Страница 2 из 7
Тем не менее, Эльга и пересеклась с ним, и заинтересовала его.
А он - её.
Он был тигром - так она определила его при первом же взгляде. Медведь - хозяин тайги, но тигр - хозяин хозяина.
У Андрея Петровича было много врагов, как у любого хозяина, силой удерживавшего свою власть. Однажды поздно вечером, торопясь вернуться в общагу, где она осталась почти одна, - все, кто мог, разъехались на летние каникулы, - и пробегая мимо какого-то кафе, Эльга увидела, как к крыльцу подъезжает почти неразличимая в темноте "тойота", и вывалившиеся оттуда люди открывают стрельбу.
Как в каком-нибудь бесконечном сериале про ментов, что так любила смотреть в своей каморке вахтёрша общаги Наталь-Пална.
Эльга не знала, что кафе принадлежит Андрею Петровичу, не знала, что сам он со своими людьми находится внутри. Автоматная очередь прогрохотала совсем рядом с нею, что-то сильно ударило её в грудь, отбрасывая к стене, а мир вокруг померк и исчез.
Она даже не успела толком сообразить, что происходит и совсем не успела испугаться.
Вновь открыв глаза, Эльга увидела перед собой спокойное, с резкими чертами лицо немолодого мужика. Левый висок его пересекал белёсый шрам, спускаясь на щёку, а взгляд светло-карих глаз был немигающим и пронзительным, как у беркута.
- Привет, - весело сказал мужик. - Меня зовут Андрей Петрович. Ситников. А тебя?
Эльга облизала сухие губы и сипло выдавила:
- Эльга.
У неё отчаянно ныли рёбра - с левой стороны, под сердцем, и она незаметно провела по левому боку рукой, ища бинты. Но на ней была та же старенькая клетчатая рубашка на голое тело, джинсы, и никаких бинтов. Она огляделась и обнаружила, что лежит на чёрном кожаном диване, над которым тускловато горели затейливые светильники. Значит, не больница.
Мужик с интересом наблюдал за ней своими прищуренными хищными глазами.
- Нет, это не больница, - всё так же весело сказал он, будто отвечая на её последнюю мысль. - Тебе больница ни к чему - на тебе ни царапинки, синяки только. Даже рёбра не сломаны. А ведь тебя очередью зацепило - прямо под сердце, милка.
Эльга сглотнула.
Она сразу же поверила в это невероятное - не ужаснувшись, не удивившись. Ведь это же Сангия-мама дала ей свой дар.
Мужик продолжал испытующе смотреть ей в лицо, ища, как видно, на нём этот ужас и удивление, но так и не нашёл.
Протянув большую загорелую руку, он без церемоний дёрнул в стороны полы её рубашки, и Эльга едва успела поймать его за широкое запястье, на котором синела татуировка, и сжать из всех сил.
Так они и застыли, меряя друг друга взглядами. Наконец она разжала пальцы, а он неторопливо убрал руку и врастяжку проговорил:
- А теперь расскажи-ка мне, как ты выжила, милка. Иначе пожалеешь, что выжила.
Внутренности у Эльги противно скрутились холодным ужом, но глаз она не отвела.
- Сангия-мама спасла меня, - полушёпотом, но ровно проговорила она. - И я не Милка. Я Эльга.
Мужик задумчиво поерошил широкой ладонью свои коротко стриженые, тёмные с проседью волосы.
- Ты удэге? - резко спросил он, и Эльга молча кивнула.
- Про маму там какую-то свою грёбаную не заливай мне. - Твёрдые губы его скривились в жёсткой усмешке. - Три пули из "калаша" под сердце - никакой Бог не спасёт, ни Христос, ни мама ваша. Есть какой-то секрет, и я хочу его знать. И узнаю. Говори.
Эльга упорно молчала, хотя сзади по шее и между лопаток у неё поползли капельки ледяного пота. Разумом она понимала, что ей стоило бы поплакать, покричать и даже повизжать, чтобы выглядеть перед ним такой, какой она фактически была - перепуганной до одури малолеткой. Что, возможно, как-то помогло бы ей, но она не могла переломить себя. Вместо этого она осторожно пошевелилась, пытаясь ощутить под одеждой свой нож, давно ставший частью её тела.
Ножа не было.
- Тесак свой ищешь, что ли? - хмыкнул Андрей Петрович - от его пронзительного взгляда её движение не укрылось. - Знатный у тебя тесак, милка. Но теперь он у меня.
- Не понимаю, про что вы, - произнесла Эльга непослушными губами, но всё так же ровно. - Я... плохо знаю русский. Я удэге.
Его большая тёплая рука теперь легла ей на макушку и небрежно погладила, а потом сжала пряди волос так крепко и больно, что Эльга сперва невольно зажмурилась, но опять с усилием распахнула глаза и сквозь набежавшие от боли слёзы прямо взглянула в его жестоко усмехавшееся лицо.
- Говорю, не заливай мне, милка, - сказал он почти ласково. - Допустим, смертью тебя не напугаешь, если тебя пули не берут. Но есть вещи похуже смерти. Я ведь тебя прямо здесь расстелю, а потом отдам своим пацанам. Они тебя просто на тряпки порвут, милка. Вряд ли тебе это понравится. Говори.
Эльга снова облизнула губы. Да, были вещи похуже и пострашнее смерти. Она качнула головой, пытаясь вывернуться из-под его руки, и отозвалась:
- Вы всё равно не поверите.
- Я разберусь, - легко пообещал он. Взгляд его из-под густых бровей всё так же насквозь пронизывал её, и она едва удерживалась, чтоб не поёжиться. - Давай выкладывай, милка.
- Эльга, - твёрдо поправила она. И помедлив, продолжала, не отводя глаз. - Там, где я родилась, есть Озеро...
* * *
Озеро в окружении осоки, будто глаз в окружении ресниц, лежало в котловине меж двух сопок, которые Эльга про себя всегда называла именами двух братьев из бабушкиной сказки - Кандига и Индига. Нагромождения чёрных валунов на их вершинах напоминали ей лица воинов - суровые и грозные.