Зло, 100%

– Почему я подумал, что их трое? – подумал он. – Когда-то их было семеро.

Когда второй дочери Лейды, Фе́йд, было двенадцать, они пошли в лес, собирать грибы и ягоды. Они были меньше, чем в километре от дома, и лишь в десятке метров друг от друга, когда у Фейд начались месячные. Это было впервые, и она собирала ягоды, не зная об этом. Но об этом знал медведь. Он был рядом, по ветру, и учуял её. Медведь набросился на Фейд и убил её моментально. Лейда сражался с медведем одним своим копьём и прогнал его. А потом он нёс Фейд домой, преследуемый медведем. Лейде пришлось сражаться со зверем весь путь домой. В тот день у него появилась первая седина, и у Марси тоже.

Через несколько спокойных лет, пришла другая беда. Волки обычно не подходят близко к фермам. В лесу им достаточно еды. Но одной зимой одинокий, больной волк рыскал вокруг фермы Лейды и ждал. Семилетний сын Лейды, Ма́ут, услышал, как кудахчет курица в сарае, и Марси попросила его сбегать и принести яйцо. В следующую минуту, она услышала его крики. Когда Лейда и Марси выбежали наружу, они увидели волка, утаскивающего Маута за плечо. Они отогнали волка своими тесаками, но было слишком поздно.

Спустя несколько лет, пришла банда мародёров. Они забрали урожай, запугали фермеров и ушли, не слишком навредив. Но они принесли дифтерию, и второй, и третий сыновья Лейды умерли за несколько недель. Четыре надгробия стояли на небольшой поляне позади хижины. Сареф был в Городе, когда прослышал про Фейд. Кто-то пересказал ему слух о том, что медведь убил ребёнка поселенцев. Он был сильно занят тем, что не мог оставить, и лишь через три месяца он вышел наружу, разузнал больше и пришёл на ферму к Лейде. Сареф никогда не забудет ту ночь. Лейда, тихий и сильный человек, рассказывал ему историю, сжав кулаки и челюсти. Марси сидела, спрятав лицо в ладонях, даже не дыша. Бейш просто спряталась за занавеской в алькове, где они спали. Поутру Сареф сходил до обрыва и принёс оттуда блок плитняка. Он высек из него надгробие и вырезал на нём имя Фейд. Позже Лейда сам сделал остальные три.

Поселенцы сами выбирали свои судьбы. Никто не заставлял их жить в глуши. Они не хотели иметь ничего общего с Городом и его погнутым населением. Вот почему они платили цену. Сареф был не в силах ничего изменить и не очень-то хотел. Он жил своей жизнью. Одни считали его святым, а другие чудовищем. Навязывать свои идеалы другим было не в его привычках. Он вышел наружу и позвал Бейш, чтобы сказать ей, что идёт охотиться. Она кивнула в подтверждение и вернулась к своим трудам.

С фермы Лейды был лишь один выход, через который Сареф до этого пришёл. Хитроумный, каким только можно быть, Лейда всю свою жизнь сажал колючие деревья и кустарники вокруг своей земли. Любые гости, хорошие или плохие, должны были проходить по узкому проходу, чтобы попасть туда, или рвать свою одежду через колючую чащу. Когда Сареф вернулся через час, неся толстую олениху, это вызвало улыбку у Бейш. Он повесил тушу под навесом у сарая и присел отдохнуть. К этому времени она уже закончила свою работу и пошла к ручью, который протекал через дальний угол поля. Она принесла бадью воды и вылила её в котёл на плите, чтобы вскипятить. Потом она вернулась и села рядом с Сарефом.

– Насколько плохо они поранили Марси? – спросил он.

– У неё осталась пара шрамов на шее, – пожала плечами Бейш. – Они прижали её к земле своими алебардами, пока били отца.

– Могло быть и хуже.

– Я знаю.

Лейда и Марси показались между делянками картофеля и кукурузы. Было пора готовить ужин и ложиться спать. Марси строго взглянула на Бейш, но та не пошевелилась. Лейда проворчал, проходя мимо неё в сарай, но Бейш сидела, как статуя.

– Что это ты расселась, словно принцесса? – проворчал он, когда он и его жена оставили мотыги в сарае и вышли.

– Сареф только что оленя принёс, вот почему, – огрызнулась Бейш.

Лейда сначала нахмурился, но потом просветлел, увидев тушу, висящую под навесом. У них было достаточно еды на несколько недель. Когда позже все сидели вокруг стола, Сареф осторожно спросил Лейду про Круда и Хельви.

– Поселенцы потрясены их судьбой, – ответил Лейда. – Все напуганы с тех самых времён.

– Так что произошло?

– Среди мародёров что-то происходит уже давно. Они временами становятся безумными. А когда они безумны, они творят ужасные дела. Круд завёл разговоры среди поселенцев о том, что надо съехаться вместе и построить город, чтобы защищаться. Мародёры прознали об этом и заставили его замолчать.

– А детей они забрали?

– Никто толком не знает.

За четыре или пять лет, около того, никто не сходил на ферму Круда, чтобы проведать их семью. Это нисколько не удивило Сарефа. Каждый поселенец должен был заботиться о своей семье в первую очередь, а уйти, даже на день, означало, что может случиться беда.

– Я пришёл прямо с фермы Круда, – сказал Сареф. – Я нашёл лишь кости Круда и Хельви у обгоревших столбов в их хижине и сорняки на полях.

Стук ложек по горшку с супом прекратился. Единственным звуком оставался треск кузнечиков снаружи. Все вокруг стола упорно старались смотреть прямо перед собой.

– Пожалуй, в задумке Круда что-то было, в конце концов, – выпалила Бейш, спустя несколько секунд.

– Город – это помойка, но он работает, и как погнутые, так и Прямые люди выживают в нём, – сказал Сареф. – Почему бы Прямым поселенцам не съехаться вместе и не построить город? Вы смогли бы применить разделение труда. Это создало бы прибавочный продукт и запасы. Они смогли бы оплачивать стражников и городового. Если бы они несли стражу и защищали, то мародёры умерли бы голодной смертью.

– Может это сработает, а может, и нет, – вздохнул Лейда. – По крайней мере, здесь у нас есть поля. Нельзя переехать вместе с полями! Столько работы по валке леса, выкорчёвыванию пней, вскапыванию, и всё будет впустую, покинуто! Повезёт тем, кто живут там, где будет город.

Жадность и зависть, всегда эти две человеческие черты, в этом порядке, правили умами всех. Сарефа тошнило от них, но ему было легко испытывать отвращение. Для фермера было почти невозможно покинуть усилия всей жизни. Это был замкнутый круг, который было крайне трудно разорвать. Сареф прожил последние тридцать лет, убедив себя в том, что он никому не был нянькой, но с каждым годом становилось всё труднее продолжать придерживаться этого принципа.

– Разделение труда гораздо эффективнее, чем быть мастером на все руки и выполнять все работы каждый день, – насколько возможно мягко и убедительно гнул своё Сареф. – Скажем, ты отлично возделываешь поля, Марси отлично доит молоко, а Бейш прекрасная повариха. Каждый сможет сосредоточиться на своём деле. Это высвободит время для каждого, чтобы делать то, что они умеют лучше всего, потому что возникнет специализация. Как только образуется группа, живущая по соседству, один проявит способность прясть и ткать. Кто-нибудь ещё будет хорошим охотником. А затем кто-то другой окажется хорошим строителем. Просто потому, что ты сможешь посидеть с детьми соседа в свободный момент, обе семьи смогут продвинуться дальше, чем в одиночку. Поначалу это будет лишь ненамного, но чем больше специализации, тем лучше все станут делать свои дела. Они также смогут посвящать им больше времени, и однажды жизнь начнёт возвращаться в нормальное русло.

Сареф не ожидал, что эта идея укоренится скоро. Он хотел посеять её семена в умах Лейды и Марси. Фермеры подолгу обдумывают идеи. Они не такие, как городские, которые бросаются на каждую новую вещь, которая появляется перед их глазами. Фермеры обдумывают и рассматривают вещи с разных углов, прежде чем придти к заключениям. Ожидать от них, что они сразу пожмут руки и снимутся с места, было бы смешно.

– Я уже даже больше не верю своим воспоминаниям о нормальной жизни, – пробормотала Марси. – Каждый раз, когда я задумываюсь о прошлом, я вижу лишь одну картину. Это – грузовичок мороженщика, который приезжал по вечерам и играл свою музыку.

– Ты тогда была маленькой и мало помнишь, – сказал Сареф. – Я помню намного больше. Я помню всё. Я просто особо не говорю об этом, потому что не хочу делать больно таким, как ты.