За белым кречетом

Охотники собирались приплыть за нами через два дня, и я размышлял, оставаться ждать их здесь или отправиться безоружным, пешком по берегу этой лесной реки. За день я, наверное, смог бы дойти до берега Вывенки, а там кричать, звать с другого берега людей. Далее отправиться с ними в поселок Усть-Вывенка и организовать поиски. Без вертолета скорее всего Юрия не найти...

Измученный всеми этими волнениями, я, вероятно, все-таки ненадолго забылся, ибо не услышал шаги за стеной. Неожиданно распахнулась дверь, появилась рука, державшая пеструю птицу, за птицей, согнувшись, чтобы не удариться о низкую притолоку; тяжело переставляя через порог ноги, в избу ввалился Носков.

Я потряс головой, чтобы убедиться, что все происходит на самом деле и мне не снится. Носков был живой, цел и невредим, только до красноты искусанный мошкой.

— Нашел, я нашел,— бормотал он, как безумный.— Ты только посмотри, какой красавец!

Жадными глазами оглядев избу, он быстро вытянул из-под нар чурбачок, словно для этого случая припасенный, поставил его перед окном и усадил на чурбачок птицу. Это был крупный птенец ястреба-тетеревятника — слеток. Правда, размеры его меня не поразили, на острове Преображения у меня был ястреб крупнее. И я сказал об этом.

— Зато какие когтищи,— не переставал восторгаться Носков,— Ты только посмотри. Этот непременно и русака возьмет.

— Может, и возьмет, но только он вроде не белый а самый обычный, каких и в подмосковном лесу можно встретить.

— Да,— вздохнул Носков,— не повезло. Самка белая, а птенец — вот что удивительно! — оказался обыкновенной масти. Но это ты напрасно, птенец пока что маленький, а будет, вот увидишь, настоящий камчатский великан.

Ястребок на пеньке распушил перья, чтобы сделаться пострашнее и повнушительнее, раскрыл клюв, а по желтым глазам его можно было понять, как ему в этот миг страшно.

Не снимая сапог, Юрий рухнул пластом на нары и, растирая грудь и проклиная мошку, с которой он, оказывается, познакомился впервые в жизни, принялся сбивчиво рассказывать, что ушел он довольно далеко от избы и вдруг повстречал белую самку тетеревятника.

Птица стала отводить его, прикидываясь подранком, и Юрий понял, что где-то неподалеку гнездо. И гнездо он нашел, но оно оказалось пустым. Птенцов в нем уже не было. Юрий стал ходить под деревом кругами и вскоре обнаружил мертвого птенца. По всей вероятности, он погиб неделю назад. В ястребином гнезде бывает три птенца, нужно было искать еще. Он стал делать круги больше и успел до наступления темноты отыскать второго птенца. Но и этот был мертв.

Искать третьего птенца было поздно. Уже стемнело, но уходить от гнезда он побоялся — найдешь ли потом? «Будь что будет,— решил Носков,— останусь здесь до рассвета». Верилось ему, что третий птенец жив, а если он уйдет, то утром самка уведет птенца подальше от гнезда.

Нелегкую ему пришлось провести ночь. Мошка ела поедом, но приходилось терпеть. Неподалеку рыбачили медведи — отлично были слышны шлепки их лап по воде, утробное урчание. И все же, дождавшись рассвета, Юрий почувствовал себя счастливейшим из людей. Неподалеку он услышал призывный посвист ястребенка — тот подзывал мать, требуя еды.

Позабыв обо всем, Носков устремился на крик птенца, отыскал его в траве, изловил и, держа в руке, заторопился к дому. Но идти было трудно, ноги подкашивались от усталости. Перебираясь через реку, он споткнулся, был сбит течением. Хорошо, что зацепился за корягу на дне, а не то быть бы ему вместе с птицей под завалом.

— Чувствую, тянет, еще немного и совсем под воду засосет,— признался Носков,— а птицу из рук не выпускаю. Не могу выпустить. Да ты уж извини,— спохватился наконец он.— Знаю, заставил тебя поволноваться, но не мог, пойми, упустить случая, столько лет я мечтал о камчатском ястребе...

Мы прожили в избушке на берегу Ветвея несколько дней. Вместе с охотником приплыл на «обянке» Рушан. Лева, получив в сохранности свое ружье, помчался в Тиличики, намереваясь захватить с Умьявки Бевзу, а Рушан остался с нами.

Предоставив ястребу избу, наполненную комарами, я коротал время на продуваемой ветерком каменистой косе у реки, постоянно поддерживая огонь в костре, чтобы отпугивать медведей.

Рушан с Носковым осматривали лес. Юрий с неистовством продолжал искать ястребиные гнезда, но счастье больше ему не улыбнулось. Ястребиных гнезд было немало, но все они были пустыми, давно брошенными. Лишь два гнезда нашел он в это лето заселенными, но птенцы лежали вблизи них мертвыми. В который раз природа преподавала нам урок — все живое находится в постоянной взаимосвязи.

Благородные соколы, столкнувшись весной с отсутствием куропаток и сусликов, не рискнули откладывать даже малое число яиц, зная, что птенцов им не выкормить. А тетеревятники рискнули. И поначалу, пока птенцы были малы, родители умудрялись добывать пищу. Юрий рассказывал, что находил в гнездах перья сорок. Птиц юрких, для добычи ястребу трудных. Но при бесптичье и сороки в этом году пошли на корм, однако их не напасешься. И птенцы, голодая, раньше времени начали выбираться из гнезд, уходить подальше, чтобы не иметь вблизи жадных голодных ртов. Скорее всего и ястребу, которого отыскал Юрий, грозила голодная смерть. Не имея возможности накормить его дичью, мы предложили ему рыбью печень. В природе ястребы такой пищи не употребляют, но птенец с жадностью стал ее заглатывать. По всему было видно — сильно оголодал.

Когда наступило время возвращаться, мы посадили ястребенка в носовой отсек моторки, предварительно выстлав дно зелеными ветками. Как следует накормили рыбьей печенью и отправились в путь.

Для питомника наша поездка оказалась бесцельной. Одной птицей дела было не решить, но Носков не горевал, ибо птицу он оставлял себе и уже мечтал, как вскоре начнет с ней охотиться в енисейских лесах. Беркут, который у него был, объяснял Носков, берет лис и зайцев только на открытом месте, а в лесу, кустах он не помощник. Ястребы европейских пород не могут брать зайцев, слишком те велики в лесах под Шушенским. Камчатский же ястреб, надеялся он, будет брать зайцев и в лесах, и в кустах. А возможно, пойдет и на рыжую лису.

По Ветвею мы сплавлялись, не включая мотора. И Юрий, воспользовавшись этим, обегал тополиные рощи, порой заставляя нас подолгу ждать, пока он искал гнезда ястребов на будущее, надеясь приехать в какой-либо обильный по дичи год. Он не сомневался, что ястребы еще понадобятся питомнику.

По пути мы увидели гнездо орланов-белохвостов. Юрий полез проверить гнездо и обнаружил в нем двух птенцов. Почти взрослого, хорошо оперенного дохлого птенца он выбросил. Оставшегося живого взял с собой, понимая, что иначе тот не уцелеет. Словно мор напал на птенцов хищных птиц!

Орлушу мы посадили у руля, в передней части лодки. Большеклювая птица оказалась на удивление спокойной и понятливой. Она сразу улеглась на ветки, как в родное гнездо, не пытаясь выбраться и не мешая нам следовать дальше.

Впятером мы прибыли к икорному мастеру, который встретил нас с нескрываемой радостью. Он стал угощать нас чаем со сгущенкой, потчевать своего производства красной икрой от рыб разных пород. Рыбу ему возили из поселка Ветвей корякские рыбаки, его же дело было заготавливать икру для госпромхоза. Среди заготовщиков Адоньев числился как лучший мастер. И икра у него, мы в один голос подтвердили, была очень вкусной.

Передохнув, отоспавшись в избе, где не было комаров, Носков подстрелил несколько чаек для прокорма птиц, и мы отправились дальше.

На берегу Вывенки нам вскоре повстречался небольшой медведь. Он расхаживал по берегу, обнюхивал дохлых, отнерестившихся рыб и не обращал на нас внимания. Эго позволило мне сделать несколько удачных кадров. Но когда, осторожно выбравшись из лодки, я попытался приблизиться, медведь, заметив меня, галопом помчался в кусты.

Я договорился с Рушаном, что он будет выключать мотор, как только впереди покажется медведь, чтобы приблизиться к нему на достаточное для съемки расстояние. Рушану дело показалось занятным. В следующий раз, увидев далеко впереди медведя, мы выключили мотор, но зверь исчез в кустах. Громко досадуя, мы проплывали от кустов примерно в трех метрах и обнаружили, что большой черный медведище, не обращая внимания на наши голоса, продолжает идти по берегу в том же направлении. Прикусив языки, мы проплыли мимо, уносимые быстрым течением.