Мёртвый

— Что выбираешь? — с видимым равнодушием спросила Марина Сергеевна, прищурившись на Артема.

— Хотелось бы иметь больше представления о том и другом варианте, — осторожно поинтересовался Артем.

— Желание законное, — кивнула начальница в ответ. — В случае выбора исправительных работ ты немедленно отправляешься в хозблок, там тебя поставят на довольствие и ты будешь выполнять то послушание, которое для тебя определят.

Она замолчала и посмотрела на Артема, ожидая дальнейших вопросов. И они последовали.

— И сколько мне там отбывать это послушание?

— Вопрос некорректный, поскольку понятие «сколько» относится к категории времени, а здесь времени нет. Оно идет только для тех, кто получает временное служебное тело, как, например, я, — в течение исполнения своего послушания. Короче, будешь отбывать до тех пор, пока Управляющий хозблоком не решит, что срок твоего послушания подошел к концу.

Ага, подумал Артем, она, выходит, тоже тут «сидит». Персонал они, значит, набирают из местных «зэков». Разумно.

Они помолчали, скорее всего, думая об одном и том же: жизнь прошла, они умерли, но и здесь ничего не закончилось. Артем еще подумал о том, что местные порядки чем-то напоминают тюрьму, там тоже хозобслуга из зеков набирается. О чем еще подумала Марина Сергеевна, осталось неизвестным.

— А можно еще спросить? — Артем замялся, но, увидев поощрительный кивок начальницы, все же продолжил:

— А где мы сейчас вообще? Что это такое? Это ад, рай или что?

Марина Сергеевна вздохнула и ответила:

— Конечно, это не рай, но и не ад. Это что-то типа Чистилища у католиков. Ну, по крайней мере, такое сравнение я сама слышала… Отличие в том, что в Чистилище попадают исключительно души, при жизни веровавшие в Бога и покаявшиеся в грехах, но не искупившие их. В Чистилище они проходят окончательное очищение и потом идут в рай. Ну и, наверное, условия там получше, — задумчиво протянула она и тут же добавила: — Я так думаю. Ясно?

Артем неуверенно кивнул.

— А здесь у нас все остальные, — продолжила объяснение товарищ начальница. — Мы называем это место Дырой. Но это неофициально, хотя те, кто служат здесь, говорят именно так. Официально наше учреждение называется ЦРБ, — она улыбнулась. — Не путать с ««Центральной районной больницей»! ЦРБ в данном случае расшифровывается как «Центр реабилитации безбожников». Сюда попадают души людей, в Бога при жизни не веровавших, но грехи которых признаны недостаточными для ада согласно Закону Божественной Справедливости. Поскольку ни в рай, ни даже в Чистилище не верующий в Бога человек попасть не может никаким образом, а в ад попадают только сознательные грешники и богоборцы, то все остальные отправляются к нам, в Дыру.

— А сознательные грешники и богоборцы — это кто? — не выдержав, перебил ее Артем.

Но Марина Сергеевна не разозлилась и спокойно пояснила:

— Сознательные грешники и богоборцы — это те верующие и неверующие люди, которые пропагандировали безбожие, а также те, которые понимали, что совершают грех, или в случае с атеистами — преступление, либо иное деяние, не предусмотренное уголовным кодексом, но при этом осуждаемое их совестью, но, несмотря на это, грешили сознательно и без какого-либо принуждения со стороны.

— Разве все преступники страдают муками совести? — с сомнением вставил Артем.

— Я не сказала, что страдают, — спокойно поправила его Марина Сергеевна. — Но каждый из них, совершая преступление, знает, что он совершает преступление, и понимает, что с точки зрения закона и (или) тех норм поведения, которые приняты в данном конкретном обществе, это нехорошо и неправильно. И такое понимание порождает в них именно совесть, пусть они сами так и не считают. Даже самых отъявленных злодеев совесть тем или иным способом пытается отвратить от преступления — через внушение им страха наказания, например. Или как-то иначе — это неважно. Важно, что с точки зрения Высшего суда они сознательно идут против своей совести, которая является критерием для определения наказания для тех, в ком отсутствует вера в Бога. Это ясно?

— Ясно, — кивнул Артем, хотя про себя решил, что над этим еще стоит как следует поразмышлять. — А в Дыру, значит, как вы сказали, попадают все остальные?

— Примерно так, — согласилась Марина Сергеевна. — В Дыре нет душ людей, веровавших в Бога при жизни, но нет и сознательных, скажем так, агитаторов против Бога и веры в Бога. Здесь нет тех, кто сознательно поступал против своей совести, внушавшей ему воздержаться от того или иного преступного деяния. Можно сказать, что здесь группируется то меньшинство человеческих душ, которые при жизни были хотя и неверующими, но в целом неплохими людьми, жившими по совести и в соответствии с правилами и законами, принятыми в окружающем их обществе.

— И в чем будет заключаться моя работа здесь, если я приму такое решение?

— Этого я сказать не могу, работа здесь есть разная. Я вот тоже отбываю здесь свой срок, как ты, вероятно, уже понял. Например, вполне можешь стать моим коллегой. Или кем-то еще. Решает Управляющий.

— А Управляющий — он кто? — осторожно поинтересовался Артем.

— Управляющие меняются. Насколько я понимаю, место Управляющего — это одно из послушаний для тех, кто проходит очищение в Чистилище.

— То есть это тоже обычный человек?

— Ну, во-первых, не человек, а душа. Человек — это когда тело и душа вместе. Однако, в отличие от служащих здесь душ, Управляющий никогда не пользуется служебным телом. Уж не знаю почему, нам этого никто не объясняет. Видимо, правило у них такое. Хотя и души у них даже внешне отличаются от наших душ, как, скажем, спелый ананас от гнилого яблока. Впрочем, если здесь останешься, сам увидишь.

Артем наконец решился задать вопрос, мучивший его все это время:

— А назад в свое тело вернуться уже никак нельзя?

— Господи, Артем, какой ты еще ребенок, — чисто по-женски вздохнула Марина Сергеевна. — Ну какое тело? Ты же сам видел, во что оно превратилось. Да и, извини за прямоту, сгнило твое тело уже давно, наверное. Никто не знает, сколько там времени прошло.