Тайны Эдема

Дарья Макарова

Тайны Эдема

– Тьма сгущается перед рассветом. Разве ты не знала?

Вздрогнув всем телом, я проснулась. Сердце билось в груди, будто птица в силках. Не чувствуя собственного тела, я с превеликим трудом приподнялась. Свесив ноги с кровати, бездумно таращилась в пол. Пальцы противно дрожали. Эхо его голоса все еще звучало в голове, разносило в клочья душу.

Я перевела взгляд на часы. Без пятнадцати семь. Сколько я спала сегодняшней ночью? Полчаса от силы. И то…Чертовы кошмары. Лучше бы и не ложилась.

Чувствуя себя разбитой старой торбой, я продолжала сидеть на месте. Я не зашторила на ночь окна. Комната заполнилась невесомым светом белых ночей.

Аромат сирени проник в мою спальню, словно вор сквозь приоткрытое окно. В любой другой день я вдыхала бы его не спеша, с удовольствием, пытаясь прочувствовать каждую нотку.

В любой другой день. Но не сегодня.

Сконцентрировав сердитый взгляд на циферблате, я ждала, пока часы покажут ровно семь. До будильника спать еще час. Но подобных снов я и врагу не пожелаю.

Час пробил. Время горевать прошло. Пора браться за дело.

Монотонные привычные действия помогли окончательно прийти в себя. Принять прохладный душ, застелить постель. Легкий едва заметный макияж. Помада сегодня осталась в косметичке. Лишь блеск на губах. Волосы в строгий пучок. Крошечные серьги с жемчугом едва заметны. Больше никаких украшений.

Очки. Нужно обязательно взять солнцезащитные очки. Чтобы никто не видел глаз.

Бросив футляр с очками в сумочку, я зашла в гардеробную. Пустые полки, пустые вешалки. Ни единой пылинки. Ни единой соринки.

Одно лишь черное платье болтается на плечиках, а под ним туфли-лодочки. Такие же черные, как и моя душа сегодня.

Я надела его не спеша, стараясь не вспоминать, как и почему собирала свои вещи. Заставляя себя не думать о том, что ждет сегодня и в ближайшие дни. Жалкая попытка отсрочить неизбежное. Признаю. Но все же пытаюсь спрятаться. От себя.

Повязав тончайший кружевной шарф на волосы, я придирчиво оглядела себя в зеркало. Он терпеть не мог незавершенности. Во всем и всегда искал идеал. В женщине особенно.

Окинув прощальным взглядом просторную спальню, я застегнула чемодан. Машинально взяв ключ с длинной пушистой кисточкой, замерла нерешительно. Ритуалы и привычки, дань каждодневной действительности, теперь потеряли всякий смысл.

Запирать свою комнату я не стала. Вставила ключ в замок и пошла вдоль по коридору не оборачиваясь. Всерьез боясь превратиться в соляной столб или статую из собственных ранящих воспоминаний.

Слышав отзвук чужих разговоров из кухни, я незаметно прошмыгнула в гараж. Очередная отсрочка неизбежного. Но даже лишних пять минут без чужих разговоров и домыслов – подарок для меня.

Доставшийся от мамы «Форд», словно верный конь ожидал меня в огромно гараже. Среди элитных иномарок и раритетных ретро-автомобилей он смотрелся будто ослик в конюшне арабских лошадей. Мама называла его «Мой Сапфир». За красивый цвет и, полагаю, стоимость выплаченного кредита, превратившего рядовую машину в неприлично дорогую.

Забросив чемодан в багажник, а сумку на переднее сиденье, я пошла обратно. Задержалась возле двери, оставив ключи от теперь уже не моей «БМВ» на стенде с остальными ключами.

Уходя я обернулась и, задержав взгляд на мамином «Форде», впервые за минувшие дни почувствовала тихую радость. Словно обещание, что скоро все наладится. Я справлюсь, как всегда справлялась она.

Стоило мне появится на кухне, как на разнесчастных лицах показались улыбки. Но были они до того жалки и натянуты, что оказались не способны обмануть даже своих хозяев и тут же исчезли.

Люба поспешно бросилась ставить чайник и заваривать свежий чай. Суетливо, но сноровисто, она принялась за завтрак. Мои попытки остановить сердобольную и пышную, как свежая буханка хлеба, кухарку, успехом не увенчались.

Запоздало сообразив, что ее суета – что моя методичность – попытка не потонуть в не отпускающих тяготах.

Владения Любы, огромная кухня метров в пятьдесят, всегда являли собой образец порядка и частоты. Сегодня же просто сияли. Похоже, Люба даже бессонницу проводила с пользой.

Но дикая смесь ароматов сирени и утраты витала и здесь. Я присела за массивный дубовый стол подле окна. За ним обедал и коротал свободное время персонал. Домочадцы и гости огромного особняка на кухню не наведывались. Разве что заблудившись.

За исключением хозяина, конечно. Давид частенько бывал здесь. А если Люба пекла печенье или что-то сладенькое, так и вовсе не уходил. Садился в уголок, откуда была видна река и отлично просматривалась кухня. Пил душистый чай с травами, что росли под окном, смешил кухарку. Играл в шахматы с водителем или в карты с садовником…

Задержав взгляд на пустующем стуле, я передернула плечами и поспешно уткнулась в чашку с чаем. Водитель Юра и садовник Геннадий мой жест заметили и понимающе поджали губы. Домработница Наташа заморгала часто-часто, дабы вновь не расплакаться. Одна лишь Люба была занята. Я позавидовала ей, но вмешиваться не решилась.

– Уверена, что сама поедешь, Лизонька? – спросил меня Юра.

Он работал на Давида дольше всех нас. Почти сорок лет. Годы посеребрили его короткие волосы, избороздили глубокими морщинами лицо. Но голубые глаза смотрели на мир все также радостно и приветливо. В любой другой день, но не сегодня.

– Не переживай. Доберусь в целости и сохранности.

– Все же лучше поехала бы с нами. После похорон за руль садиться – идея никудышная.

– Я на поминки не поеду, – напомнила я. – А сюда возвращаться не хочу.

– И все же…– попыталась образумить меня Наташа.

      Но я поднялась и, поблагодарив всех, сказала:

– Прогуляюсь, пока время есть.

И поспешила скрыться за дверью, ведущей из кухни в сад, пока вновь не пошел по кругу заунывный разговор.

Я неспешно шла по уложенной камнем тропинке. Легких туман с реки и утренняя прохлада сопровождали меня, бережно укутывали плечи невесомой дымкой. Я вглядывалась в великолепие сада и парка столь же пристально и жадно, как в свою первую прогулку здесь. С той разницей, что тогда я знакомилась с владениями Давида, а теперь прощалась с ними навсегда.

Я спустилась вниз по крутой тропе меж раскидистых крон деревьев к реке. Побоявшись испачкать платье, не уселась на доски причала, как бывало ранее. А встав у самого края, вглядывалась в безмятежную гладь реки, густую зелень противоположного берега.

За моей спиной на небольшом холме возвышался особняк Давида. Здание, построенное в английском стиле, почти двадцать лет назад, было сплошь опутано виноградом и розами. Серый камень проступал лишь в непогожее время года, когда исчезали листья. Огромные окна в белоснежных рамах, казалось, пытались пропустить внутрь весь свет так часто хмурого петербургского неба. И дом, и сад, будто бы тянулись к солнцу, к жизни, и неустанно радовались им. Эдем. Так Давид называл свои владения.

Но жизнь из особняка ушла. Ушла вместе с ним. Все случилось два дня назад. Непоправимо и безвозвратно. И пусть изменения еще не заметны глазу, но каждый, кто не сомкнул глаз этой ночью, точно знает – мир больше не будет прежним. Эдем оставлен навсегда.

Безжалостно разбивая тишину, затрезвонил мобильный. Вытащив его из сумочки, я взглянула на дисплей, но не ответила. Выключила звук. Неизбежная и малодушная отсрочка.

Упрямо оставаясь на месте, я проигнорировала еще три звонка. Но я больше не видела красоты вокруг, скверные мысли острыми иглами пронизывали разум.

Следующий звонок был от Наташи. Малодушничать я не стала.

– Лизонька, – судя по приглушенному шепоту, Наташа заперлась в кладовке, чтобы позвонить мне. – Возвращайся, скорее. Жены сейчас подерутся, вот тебе крест. То есть…вдовы.

Бросив телефон обратно в сумку, я с тоской посмотрела на возвышавшийся над берегом особняк. Мне ничего не стоило просто уйти. Ничто меня здесь больше не держало. Но тяжко вздохнув, я все же поплелась обратно.