Зло, 100%

– Тогда я что-нибудь придумаю, – ответил он.

Но как только Сареф сказал это, всплыла другая мысль. Он вдруг заподозрил, что Тоди сказала ему не всю правду. Он отклонился назад, заложил руки за голову и погрузился в раздумья. Пока он припоминал всё, что произошло с тех пор, как он вышел к жилищу поселенцев, Тоди заметила, что вода вскипела, насыпала туда чашку крупы и принялась мешать.

Сарефа беспокоило, что мародёры сходу убили поселенцев. Его также беспокоило, что девочка утверждала, что не знала никого в округе. Покинув Город три дня назад, он надеялся просто провести отпуск, держась в тени и наслаждаясь жареной дичью три раза в день. Снежный ком, который покатился, когда он нашёл останки Круда и Хельви, только что вырос выше дома, в котором он сидел. Имело ли только что совершённое убийство какое-то отношение к убийству Круда и Хельви?

– Сюда кто-нибудь вообще приходит? – небрежно спросил он Тоди.

Она вздрогнула, но было непонятно, от его ли вопроса или от капли кипятка, которая упала ей на руку.

– Торговцы солью приходят…

– А кроме торговцев солью?

Тоди замолчала. Чем дольше Сареф находился рядом с девочкой, чем больше говорил с ней, тем сильнее было у него чувство, что она была если не скрытная, то хитрая.

– Другие поселенцы приходят за мехами, шкурами и рогами, время от времени.

По изменению её голоса, позы и выражения лица, он сразу понял, что она поняла, что врать ему было бесполезно. Он имел дело с почти равной. От этой мысли волосы встали дыбом у него на затылке.

– Откуда? – спросил он.

– Я не знаю, господин. Они не говорят со мной, только с отцом. Не говорили.

– Где всё, что принадлежит тебе?

– Вот тут, на полке у меня над кроватью и в сундучке.

– У тебя есть игрушки?

– У меня есть кукла и волчок, господин.

– А теперь самый важный вопрос, – сказал Сареф. – Есть ли у тебя вещевой мешок, чтобы унести в нём твоё имущество?

– У отца есть тот, который он берёт на охоту. Брал.

Сарефа так же беспокоило, что Тоди не проронила ни единой слезы с утренних событий. Она говорила о своих родителях так, как если бы они всё ещё были живы, но сразу за тем поправляла себя, почти равнодушно. Он не понимал, была ли она всё ещё в состоянии шока от испуга, или просто не до конца понимала, что произошло. Но потом другая, странная мысль, посетила его, и он от неё нахмурился.

– Каша готова, – прервала его размышления Тоди. – Сколько ложек Вам положить, господин?

Она стащила горшок с конфорки и прикрыла её. Потом она поставила на стол две глиняные миски, положила две кленовые ложки и перенесла туда горшок.

– Я съем столько же, сколько и ты, – ответил Сареф. – А тебе следует съесть столько, сколько ты сможешь, в разумных пределах, потому что неизвестно, когда ты будешь есть в следующий раз.

– Почему, господин?

– Потому что нам надо уходить. Нельзя здесь оставаться. Другие мародёры рано или поздно хватятся тех, которые приходили сюда, и отправят поисковую группу. Если они найдут тебя, то возьмут в рабство или убьют из мести.

Она внимательно слушала, без тени испуга в глазах, и недавняя странная мысль снова посетила Сарефа. Тем временем Тоди положила по две ложки каши в каждую миску. Потом она бросила на Сарефа взгляд и добавила в его миску ещё ложку.

– Ну и хитроумная же мелюзга, – подумал он, вставая и перемещаясь за стол.

Тоди налила две глиняные кружки кипячёной воды из другого горшка. Она поставила их на стол и села есть.

– Вы скажете молитву, господин? – спросила она.

– Просто приступай к еде, – ответил он. – Я следую другой вере, не такой, как остальные.

Девочка вздохнула с сожалением, сложила ладони перед грудью и потупилась.

– Спасибо тебе, дорогой Бог, за еду, которую ты мне послал, – быстро проговорила она.

Они приступили к еде в молчании, но как только Тоди расправилась со своей кашей, она посмотрела на Сарефа.

– Какая у Вас вера, господин? – спросила она. – Чем она отличается?

– Все верят в то, что Бог добрый и милостивый, точка, – поразмыслив, ответил он. – Я же верю в то, что Бог добр и милостив только к тем, кто достойны его усилий по сотворению всего в мире. Я верю, что Бог послал семеро судей в мир. Каждый судья несёт печать Бога, известную лишь самому Богу. Они живут среди нас, наблюдают за нами, и обязаны вынести нам свой приговор, когда увидят и услышат достаточно. А когда последний судья вынесет приговор, то Бог приведёт его в исполнение. Вот и вся вера.

– Это очень… страшно, господин, – ответила Тоди. – Что если судьи злые?

– Ни один из судей не злой, – возразил Сареф. – Они очень добрые, приятные и самые честные люди, каких только можно встретить. Они часто пытаются убедить людей, которые заблуждаются, поступать правильно, но те никогда не слушают, а многие отвечают нападками.

– Со стороны Бога – это зло, так с ними поступать, – тихо сказала она. – Откуда Вы, господин, знаете всё это?

– Я не знаю, – добродушно ответил он. – Так же как и ты не знаешь ничего о Боге. Это – лишь вера, вот и всё.

Тоди вздохнула, но Сареф почти вслух услышал её мысль: «Если Вам так угодно, господин».

– У тебя есть какая-нибудь еда, которая долго хранится, чтобы взять с собой? – спросил он.

– У нас… у меня есть солёная оленина, орехи и голубика в меду, – со знанием дела ответила она.

– Тогда возьми столько, сколько тебе понадобится на несколько дней.

– Несколько – это сколько, господин?

– В зависимости от того, как хорошо ты ходишь по лесу, займёт от двух до трёх дней, чтобы дойти до дома тех фермеров, о которых я тебе говорил. Они тебя не ожидают, так что даже если они тебя примут, тебе понадобится еды на пару дней. Так что, возьми на неделю. Ещё у тебя есть что-нибудь ценное?

Девочка вздохнула и посмотрела в сторону.

– Если оно спрятано, ты не обязана говорить мне. Я не для того сюда пришёл, чтобы поживиться тем, что не моё, но ты тоже не обязана сразу начать доверять мне. Я всё понимаю! Если ты знаешь и помнишь, где спрятаны ценности твоей семьи, и они хорошо спрятаны, то просто оставь их там, пока они тебе не понадобятся. Но обязательно возьми свои игрушки!

Девочка просияла и посмотрела на Сарефа с оттенком любопытства. Он решил, что это было хорошим знаком. По крайней мере, она не выглядела, как нависшая проблема. Она встала и принялась укладывать свои простые пожитки в кожаный вещевой мешок своего покойного отца. Сареф видел, как она положила две льняные рубашки, одну кожаную рубашку, в точности как одетая на ней, и льняное бельё. Когда она взяла свои меховую шапку и шубу, он остановил её.

– Не складывай их, – сказал он. – У тебя место заканчивается. Вместо этого наденешь их, прежде чем уходить.

Она кивнула и уложила свои игрушки, расчёску, полотенца и даже маленькое, круглое зеркальце.

– Господин? – вскоре позвала она его.

– Что?

– Вы можете помочь мне дотянуться до солёного мяса?

Она указала вверх. Там, между балок, висела деревянная коробка. Сареф проследил верёвку, на которой она висела, размотал её вокруг двух колышков в стене, и спустил коробку на обеденный стол. Всё устройство было очень умно. Две отполированных известковых плитки с отверстиями, просверлёнными посредине, были помещены посредине верёвки, перпендикулярно ей, чтобы не давать мышам спуститься по верёвке к коробке. Тоди вынула из щеколды деревянный колышек и открыла крышку. Внутри лежали несколько кусков солёного и подсушенного мяса, каждый завёрнутый в бересту и увязанный пеньковой бечёвкой. Она взяла один и положила в рюкзак.

– Давай их все возьмём, – предложил Сареф. – Не волнуйся: я понесу их за тебя.

– Спасибо, господин, – тихо ответила Тоди. – Теперь я готова.

Она была босой. Сареф взглянул на её пыльные ноги и спросил, есть ли у неё обувь.

– Ой, извините, я забыла о ней! – ахнула она. – У меня есть унты.

Она вытащила их из сундука и замерла, не зная, что делать. Сареф взял их у неё из рук и осмотрел подошвы из медвежьей шкуры. Они были практически новыми.