Страница 13 из 18
- Вы не обижайтесь только на меня, Иван Филиппович, - закончив разделку, произнесла она вдруг дрогнувшим голосом, и полпред удивлённо моргнул. - Знаете, если бы вы свою кандидатуру на пост президента России выдвинули, я б за вас первая проголосовала!
- Позвольте спросить, почему? - опомнившись, поинтересовался полпред, и всхохотнувшие было журналисты снова притихли.
- А потому что вы перед теми женщинами, матерями... после теракта... на колени встали, - глухо отозвалась Татьяна. - И я вам за это, Иван Филиппович, до земли поклонюсь.
И впрямь низко поклонилась, коснувшись пальцами затоптанного пола.
Корреспонденты вновь зашушукались.
Полпред хрипловато откашлялся.
- Воспитание по Макаренко... - обречённо пробормотал Тимурханов, потирая затылок. - Методом взрыва... Вот же чёртова баба...
И с упавшим сердцем увидел, как завороженно провожает Татьяну глазами высокопоставленное лицо.
* * *
- Что делаешь? - Тимурханов редко когда до такой степени не знал, как сказать то, что собирался сказать.
- Беслан Алиевич... - недоумённо и сонно отозвалась Татьяна, - сегодня номер сдавали... прессуха ещё... час ночи... что я могу делать? Сплю. Нужно что-то?
- Нужно, - он прикрыл глаза, отчаянно злясь на себя. - Умоешься, приведёшь себя в порядок, оденешься... - он откашлялся, - понарядней. Малхаз за тобой заедет.
Молчание в трубке навалилось камнем.
- И?
- И споёшь полпреду! В ресторане. - Тимурханов обозлился ещё больше. - Довыступалась сегодня? Ещё выступишь! Поняла?
- Поняла! - Её голос зазвенел. - И играть в эти ваши игрушки не буду!
- Будешь как миленькая! - обрезал Тимурханов.
- Как же! Ждите!
Гудки...
- И подожду! - скрипнув зубами, он повернулся к Малхазу.- Сейчас поедешь и привезёшь её. Прямо сюда!
- Бес... она же отказалась! - процедил Малхаз, глядя на него исподлобья.
Ресторан был полон. И за столом полпреда, кроме него самого, сидел внимательно слушавший Султан, по лицу которого бродила кривая усмешка.
- Ты глухой? - поинтересовался Тимурханов, прищурившись.
- Она не поедет, - Малхаз катнул желваками на скулах, но, опустив глаза под его взглядом, повернулся и скрылся в дверях.
Полпред опрокинул очередную рюмку коньяка. Султан поигрывал вилкой и ножом, всё так же криво усмехаясь.
И по тому, как вдруг разом стих привычный ресторанный гул, даже не поворачиваясь к дверям, Тимурханов понял - приехала.
Босая.
В чёрном свитере Малхаза, доходившем почти до подола её ночной сорочки.
Встрёпанная рыжая грива прядями падала на глаза, полыхавшие нестерпимым зелёным огнём.
Полпред медленно поднялся, машинально застёгивая ворот рубашки.
Встал и Султан.
Не глядя на него, не глядя ни на кого, она прошла прямо к эстраде, на которой зажигало цыганское трио, властно протянула руку. Черноголовый солист в алой переливчатой рубахе, как завороженный, отдал ей свою гитару. Тряхнув копной волос, она провела пальцами по струнам, одобрительно кивнула просиявшему цыгану. И... без микрофона, в полный голос, уже в совершеннейшей тишине...
- Са ромалэ пхучэла
Бубамара - сосэ ачхэла,
Дэвла, дэвла, вачар лэ,
Бубамара тукэ потчинэл...
Эй, ромалэн ашунэн,
Эй, чхаворэн гуглэ зуралэн,
Бубамара чхайори,
Баро гырга вой си оджили...
Джинджи-ринджи, бубамара,
Цхэлийе, жужийе, хайдэ море хой ромэса...
Оборвала песню на полуслове и так же резко, одним движением вскинутой руки, оборвала загомонивших было цыган:
- Не цыганка я, пхэнори. Гаджинка... Подпойте лучше. Видите, вон баре, - ледяной взгляд обжёг Тимурханова, - песен моих желают!
Тимурханов не желал ничего, кроме как провалиться сквозь натёртый паркет ресторана. Немедля.
- ...Песен, ещё ненаписанных, сколько?
Скажи, кукушка, пропой!
В городе мне жить, или на выселках,
Камнем лежать или гореть звездой?
Солнце моё, взгляни на меня...
Глядел на неё весь зал. Глазел, забыв обо всём. А её взгляд не отрывался от них, застывших возле стола полпреда.
- ...Кто пойдёт по следу одинокому?
Сильные да смелые головы сложили в поле - в бою!