Мёртвый

Ему даже, если честно, расхотелось получать высшее образование. По той же самой причине — а смысл? Знаний у него и так не меньше, а если по правде, то больше, чем у любого выпускника вуза, а диплом… А зачем ему диплом? Работа киномехаником его вполне устраивала — есть свободное время и минимум начальства над головой. Если кино крутится и зрители не предъявляют претензий, то и начальство довольно, и ежемесячная премия частенько достигает размера оклада. К тому же, в аппаратную всегда можно привести девчонок. А придет он, допустим, после окончания ВУЗа на какую-то другую работу и что получит? Кучу начальства над головой, мизерный поначалу оклад и стремление сделать карьеру, чтобы этот оклад стал больше, а начальства над головой меньше. И ради этого жить и стараться? Оно ему надо?

Конечно, можно попытаться сделать карьеру в религии, которой через несколько лет дадут свободу, в христианстве или даже в исламе… Почему нет? Но Зинур памятью Сергея Генриховича знал, что на самом деле это дорога постоянных компромиссов с самим собой, со своим умом и своим пониманием. Та же самая куча начальства над головой, внутрицерковная дисциплина и средневековые догматы, которые не смей тронуть! Короче, скукота страшная и тупизна, которая порой просто бесит! Но если хочешь остаться в системе, держи свое мнение при себе, а вслух провозглашай догматы, в которые не верит практически никто, прослуживший в системе более десяти лет. Нет, не в Бога не верит, не верит в навязываемое понимание Бога. Короче, религия, какой бы они ни была — это тупик, наглухо законсервированная сама в себе система. И опять соваться в это болото его можно заставить только по приговору суда. Вот и получается, как в той поговорке, куда ни кинь, везде клин, то есть безвыходность, безнадежность, скукота и замкнутый круг. Разве это то, к чему он стремился там, в Дыре?

Зинур не торопясь направился к автобусной остановке, вдыхая запахи летнего вечера, и тут, с лавочки возле кустов навстречу ему поднялся Артем, радостно подняв в приветствии руку, а с ним — та самая женщина.

— Привет, Зингер! — крикнул друг, назвав его еще со школы прилипшим прозвищем. Почему «Зингер»? — Да кто его знает? Может, по созвучию его имени с маркой немецкой фирмы или потому, что он с детства в своих неуемных выдумках и проказах был подобен строчащей швейной машинке. А скорее всего, то и другое вместе. Прозвище не было обидным, к тому же он к нему давно привык и спокойно на него отзывался. И сейчас, услышав его из уст самого настоящего, живого Артема, Зинур даже заорал от радости:

— А-а-а! Тёмка! Привет, бродяга!

И друзья кинулись обниматься, хлопать друг друга по плечам и радостно смеяться. Мгновенно жизнь в Зинуре заиграла совсем другим красками, особенно после того, как Артем спросил его:

— Ну как, поможешь нам вытравить этих крыс из города?

— Даже не сомневайся, — ответил он и добавил: — Я так и знал, что вам без меня все равно не справиться!

И громко захохотал, так что гуляющие по аллеям парочки стали оглядываться на них — кто весело, а кто и настороженно.

***

Они сидели в пельменной, заняв столик на четверых: Анастасия Олеговна, посланник, Зинур и Артем. Последний — в рыжем парике по плечи и рыжих же приклеенных усах а-ля Владимир Мулявин из «Песняров», то есть таких же широких, пышных и спускающихся к подбородку. Все четверо с удовольствием наворачивали пельмени, отрываясь от них лишь для того, чтобы поддерживать разговор. А разговор у них между тем был очень интересным. Услышь его случайно представители любых правоохранительных органов — от милиции до военной или гэбэшной контрразведки, и у компании возникли бы большие жизненные проблемы. Впрочем, зная собравшихся, можно уверенностью сказать, что это ещё неизвестно, у кого именно возникли бы проблемы — у них или у «органов».

— Ну допустим, — отложив вилку, произнес посланник. — «Рафик» в вашем распоряжении.

— Вы нам тоже нужны, — твердо сказала Анастасия Олеговна, — у вас есть «корочки», с которыми нас, если и остановят на трассе, то тут же отпустят, отдав честь.

Глаза посланника стали отрешенными и более напоминающими стеклянную имитацию. Артем понял, что тот связывается со своим начальством, он такое уже видел. О чем-то подобном догадались и остальные, а потому молча жевали пельмени.

Наконец глаза посланника вновь приняли осмысленное выражение:

— Хорошо, но только в качестве водителя. Принимать какое-то иное участие в операции мне запрещено, даже на стреме стоять не буду. Сами понимаете, приказ есть приказ.

В последнем предложении прозвучали некие оправдательные нотки, что было несколько необычно. Артем опять подумал о том, что длительное пребывание в мире, кажется, очеловечивает даже функционалов, превращая их из простой функции в реальную личность. Это, конечно, лишь догадка, но очень на то похоже.

Анастасия Олеговна коротко кивнула, что такое воинская дисциплина, она знала лучше всех присутствующих. Поэтому она повернулась к Зинуру:

— Зинур, если не ошибаюсь, ты служил в погранвойсках?

— Так точно, — почему-то по-военному ответил Зинур, — сержант запаса.

— Что умеешь делать, сержант? — продолжила опрос Куликова.

— Ну-у, — Зинур замялся, — я вообще-то по воинской специальности пулеметчик, в основном таскал РПК-74, но, в общем, и остальное стрелковое оружие знаю.

— Из гранатомета стрелять приходилось?

— Да, из РПГ-7, правда, не очень много, только в программе общей подготовки. Хотя, в принципе, если раз стрелял, уже не забудешь, невелика наука.

— Хорошо, — кивнула Анастасия Олеговна и, помолчав, продолжила: — Светошумовые гранаты сейчас мы не найдем здесь нигде, если только за границей. В СССР они не выпускаются и не применяются. А жаль, очень жаль, для нашей задумки это было бы самое то. Остаются гранатометы, гранаты и автоматы. Ну и пистолеты для ближнего боя — так, на всякий случай.