Страница 119 из 479
– Это из драмы «Чэнь Линь с коробкой помады и белил»,[474] – заметил Чжоу, – а мы собрались сюда поздравить хозяина. Нет, такая ария не подойдет.
– Давайте я закажу. Позовите-ка мне певцов, – заявил Сюэ. – Помните романс на мотив «Ликуют небеса»? Вот этот: «Подумай, самое тяжкое в жизни – разлука»?
– Ваше превосходительство, – громко рассмеялся надзиратель Ся, – вы предлагаете песнь о расставании. Тем более сегодня не подходит.
– Мы, придворные, – сказал Сюэ, – знаем одно – как угодить Его Величеству. Неведома нам прелесть романсов и арий. Пусть поют, что им по душе.
Судебный надзиратель Ся, как представитель придворной стражи, лицо, призванное своим авторитетом вершить правосудие, приказал певцам:
– Спойте из «Тринадцати напевов».[475] Сегодня его сиятельство Симэнь вступает в должность, празднует свое рождение и рождение сына, а потому надо спеть именно эту арию.
– Как – рождение сына? – спросил Сюэ.
– В этот день, ваше превосходительство, – объяснял Чжоу, – сыну почтенного господина Симэня исполнился ровно месяц со дня его рождения, и мы, сослуживцы, поднесли ему свои скромные дары.
– В самом деле?! – воскликнул Сюэ и обратился к Лю: – Завтра же, брат Лю, надо будет послать подарки.
– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, – уговаривал их благодарный Симэнь. – Достоин ли вашего внимания какой-то отпрыск вашего ничтожного ученика?!
Симэнь позвал Дайаня и велел ему вызвать У Иньэр и Ли Гуйцзе. Ярко разряженные певицы вышли, колыхаясь, словно цветущие ветки. Они выпрямились, как воткнутые в подсвечник свечи, а потом, отвесив четыре земных поклона, взяли кувшины и стали наполнять вином кубки. Певцы спели несколько новых романсов. И с таким мастерством владели они голосами, что мелодия плавно лилась, наполняя собою всю залу. Пир, казалось, происходил средь букетов цветов на узорной парче и продолжался вплоть до первой ночной стражи.
Первым поднялся дворцовый смотритель евнух Сюэ.
– Я, во-первых, чрезвычайно признателен за столь радушный прием; во-вторых, за возможность присутствовать на радостном торжестве, где, сам того не замечая, задержался до наступления столь позднего часа, – рассыпался в благодарностях Сюэ. – Мне очень прискорбно, но я должен откланяться.
– Прошу прошения за такой скромный прием, – говорил, в свою очередь, Симэнь. – Вы осчастливили меня своим блистательным прибытием, осветили мою хижину сиянием роскоши и блеска. Продлите хоть немножко мою радость, посидите еще чуть-чуть, чтобы я мог сполна вкусить удовольствие быть в вашем обществе.
– Нас глубоко печалит расставанье, но мы больше не в силах вкусить яств и выпить даже чарку, – говорили остальные гости, вставая с мест и низко кланяясь.
Симэнь попытался удержать гостей, но ему пришлось вместе с шурином У Старшим и У Вторым проводить их до ворот. Во дворе гремела музыка, ярко освещали путь фонари. Процессию гостей окружала свита стражников, которые окликами расчищали путь.
Да,
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в следующий раз.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
ЛИ ГУЙЦЗЕ СТАНОВИТСЯ ПРИЕМНОЙ ДОЧЕРЬЮ У ЮЭНЯН
ИН БОЦЗЮЭ ПОДБИВАЕТ ДРУГУЮ ПЕВИЧКУ НЕ ОТСТАВАТЬ ОТ МОДЫ
Толстенная сума – вот знатности основа,
В чины пролезший богатей – совсем не ново.
В постах высоких создают себе опору,
Карабкаются вверх – и катятся под гору.
Никто не хочет со злодеями родниться,
Но не посмеет с сильными браниться.
Не лучше ль усмирить порывы страсти?
Над Небом человек не знает власти.
Так вот, в тот вечер гости разошлись. Симэнь оставил шуринов У Старшего и У Второго, Ин Боцзюэ и Се Сида. Певцы и актеры пошли закусить.
– Завтра опять приходите, – наказал им Симэнь. – Уездные правители прибудут, так что оденьтесь как полагается. Награду получите за все сразу.
– Постараемся, – отвечали актеры. – Оденемся в новые платья чиновного покроя.
После угощения с вином они отвесили хозяину земной поклон и удалились.
Через некоторое время появились Ли Гуйцзе и У Иньэр.
– Уж поздно, батюшка, – сказали они, улыбаясь. – За нами паланкины прибыли. Мы домой собираемся.
– Дети мои! – обратился к певицам Ин Боцзюэ. – Как вы своенравны! Неужели вы не споете господам шуринам? Домой еще успеете.
– Хорошо тебе разглагольствовать! – заявила Гуйцзе. – А мы два дня домой не показывались. Мамаша, должно быть, все глаза проглядела.
– Это с чего же? – удивился Ин Боцзюэ. – Боится, от сливы кусочек откусят, а?[476]
– Ладно! – вмешался Симэнь. – Пусть идут. Им и так за день-то досталось. А нам Ли Мин и У Хуэй споют. Вас накормили? – спросил он певиц.
– Только что, у матушки Старшей, – ответила Гуйцзе.
Певички отвесили земные поклоны и собрались уходить.
– Послезавтра сами приходите, – наказывал Симэнь, – да еще двух с собой приводите. Может, Чжэн Айсян и Хань Цзиньчуань. У меня будут родные и друзья.
– Везет вам, потаскушки! – вставил Боцзюэ. – Мало – самих зовут, да и других приглашать поручают. Еще и на посредничестве дают поживиться.
– К прилипалам ты себя вроде бы не причисляешь, а откуда же тебе все известно?! – изумилась Гуйцзе.
Певицы со смехом удалились.
– Скажи, брат, кого ты намерен послезавтра принимать? – спросил Боцзюэ.
– Почтенного Цяо приглашу, обоих шуринов, Хуа Старшего, свояка Шэня и всех вас, друзей-побратимов. Весело будет!
– Сколько мы тебе, брат, надоедали! – заметил Боцзюэ. – Мы вдвоем тогда уж пораньше придем. Поможем гостей принимать.
– Тронут вашей заботой, – ответил Симэнь.
Появились с инструментами в руках Ли Мин и У Хуэй. Когда они спели несколько куплетов, шурин У Старший и остальные стали собираться домой, но о том вечере говорить больше не будем.
На другой день Симэнь пригласил всех четверых уездных начальников,[477] которые еще до этого прислали свои подарки, поздравив Симэня с рождением сына.
В тот день первым прибыл придворный смотритель евнух Сюэ. Симэнь провел его в крытую галерею, куда был подан чай.
– Брат Лю прислал подарки? – поинтересовался гость.
– Да, его превосходительство прислали свои подарки, – отвечал Симэнь.
Через некоторое время Сюэ попросил показать младенца.
– Хочу пожелать ему долгоденствия, – сказал он.
Симэнь не мог отказать и велел Дайаню передать просьбу в дальние покои.
Вскоре у садовой калитки появилась кормилица с завернутым Гуаньгэ в руках. Дайань взял у нее ребенка.
– Какой прелестный ребенок! – восклицал восхищенный Сюэ. – Слуги, подите сюда!
Тотчас же появились двое одетых в темное платье слуг, внесших четырехугольный золоченый ящик. Из него были извлечены две коробки, в которых лежали подарки: кусок лучшего огненно-красного атласа;[478] четыре серебряных с позолотой монеты с выгравированными знаками: «счастье», «долголетие», «процветание», «благополучие»; ярко разрисованный, крапленый золотом барабанчик с изображением божества долголетия Шоусина и в два ляна весом серебряный амулет, символизирующий восемь драгоценностей.[479]
– У меня, бедного дворцового смотрителя, не нашлось ничего иного, – говорил Сюэ. – Пришлось поднести для забавы младенцу вот эти скромные безделки.
474
«Чэнь Линь с коробом помады и белил» – название пьесы, созданной в XIII–XIV вв. В ней рассказывается о сунском государе Чжэнь-цзуне, который правил с 997 по 1021 г., и двух его наложницах: Ли и Лю. Когда у красавицы Ли должен был родиться ребенок, хитрая и коварная Лю подкупила повитуху и велела ей подменить младенца ободранной дохлой кошкой. Новорожденного же велено было немедля утопить. Но служанка, которой было поручено избавиться от младенца, пожалела его и, встретив верного сановника государя евнуха Чэнь Линя, рассказала ему о хитром замысле Лю. Чэнь Линь взялся вынести младенца из дворца в коробе с помадой и белилами. Так был спасен наследник. Сюжет этот впоследствии был обработан и Ши Юй-кунем в романе «Трое храбрых, пятеро справедливых» (М., «Художественная литература», 1974). Совершенно очевидно, что история с подменой наследника дохлой кошкой мало подходила для исполнения по случаю рождения сына Симэнь Цина. Вместе с тем эта драма упомянута здесь не случайно. Дальнейшие события в романе: нелюбовь коварной Цзиньлянь к Пинъэр и ее сыну, план Цзиньлянь – дрессировка кота с тем, чтобы он напугал насмерть ребенка, – явно перекликаются с сюжетом драмы о Чэнь Лине, хотя в «Цзинь, Пин, Мэй» все кончается трагически.
475
«Тринадцать напевов» – название драмы.
476
Здесь игра слов. Фамилия Гуйцзе – Ли, что буквально значит «слива».
477
Четыре уездных начальника – основные административные чины в уезде: начальник уезда, его помошник, архивариус и секретарь-канцелярист.
478
Поскольку китайцы верили, что черти и прочая нечисть боятся красного цвета, то детей старались одевать в ярко-красные одежды. Вот почему евнух Сюэ дарит по случаю рождения сына Симэнь Цина именно огненно-красный атлас.
479
Шоусин – бог звезды долголетия и Южного полюса в китайском народном пантеоне. Его изображали на картинах в виде старца с шишкой на черепе и смеющимся лицом, сидящего верхом на олене (олень – символ карьеры), и журавлем (символом долголетия) рядом. Очень популярны в Китае и статуэтки с изображением Шоусина. Серебряные изображения восьми сокровищ (см. примеч. к гл. VIII) обычно прикрепляли к шапке ребенка. Они соответствуют восьми основным органам тела и, согласно поверью, отгоняют недуги.