Мёртвый

Он долго стоял, всматривался в свое новое лицо и думал: «Так вот какой ты, Зинур Хубайбуллин». Из зеркала на него смотрел молодой симпатичный парень с голубыми глазами, пшеничными усами и такого же цвета вьющимися волосами до середины шеи. «Не очень-то он похож на татарина. Хотя, с другой стороны, много ли я видел татар? — внутренне хмыкнул Сергей Генрихович. — А вот на кого он точно похож, так это на певца Игоря Николаева в молодости. Точно, практически один в один! Хотя у того тоже, кажется, предки то ли из татар, то ли из чувашей[2]».

Парнишка был симпатичный, наверняка у женского пола пользуется большим спросом. «А ведь это теперь я, — неожиданно осознал Сергей Генрихович. — Это я теперь Зинур Хубайбуллин, двадцатипятилетний холостой киномеханик!» И в это время в большой комнате очень громко зазвенел звонок, так что он от неожиданности вздрогнул всем телом.

Новоиспеченный киномеханик оторвался от зеркала и забежал в большую комнату («киноаппаратная» — всплыло в голове название). Звонок прозвенел еще дважды и замолчал. И тут он запаниковал, быстро сопоставив народ в зале и заряженные кинопленкой аппараты («кинопроекторы 23КПК» — вновь проявилось знание).

Сергей Генрихович застыл посреди аппаратной, пытаясь понять, что и как надо делать, мысленно звал Зинура, но того словно и не было совсем. Он даже не заметил, как вошла моложавая женщина, пока она громко не позвала:

— Зинур!

Он вскинул голову, посмотрел в лицо женщине и тут же «вспомнил» ее имя — Раушания Ибрагимовна.

Блин! Что же делать?

***

Зинур, как всегда, появился на работе за пятнадцать минут до начала сеанса. Вахтерша в вестибюле, подавая ему ключи, не преминула с укором указать на время — дескать, опять опаздываешь! На что Зинур беспечно махнул рукой.

— Без меня не начнут! — и весело рассмеялся. Та только головой покачала — балабол, он и есть балабол, проводив глазами резво рванувшего вверх по лестнице парня. Молодой, что ему четыре этажа — так, легкая разминка!

Зинур тем временем, ворвавшись в киноаппаратную, бросил ключи на стол и повернул главный рубильник. Ящик загудел, замигали лампочки, а Зинур уже доставал из фильмостата[3] большие бобины с кинопленкой. Привычно пахнуло ацетоном, но он не стоял на месте, буквально летая по аппаратной — времени было впритык, народ в зале заплатил за кино. Быстро зарядил в первый проектор десятиминутный киножурнал, а в остальные — первую и вторую двадцатиминутные бобины с фильмом. Сегодня у них «Блондинка за углом»[4] с Андреем Мироновым, фильмец хитовый. Зинур глянул в зал в небольшое окошечко — так и есть, народу битком. Отлично, премиальные в этом месяце, похоже, будут размером с зарплату!

И в этот момент все исчезло, мгновенно залитое непроницаемой тьмой. Зинур словно бы провалился внутрь себя самого, как бы дико это ни звучало. В первые мгновения он растерялся, потом испугался, потом его охватила паника. Он попытался вытянуть руку, чтобы хоть что-то определить на ощупь, но оказалось, что у него не было рук. Он хотел крикнуть, но у него не было рта. Он словно бы стал одинокой мыслью, плавающей в полной темноте и пустоте. И Зинур решил, что он умер, правда, так и не смог придумать от чего. Однако время шло и ничего не происходило — все та же темнота, пустота и тишина. «И это всё, — подумал Зинур, — вся посмертная жизнь? Так теперь будет всегда или что?»

Но постепенно, словно издалека, до него стали доноситься приглушенные голоса и он стал прислушиваться. Кажется, что-то говорила Раушания Ибрагимовна, а ей отвечал какой-то парень с очень знакомым голосом. Вот только о чем они разговаривали, Зинур разобрать не мог, сколько ни напрягал слух. И тут на него со всех сторон буквально обрушился голос, обращенный к нему:

— Зинур, Зинур, ты где?! Мне нужна твоя помощь, я здесь ничего не знаю, выходи!

Зинур слушал этот голос и не мог понять, кто его зовет и откуда? Поэтому первое время затаился и не отвечал. Он вообще ничего не понимал. Но голос все продолжал и продолжал его звать, упрашивал вернуться (куда вернуться?), в нем стали появляться нотки отчаяния.

— Ты кто? — наконец осторожно отозвался Зинур и тут же почувствовал огромную волну облечения, прокатившуюся словно бы через него.

— Зинур, я — это ты, ты — это я, мы теперь одно целое. Я тебе потом все-все объясню, но сейчас надо начинать кино, народ в зале кричит, Раушания Ибрагимовна в панике, а я не умею со всем этим обращаться. Возвращайся, Зинур!

— Как?

— Я не знаю… Может… Просто сильно захоти. А я попробую отойти в сторону.

Зинур мысленно представил собственное тело и изо всех сил рванулся к нему. А уже в следующий миг он увидел стоящую перед ним перепуганную Раушанию Ибрагимовну и полностью ощутил все свое тело. Он поднял руки и посмотрел на них, потом ощупал руками свое лицо. Он вернулся! Вот только откуда он вернулся? Где он вообще был? Кто такой тот, второй, и где он сейчас?

— Зинур, — услышал он тихий голос Раушании Ибрагимовны, в котором прорывалась еле сдерживаемые нотки паники, — что делать-то будем? Может быть, скорую тебе вызвать, а?

Зинур глубоко вздохнул, тряхнул головой и поднял глаза на большие электрические часы, висевшие на стене. Елки-палки, уже пятнадцать минут должно идти кино! Из зала доносились возмущенные крики зрителей.

Он молча метнулся к блоку автоматического управления и нажал на кнопку. Тут же зажглась ксеноновая лампа внутри первого кинопроектора и заработал мотор. В это же время в зале стал медленно гаснуть свет и, когда стало уже наполовину темно, проектор стартанул. В окошко напротив объектива ударила струя света, а из динамиков послышался знакомый удар гонга, возвестивший начало выпуска киножурнала «Фитиль». Слава Богу, у них стоит автоматика, теперь можно ни о чем не заботиться как минимум полчаса, потом надо будет поменять закончившуюся бобину на втором проекторе. Перемотать на начало киножурнал и убрать в фильмостат можно и позже.