Мёртвый

Дождавшись понурого кивка Зинура, Куликова продолжила:

— Так зачем тебе это надо? Это не твоя война, у тебя впереди вся жизнь. Так живи, Зинур! Мы же ради таких, как ты, и идем сегодня драться. Не надо тебе с нами, пожалуйста, подумай сейчас головой, а не эмоциями! Я знаю, ты смелый, ты готов на все, ты гордый, ты готов умереть плечом к плечу с другом. Вот только твой друг — мастер боя, у него даже есть шанс выжить. У тебя же, Зинур, такого шанса нет вообще. Ни одного.

Зинур угрюмо хмурился, а Артем слушал слова Анастасии Олеговны и думал о том, какой же он дурак. Не задумываясь, позвал единственного друга на смерть как на какую-то увлекательную прогулку, как на захватывающее приключение, даже не подумав, что смерть станет для него самым настоящим концом всего. А тот, тоже молодой дурак, так же радостно согласился. Как же права товарищ полковник! Права своей глубинной женской правдой, которой мужчинам никогда не осознать до конца. Он вспомнил свои недавние рассуждения в постели, и они показались ему глупыми и пустыми. Но сейчас, глядя на Зинура, упрямо набычившего взгляд, он также понимал и другое: тот ни за что не согласится остаться в стороне и спокойно жить дальше в то время как он, его друг, и ставшая уже тоже не чужой полковник Куликова идут за него и таких, как он, на смерть. Ни за что не согласится. Поэтому, дождавшись тишины и не дав уже набравшему воздуха в легкие для ответной речи Зинуру открыть рот, поднял руку и сказал:

— Подожди, Зинур, подожди, друг. Дай я сначала скажу, хорошо?

Зинур подозрительно глянул на него и неохотно кивнул.

— Анастасия Олеговна, — начал Артем, — вы же видите, он ни за что не согласится. Но я-то с вами согласен полностью и осознаю свою вину. Не надо было привлекать его вообще, но… — он пожал плечами. — Теперь уже все равно поздно, да и, если начистоту, без него нам будет гораздо сложнее. Поэтому предлагаю следующее. Зинур идет с нами в мечеть, потом воровать оружие, — здесь Артем немного скривил рот, но продолжил: — И вместе с нами будет обстреливать и закидывать гранатами дом джинири. Но в сам дом ему и правда идти никак нельзя. Прости, Зинур, не обижайся, но ты там будешь только мешать, да и нас отвлекать. Вместо того, чтобы полностью сосредоточиться на тварях, на схватке, мы вынуждены будем еще и за тобой присматривать, о твоей безопасности думать. Согласись, это не самый лучший вариант, скажу жестче — это проигрышный вариант. К тому же разве нам не нужен человек снаружи на случай, если кто-то из тварей вырвется из дома? Что там говорят тактика со стратегией?

Артем взглянул на Куликову, и та, все мгновенно поняв, согласно кивнула:

— Обязательно нужен!

Артем повернул голову к другу:

— Согласен, Зингер? Все по-честному — от каждого по способностям, но слава — общая.

Тот задумался, махнул головой каким-то своим мыслям и, наконец, произнес:

— Да чего уж там, понял, не дурак. Как скажете, так и будет, я понятие «приказ» осознаю, все же сержант запаса.

— А кто будет чай с клубничным вареньем? — весело вопросила Анастасия Олеговна.

— Я! — одновременно проорали две глотки.

***

В мечеть они зашли вовремя, втроем, посланник остался в «Рафике». Куликова сразу свернула на лестницу, ведущую на второй этаж, в помещение для женщин, а Артем с Зинуром прошли прямо.

Зинур с интересом крутил головой вокруг и старался делать все так же, как делает Артем. Смешно сказать, но Зинур, чистокровный татарин, род которого уходил своими корнями в крымскую землю, в мечети был впервые в жизни. Не то чтобы он был убежденным атеистом, иногда он думал, что «там что-то, может, и есть», но религия как институт со своей устоявшейся системой верований, традиций и обрядов не привлекала его никогда. Он, конечно, знал, что в городе есть действующая мечеть, много раз проезжал поблизости, но желания зайти внутрь не возникало. Это через несколько лет, если верить Сергею Генриховичу, когда власти разрешат, отпустят вожжи, все ринутся в религию, доказывая друг другу, кто больше верующий. Пока же вокруг жили не мусульмане и христиане, не буддисты и иудеи, а просто советские люди, пусть часто и увлекавшиеся всяким таинственным и необычным, но все же как-то не совсем всерьез. И если опять же верить Сергею Генриховичу, именно религия, пусть и в том числе, однажды сделает врагами вчерашних друзей и добрых соседей.

И вот он здесь. Едва переступив порог мечети, Зинур ощутил вдруг, что как будто уже бывал здесь, — то самое чувство дежавю, когда ты вдруг понимаешь, что то, что ты сейчас видишь впервые в жизни, на самом деле ты уже видел, тебе уже знакомо. Он вслед за Артемом снял обувь и поставил ее на специальные полочки у входа, продолжая удивляться тому, что это все знает. Далее они прошли в зал, где уже выстроились почти четыре ряда мужчин позади имама, и Зинур увидел, что Артем встал справа последнего мужчины в последнем ряду. Он поспешил встать рядом с ним.

Артем поднял согнутые в локтях руки ладонями к лицу и, прикоснувшись большими пальцами к мочкам ушей, тихонько прошептал:

— Aлла́ху а́кбар.

Зинур неуверенно повторил то же самое:

— Aлла́ху а́кбар.

Впереди мужчина, который, скорее всего, был имамом, что-то говорил, но Зинур ничего не понимал, охваченный каким-то новым для себя и с одновременно словно бы давно знакомым чувством. Уловив общее движение, он увидел, как все, включая Артема, согнулись в поясном поклоне. Зинур поспешил сделать то же самое, искоса, стараясь не вертеть головой, оглядывая зал.

Через какое-то время он услышал, как Артем вместе со всеми начал тихо говорить, и, прислушавшись, стал повторять вслед за ним: «Я намереваюсь выполнить четыре ракяата сунны пятничной молитвы, делая это искренне ради Всевышнего».

Так, словно на автомате, не очень понимая происходящее, но при этом ощущая некую внутреннюю общность со всеми людьми в мечети, Зинур то кланялся в пояс, то, становясь на колени, простирался ниц, то повторял за Артемом какие-то слова, совершенно не вникая в их суть. Он заметил лишь, что ковры, устилавшие пол, были уже старенькими, но при этом чистыми — явно здесь потрудились чьи-то заботливые руки. И отчего-то эта мысль словно согрела его изнутри.