Страница 100 из 107
- Бог пусть вас простит, и я прощаю, - вдруг вырвалось у неё полузабытое, давнишнее.
я пытался быть справедливым и добрым
и мне не казалось ни страшным, ни странным,
что внизу на земле собираются толпы
пришедших смотреть, как падает ангел
Щелчок.
Осечка.
Он торопливо дослал патрон в патронник.
Щелчок.
Осечка.
и в открытые рты наметает ветром
то ли белый снег, то ли сладкую манну
то ли просто перья, летящие следом
за сорвавшимся вниз, словно падший ангел
Щелчок.
Осечка.
- Собар де! - вдруг сипло выговорил тот, кто толкнул её к забору.
Рука с пистолетом опустилась.
Не сводя с неё глаз, все трое медленно отступили, а потом враз исчезли, словно растворившись в проулке.
- ЙоI! - Она очнулась, услышав только, как всплеснула руками тётя Тома. - Уронила банку? Хотела же проводить! Иди, иди сюда, ещё налью! Ты что молчишь? Обидел кто?
- Спасибо, тёть Том, - она откашлялась. - Никто не обидел. Спасибо.
прямо вниз
туда, откуда мы вышли в надежде на новую жизнь
прямо вниз
туда, откуда мы жадно смотрели на синюю высь
прямо вниз
* * *
"Будущее чеченского народа зависит, на сегодняшний день, от того, когда закончится война, и когда чеченцы получат гарантии безопасности, что в будущем никто и ни под каким предлогом не навяжет нам очередную войну. Об этом и думает, в первую очередь, чеченский народ".
(Анзор МАСХАДОВ)
* * *
Когда они с Беком выходили уже на залитый солнцем пятачок двора...
Когда она облегчённо выдохнула, потому что давили даже сами стены ИВС, - изолятора временного содержания, - пропитанные запахом хлорки, испражнений, баланды, смертного пота, боли, ненависти...
...человек, слетевший откуда-то - с крыши ли, с забора ли, под грохот автоматной очереди рухнул прямо ей под ноги.
И она не успела даже вдохнуть после выдоха, опускаясь рядом с ним на обжигающе горячий асфальт, только слыша отчаянный, навзрыд, крик Бека:
- Бешеная, не-ет!
не догонишь - не поймаешь, не догнал - не воровали
без труда не выбьешь зубы, не продашь, не нае#ёшь
эту песню не задушишь, не убьёшь
эту песню не задушишь, не убьёшь
Едва слышно долетали откуда-то издалека и этот крик, и поднявшийся гам, и выстрелы, и тенями стали заметавшиеся люди в форме и без формы. Был только этот чужой человек, заросший и грязный, в кровавом тряпье, мучительно выгнувшийся дугой на асфальте, чьи жёсткие руки она намертво стиснула в своих.
Загрохотали уже не выстрелы - гром.
А потом - всё ушло.
лейся, песня, на пpостоpы, залетай в печные тpyбы
рожки-ножки чёpным дымом по кpасавице-земле
гоpи-гоpи ясно, чтобы не погасло
гоpи-гоpи ясно, чтобы не погасло
А потом - в темноте - голос Бека. Скрежеща зубами, он сыпал такой отборной бранью, что в глазах у неё враз просветлело.
- Как тебе не стыдно! - пробормотала она, едва шевеля губами.
Косынка, намокнув, липла ко лбу и волосам, сырая кофточка липла к груди.
дождь?
Потёртая спинка автомобильного сиденья, бледное лицо Бека.
- Ты бы при своей маме тоже так ругался? - пробормотала она, как когда-то.
Глаза его ещё больше расширились, на миг став совсем детскими, и, зажмурившись, он отвернулся.
- Прикончишь ведь пацана когда-нибудь, Бешеная... - прогудел облегчённо бас Малхаза.
Откуда он здесь?
- ДIалелла кхузара! - прохрипел Бек Малхазу, не оборачиваясь. - Гони!
зорко смотрит вдаль терпеливый
широко шагает прочь безымянный
весело молчит виноватый
облачко порхает высоко-высоко