Страница 47 из 118
Когда Мингаускасу должили о потерях в результате ночного нападения, он пришел в ярость. В самом деле, еще не вступив в полоцкие земли , он уже потерял полтысячи своих воинов убитыми, а еще столько же ранеными. Но главная неприятность заключалась даже не в этом, в том, что эффект внезапности был утрачен. Полоцкому князю, наверняка, уже стало известно о готовящемся вторжении и он, конечно, же примет ответные меры. В то же время Мингаускас был достаточно опытным полководцем, чтобы понять, что ночью лагерь был атакован лишь каким-то полоцким разъездом, а не главными силами князя Всеслава, но и этого малочисленного отряда было достаточно, чтобы сковать его действия и лишить маневра. Куда бы он не направился, этот конный отряд будет повсюду его преследовать, одновременно сообщая в Полоцк о передвижении литовского войска. Оставалось одно- пользуясь своим численным преимуществом, уничтожить дерзких удальцов.
На созванном наспех военном совете это предложение получило одобрение и было решено бросить всю имевшуюся легкую конницу, около тысячи всадников, на поиск напавших ночью на лагерь, навязать им бой, а главные силы двинутся вслед за ними.
Но это было проще сказать, чем выполнить. Иван не особенно и прятался, но ближе ста шагов преследователей к себе не подпускал. Сидевшие за спиной его всадников пешие лучники не жалели стрел и литовцы несли ощутимы потери. Кроме того, они опасались оторваться далеко от своих главных сил, чтобы не попасть в засаду. Но как только литовцы отставали и сбавляли темп, полочане возвращались и вновь осыпали их градом стрел. Мингаускасу со своими главными силами не оставалось иного выбора, как следовать за конницей. Так продолжалось почти целый день. К вечеру, преодолев почти сорок верст, литовцы, измученные таким длинным переходом, остановились на отдых. Их значительно поредевшая конница присоединилась к своим. Отдых требовался и людям княжича Ивана, но особенно он был необходим лошадям. Все же, воспользовавшись тем, что сменные лошади устали не так сильно, он ближе к полуночи совершил на литовский лагерь новый набег. Преследовать его в темноте никто не стал, но всю ночь литовский стан гудел как встревоженный улей. Иван с двумя сотнями конных лучников возвратился к себе, где, выставив усиленный наряд часовых, дал до утра отдых и коням и людям.
На следующий день литовская конница вновь бросилась по его следам и все повторилось, как и накануне, за исключением того, что, когда солнце - священное око Даждьбога оказалось в зените, литовцы внезапно увидели вдали темную массу из множества людей-то было изготовившееся к бою войско полоцкого князя, вставшее на их пути.
3.
Литовский вождь был искушенный воитель, поэтому он сразу понял, что ему противостоит противник, войском численностью раза в три меньше, чем его. Конечно, он знал, что русские сражаются мужественно и отважно, искусно владеют военным ремеслом, а в бою отличаются стойкостью и смелостью. Но численное преимущество тоже нельзя сбрасывать со счетов, поэтому он решил атаковать полочан немедленно, рассчитывая к закату солнца одержать победу. Разгромив полоцкого князя, дальше можно было уже беспрепятственно двигаться в направлении Стрижева и Лукомля, не встречая на своем пути серьезного сопротивления. Осаждать Полоцк из-за его географического положения и мощных крепостных стен, было бессмысленно.
Пока Мингасукас выстраивал своих воинов в боевой порядок, русичи стояли неподвижно, предоставляя литовцам возможность начать сражение первыми. Младшая дружина во главе с княжичем Иваном уже заняла свое место на правом фланге ближе к Дисне, чтобы не допустить здесь попытку прорыва в тыл. На левом фланге на опушке рощи также показалась редкая цепь лучников.
Мингаускас, внимательно наблюдавший за перемещениями в войске противника, пришел к выводу, что вся княжеская дружина состоит только из той легкой конницы, которая сопровождала его от самой границы, поэтому решил действовать, как обычно, то есть мощным ударом своих копьеносцев и мечников разорвать центр вражеского построения, а затем оба разорванных крыла окружить и уничтожить. Его вначале насторожило, что у полочан нет передового полка, но затем он решил, что это объясняется их малой численностью. "Видимо, новый полоцкий князь не особенно искусен в военном деле, раз решился выступить против меня с такими малыми силами",- подумал он, подавая сигнал к атаке.
Яростное сражение закипело по всему фронту, но, если фланги успешно выдержали удар литовских копьеносцев, то центр прогнулся и начал подаваться назад. Звон мечей, протяжные стоны и крики раненых слились в один мощный гул, ни на секунду не затихавший над полем боя. Копья давно сломались или были отброшены, воины рубились мечами, а многие уже сошлись грудью к груди и били друг друга в возникшей тесноте кинжалами, засапожными ножами, а то и просто голыми руками. Князь Всеслав, сражавшийся в первой шеренге своего полка, войдя в состояние транса, ускорил обмен веществ в своем организме, и крушил мечом наступающих так, что уже через несколько минут вокруг него лежала гора трупов. До тех пор, пока противник не прорвет центр и все резервы Мингаускаса не будут втянуты в сражение, он решил рубин на гарде меча не трогать.
Воеводе Ратмиру на его фланге пришлось тяжелее, но он был искусным воином, ратным мастером, с огромным опытом, поэтому шеренги с его стороны также оставались на месте. Передние рубили литовцем мечами, задние кололи их копьями.
Однако центр русского войска постепенно прогибался все сильнее и литовцам удалось вбить в него клин уже до четвертой шеренги. Правда, они в горячке боя не заметили, что центр не особенно и сопротивляется, достаточно организованно раздаваясь в обе стороны. Мингаускас, наблюдая за успехом своих воинов в центре построения русичей, бросил в бой последние резервы. Напор свежих сил оказался кстати. Последние две шеренги полочан разомкнулись и литовцы по инерции покатились прямо в обрыв. Их задние ряды, не видя что происходит впереди, напирали еще с большей силой и все новые массы вражеских воинов катились в обрыв, ломая руки и ноги.
Когда Мингаускас понял, что все пошло не так как задумано, было уже поздно что-либо предпринимать. Раздавшиеся под натиском литовцев крылья войска русичей стали смыкаться, тесня литовцев к обрыву, а фланги русского войска перешли в наступление, завершая окружение. В ход опять пошли копья и мечи, ожесточенная сеча закипела с новой силой. Тогда уже и Всеслав не опасаясь задеть своих, пустил в ход плазменный меч, что вызвало еще большую панику в рядах противника. Меч в его руке, вытянувшись на добрых два десятка сажень, запел грозную песню смерти, сея опустошение во вражеских рядах. Даже те, кто находился от смертоносного лезвия в пяти -шести шагах, чувствовали его испепеляющий жар его , а тот, кому не повезло и оно его коснулось, падал на землю разрезанный пополам, словно обугленная головешка. Все враги шарахались в сторону от Всеслава, роняя из рук оружие, в надежде скрыться от страшного меча, но немногим повезло избежать его прикосновения. В довершение ко всему из рощи на левом фланге неожиданно для врага выкатилась лавина тяжеловооруженных витязей, которые с копьями наперевес ударили в тыл литовцам. Мингаускас и все, кто находились рядом с ним, спасая свои жизни, обратились в бегство. Иван Ольгович с младшей дружиной попытался было их догнать, но версты через две отказался от преследования и возвратился назад, так как противник улепетывал уж очень стремительно , а солнце уже скатилось к самому горизонту.