнувшая на губах улыбочка еще меньше. Но сохранять спокойствие при любых обстоятельствах еще одна наука, что я постигла рядом с Давидом.

– Да, Давид писал мой портрет. Точнее, несколько. Кажется, это был его способ бороться со скукой.

– Его картины продаются на крупнейших аукционах мира, не так ли? – спросил Старший. Я кивнула. – Дороговато лекарство от скуки.

– Ему оно ничего не стоило.

– Давид оказался человеком щедрым, не так ли?

– Всегда был. Это подтвердит каждый, кто с ним общался. Большинство нынешних звезд кино и сцены обязаны своим успехом ему.

– Судя по всему, в своем завещании, он не был столь…великодушен?

– Не мне судить. Я, как и другие три его сотрудника, была более чем вознаграждена.

– Его…

Старший замялся и даже посмотрел с надеждой на меня. Бедняга, как окрестить гарем Терновцова и не на кликать на себя проблем, он не придумал. Я пришла на выручку:

– Спутницы.

– Верно. Его спутницы были не столь щедро одарены. Насколько я понимаю, речь шла лишь о каких-то сувенирах на память?

Я посоветовала себе быть как можно более осторожной. Лед под моими ногами трещал и расползался.

– Не мне судить о его решениях.

– Но ведь у вас есть собственное мнение о происходящем?

– Меня учили не лезть в чужие дела. Стараюсь следовать этому правилу.

– Похоже, Терновцов знал, кого брать в помощники, – не сдержал улыбку Старший.

Но взгляд тут же похолодел. Мы дошли до главного.

– Его нашли именно вы, не так ли?

– Да. Все верно.

Сердце ухнуло вниз. Непрошенные воспоминания замелькали перед глазами. Я поспешно потянулась к стакану с водой и сделала несколько глотков. Меня не торопили.

– Тот день ничем не отличался от десятка других. Давида пригласили на вручение очередной премии. Он не хотел тратить на это время и отправил меня.

– Раньше такое случалось?

– Постоянно.

– Мероприятие проходило в Манеже. Честно говоря, я хотела сжульничать и приехать к вручению награды. Но Давид настоял, чтобы я была там в самом начале. В итоге, я проторчала там почти четыре часа. Еще и угодила в пробку на обратном пути. В Эдем вернулась около двенадцати. Он был уже мертв.

Не сдержавшись, я поспешно отвернулась. Но быстро взяла себя в руки.

– Он был в саду. В Сиреневой беседке.

– Сиреневой?

– Да. За правым крылом здания, ближе к реке. Возле нее цветет сирень, в это время года он чаще всего проводил время там. Давид говорил, ее аромат напоминал ему о самом важном.

– О чем?

– Не знаю. Никогда не спрашивала.

– Не интересно?

– Даже очень. Но у нас было правило.

– Какое?

– Не лезть друг другу в душу.

– Что произошло дальше?

– Я вызвала скорую помощь. Бригада врачей приехала вместе с полицией. Давида забрали. Похоронили. А теперь выяснилось…

– Вернемся ко дню его смерти, – вежливо, но непреклонно, сказал Старший. – Вы уверены, что в доме никого не было, когда вы вернулись?

– Уверена.

– Дом большой, даже очень. Прилегающая территория просто огромна. Здесь так легко затеряться…

Мне вдруг стало страшно. Я вспомнила себя, идущую в сумерках белой ночи к беседке. Я искала и звала его по всему дому, он не откликнулся. Я не слишком удивилась, не обеспокоилась. Старший прав, на столь большом пространстве потеряться не мудрено.

Не найдя Давида в особняке, я направилась к Сиреневой беседке. Все последние дни он проводил там. Даже, если моросил дождь.

Я увидела его издалека. Закутанного в плед. На столе мерцали свечи, тускло горели фонарики. Он, конечно, же проигнорировал мой запрет и выкурил сигару. Да еще и коллекционного виски пригубил.

Готовясь чуть пожурить его и рассказать о скучной премии, я приблизилась. Он был мертв, я поняла это сразу. По устремленным в вечность глазам.

Я сжала руку в кулак. Почудилось, что я только что закрыла его веки. Но это было давно. Я должна сосредоточиться. Обязана.