Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 18



Страной управляли бессмысленные лизоблюды, армией в разгар свирепой войны – троечные полководцы, умеющие только усы пушить и два года спустя продувшие решающую войну своим более одаренным сослуживцам. В стране легально практиковались телесные наказания, бессудные казни на фронте, крайние по скотству расстрелы безоружных демонстраций – Рижский, Ленский, Златоустовский, Кровавое воскресенье, – а царь нюхал розы, раздавал увечным сувениры и целовался для кинохроники с детками (единственная удачная находка картины – игривая таперская музычка, наложенная на эпизоды царских пикников в шляпках и купальных трико). Жанр «Милые моменты», избранный авторами, против их воли раздевает последнего русского императора до исподнего. «Романовы сюсюкали друг над другом, как старые няньки над писунами-младенцами, – писал в дневниках угрюмый Нагибин. – Как они чувствительны, сентиментальны, восторженны и утонченны, когда дело касается членов их семьи и высокорожденных родичей, как холодны, грубы и беспощадны, когда дело касается всех других, кроме раболепствующих сановников. Охают, ахают, умиляются друг над дружкой и лупят картечью по безоружному мирному населению. <…> Но как ни дико, они всерьез верили, что народ их обожает. Хоть бы раз задумались: а за что?»

Как ни дико, аналогичное заблуждение владеет и немолодым уже режиссером Панфиловым. Читая в авторской преамбуле: «Престиж царя все еще был высок – исключение составлял столичный Петроград», диву даешься: здрасьте, бабушка, опять всему виной «ленинградцы-москвичи – педерасты-стукачи»! Вон правильный народ играет на мандолине и любит царя, а вон неправильный народ носит красную тряпку и не любит царя. А адъютанты ходят по царскому поезду на цыпочках и боятся сообщить о волнениях в столице: как бы батюшка не расстроился. Этой вот заботой о нервах батюшки и угробили страну, да и его вместе с ней.

Провидение отнеслось к его правлению куда строже лучших умов отечественной режиссуры: ощущение проклятия витает над этой семьей и по сей день. Сначала ее гнусно, по-дворницки умертвили. Потом сбросили вповалку в овраг. Восемьдесят лет спустя православная церковь из грешных побуждений отказалась признать их стопроцентно идентифицированные останки, закрыв дорогу на погребение всем царствующим домам Европы. Потом во искупление греха канонизировала семью, отказав в том простолюдинам: доктору и прислуге. Под занавес российский истеблишмент устроил над гробами унизительнейшие тесты на лояльность президенту. А режиссер Панфилов еще и снял пошлый мещанский романс о беспричинной грозе над безвинными голубицами. «Такого даже “Титаник” себе не позволял», – зло резюмировала кинокритическая девушка Хлебникова.

Романов Н. А. был милейшим папенькой и архискверным государем. Последнее обстоятельство укрылось от режиссера Панфилова, но именно оно привело к величайшей внутригосударственной распре ХХ века и к многомиллионным жертвам среди россиян.

Не стране перед кесарем каяться – наоборот.

1917. Вождь

«Демон революции», 2017. Реж. Владимир Хотиненко

Ленин – сегмент русской идентичности. Для одних бог, для других бес, для большинства – дедушка-памятник в центре города, часто ничем более не примечательного. «Lenin is Santa Сlaus, Lenin is Mickey-Mouse», – юродствовал Кортнев в фильме «Дорога в рай»; но величины назвал соразмерные. Один из главных навигаторов нового века Лев Данилкин написал о нем бестселлер, ответив на все вопросы – и зачем ему «Искра», и в какой момент случилось обожествление (когда сбылось пророчество, что Германия проиграет войну и вернет все территории, отжатые по Брестскому миру). Вычти из русских Ленина – станут рядовыми неудачниками на европейском шляху. Поставь назад – и сразу мы опасные, особенные, скифы-азиаты, вещие дикари; как индейцы, говорящие с небом и змеями.

Достоевский не велел редактуре править свои грамматические ошибки. Пусть, говорил, будет.

Знал, что это ошибки гения.

Ленин – пусть будет.



Пломбированным вагоном и немецкой казной Ильичу бы посмертно всю плешь проели, каб она у него не была и так полированная. Иных умников послушать – без кайзеровских денег увял бы сокрушитель царств в швейцарской глуши, катаясь на велосипеде. Как же, как же. А если б еще и не родился. А если б его трамвай переехал. А если б на месте тряпки Романова был Столыпин. А если б не война.

А если б у бабушки был член, да.

Вопрос, откуда дровишки, исстари занимал хроникеров Октября – но совсем не в той степени, чтоб делать немецкое финансирование главной причиной бунта. Скорее, как умение аккумулировать свободные средства для сектантских нужд. Один из ловких жуков-авантюристов, каких во множестве породила русская смута – от Азефа до Свердлова, Александр Парвус убедил кабинет воюющей Германии пробашлять наиболее перспективных разрушителей враждебного царства. Царство пало и восстало под новым руководством в четыре года. Парвус озолотился и умер на обочине истории. Германия выиграла бой и ушла в небытие, а четверть века спустя перестала существовать как самостоятельная единица. А рыжий подвижный человек в кепке сделался иконой левой мысли на сто лет вперед, потому что видел на четыре хода дальше и своей, и германской, и прочих империй и Парвусов, вместе взятых. В отличие от коллег, он не оказывался волею судеб в нужном месте в нужное время – он это нужное время сам себе и создавал.

Мифотворец Хотиненко, лукавинкой, картавинкой и рыжей бородой сам похожий на Ленина (только очень большого), сделал мощное кино о том, как Фауст переиграл Мефистофеля. Деньги взял, в оборот пустил и навешал бесу щелбанов, переформатировав ненавистную державу в могильщика всех немецких чаяний на век вперед. В режиссерской сборке история излагалась проигравшим Парвусом в шикарном поместье под стрекот киноаппарата – свидетеля великих возможностей и великого краха. В американском кино так вещали о золотом веке Голливуда его падшие идолы, рантье былых побед. Конечно, здесь присутствовали мотивы «Гражданина Кейна» – посмертного памятника богочеловеку.

И конечно, продать это массовому зрителю не было ни малейшей возможности. Сказка писалась для тех, кто слышал имя Парвуса и не слишком возбуждался от известия, что на самом деле он Гельфанд. Кому знаком фаустовский миф и дано оценить масштаб личности вне зависимости от плюсовых и минусовых оценок ею содеянного. Таких немного. Большинству интересней, как жиды на фрицевские деньги поломали блестящую позолоченную Россию. И продюсер Роднянский приступил к титанической работе по порче хорошего кино во имя его пущей капитализации (так все продюсеры делают).

Сначала переименовал «Меморандум Парвуса» в «Демона революции» – крайне преувеличив роль беса в октябрьских событиях. Потом отрезал кривлянье Парвуса у киноаппарата – купируя посмертный ленинский миф. Потом ввел закадровый текст, написанный редкостным дураком (или дурой: сценаристов шестеро, половина женщины) и столь же выдающимся знатоком дрянных струн массовой души.

Сообщается, что Зиновьев был охоч до баб, Красин охоч до бомб, Парвус слыл тайной пружиной темных сил, а Радек беспринципной свиньей, за что всех, кто не умер сам, потом убил Сталин. Ценнейшая информация для оценки грандиозных перемен России ХХ века.

Сообщается, что Ганецкий когда-то помог Ленину бежать, за что был позже отблагодарен местом главы Центробанка. Дешевые плебеи. Это сегодня Центробанк – источник благ, а при крахе финансов от него одна язва, аритмия и хронический недосып. Как и от любого поста в тогдашнем Совнаркоме.

Сообщается, что революции могло и не быть. Ну да. В стране за 12 лет случились две революции, бунтовались гарнизоны и флот, без войны три года действовала чрезвычайная военная юстиция, после чего гений-царь все же в войну влез, вооружив и обучив бою миллионы нищих, – но третьей революции могло и не быть, каб не юркий еврей с немецкой мошной.