Страница 19 из 21
– Да? А почему? Я как-то повлиял на это решение? – начал спрашивать я, параллельно не зная, что мне думать. С одной стороны, я не испытывал к Даре чувств, которые делали бы меня зависимым от неё: чувство влюблённости, возникшее у меня в первую запланированную встречу в парке, пропало столь же скоро и больше не появлялось. Всё из-за её критикующего тона и постоянных нравоучений. Женским внимание я обделён не был. Меня не интересовали слишком выдающиеся девушки, хотя их искусственная красота, несомненно, привлекала, особенно летом. Причём эта незаинтересованность была взаимной. Ко мне, напротив, постоянно тянулись девушки спокойные и тихие, ничего особо не выдававшие и не стремившиеся привлекать внимание. Если с первыми можно было легко и свободно провести, максимум, вечер, то последние обычно оставались в моей жизни гораздо дольше, но отличались они куда бо́льшим умом. Этого с избытком хватало для того, чтобы не чувствовать себя одиноким. Получалось, что Дара не была мне нужна, почему я и не знал, что мне думать о её сообщении. Позже, возвращаясь к этому моменту, я сообразил, что полностью пропустил мимо ушей то, что мне было только что сказано.
– Да, Артём, ты повлиял на моё решение: твоё поведение и твоё отношение. Ты же в силах повлиять на него снова. Только ты, от меня ничего не зависит, поскольку действую я в соответствии с определённой заранее схемой, подробностей которой я не вижу смысла тебе объяснять. Просто прими решение. Самостоятельное.
– Какое решение, Дара? – изумился я, не понимая, что я должен делать.
– Очень простое, Артём, когда-то давно я просила тебя больше задумываться над тем, что мы обсуждаем, как мы это делаем, что я тебе говорю и пишу. Вот в этом состояла часть задания. Поясню его содержание ещё раз: у тебя есть вся необходимая информация, заключённая в наших разговорах и письмах, собери её, прими решение. Ближайшие несколько дней я буду полностью в твоём распоряжении: делай со мной что хочешь, руководствуясь здравым смыслом, конечно. Время пройдёт, и я подведу итоги твоей деятельности. – Дара смотрела на меня немигающим взглядом, пронизывая насквозь, но при этом мягко и снисходительно, как будто учитель смотрит на ученика, жалея его и злясь одновременно.
– А если я ничего делать не буду? – спросил я. – И как ты вообще узнаешь, к чему я пришёл и выполнил ли твоё задание, которое пока не понимаю?
– Что бы ты не делал, Артём, ты всё равно выполнишь задание, только результатом выполнения могут быть разные вещи, которым и будет поведён итог, а тебе – выставлена определённая оценка.
– Ладно. – непонимающе ответил я. – Это всё?
– Всё. До встречи. – она улыбнулась, но спокойно и сдержанно.
– Пока. – столь же спокойно попытался ответить я, но вряд ли у меня это получилось.
Оставив на столе деньги за чай, я встал из-за столика и вышел из кафе.
Я пришёл домой и начал думать… – «Что же она от меня хочет? Как будто это проверка, которую я должен пройти. Но зачем? Что будет, если пройду? А если не пройду? Может быть, она собирается мне что-то рассказать, но не знает, можно ли доверять? Дара крайне загадочна, и я не исключаю, что у неё ещё много тайн и интересных тем для разговора, которые она пока не хочет просто так выдавать, а только повторяет всё одно и то же». Я размышлял, пытаясь понять это самое задание: «что такого в её письмах и речах, что я должен был отыскать, но не смог? Наверное, в каждом нашем разговоре была заключена загадка, а я должен был увидеть её, разгадать, потом дать ей ответ. Она ждала этих ответов, но не дождалась, ведь я ничего такого и не делал».
Тут я неожиданно вспомнил, что одно из заданий она озвучила совершенно явно: написать сочинение по вопросам соотношения красоты и искусства. Подумав некоторое время, лёжа на диване и глядя в полоток, я представил себе схему сочинения. Походив по комнате от одной стены к другой, я собрался с мыслями и сел за компьютер.
Через час сочинение было готово.
Смеяться над ним я буду ещё долго, но это потом, спустя некоторое время, однако в тот момент всё казалось логичным и находящимся на своих местах.
Я написал, что понимаю под искусством, как оно развивалось, начиная от каменного века, и во что превратилось в современном обществе. Раскритиковал модернизм, сообщив о его деградационной направленности и не забыв добавить сведения о психологических наблюдениях людей, склонных к извращённой форме отражения окружающего мира. Рассказал, что думаю про Чёрный Квадрат, бережно и тщательно размазав его автора, а также поклонников Квадрата в самой густой грязи, на которую был способен, имея ещё пока недостаточный тогда опыт ассоциативных методов унижения и оскорбления. О связи красоты и искусства сказал, что они находятся в диалектическом противостоянии: красота создает искусство, как желание отразить и запечатлеть её, а искусство диктует красоту, навязывая новые формы обществу, которое сразу возводит увиденное в культ, либо низвергает в бездну. Смысл искусства, как и религии, я видел в желании одних людей наживаться на невежестве других. Были ещё кое-какие глупости, но не вижу смысла их переписывать.
Написав письмо, я в нём же попросил Дару о встрече, на которой желал услышать ответ на моё сочинение. Дара сразу согласилась встретиться – и уже на следующий день мы снова стояли друг напротив друга, произнося слова приветствия. Посмотрев на меня самым обычным и ничего не выражающим взглядом, она предложила пройтись по Набережной молча. Прогуливаясь таким образом, Дара смотрела на воду, небо, достаточно редко поворачиваясь в мою сторону, будто меня вообще не существовало. Когда мы дошли до скамейки, Дара предложила сесть.
Я сел так, как обычно сидят на скамейках. Дара сначала села так же, но затем повернулась ко мне, поставила сомкнутые и согнутые в коленях ноги на скамейку, опустив стопы в кроссовках на пространство между нами. Затем она обхватила руками бёдра, ложась на них, и взялась левой рукой за правую голень, а правой – за левую, чтобы тыльные стороны ладоней касались друг друга, будучи просунутыми между ногами. Поскольку на девушке были надеты спортивные штаны, такая поза не казалась пошлой, а смотрелась достаточно мило.
– Сочинение твое очень поверхностное, – сказала Дара, вздыхая, – во-первых, видно, что ты невнимательно меня слушал, когда я вела речь о красоте и искусстве; во-вторых, о соотношении красоты и искусства ты написал поверхностную и абстрактную глупость, которая не отвечает ни на один вопрос и не даёт возможности применить написанное к чему-либо; в-третьих, ты думал над сочинением едва ли больше пары часов. Это просто словоблудие, Артём, ты не ответил на вопросы, а лишь выразил своё мнение, оторванное от реальности и повторяющее распространённые заблуждения, не отличившись, таким образом, оригинальностью и самостоятельностью мышления.
– Знаешь, Дара, то, что ты сейчас говоришь, мне кажется таким же словоблудием и абстракцией, которые ты видишь в моём сочинении. – я был обижен такой оценкой.
– Знаю, но я не говорю при этом, что считаю тебя глупым, а повторяю, что ты просто заблудился в стенах своих ограничений, поскольку не следуешь моим рекомендациям, что могли бы помочь тебе эти стены разрушить.
– Не понимаю. – без попытки мыслить ответил я.
– Поймёшь. Давай, я попробую привести тебе ещё пример. Хотя, обожди… Думаю, что тебе следовало бы прочитать роман Ивана Ефремова Лезвие бритвы. – как бы вспомнив что-то, продолжала свою речь девушка.
– Я читал года четыре назад. – ответил я.
– Если читал, то почему же ты написал столь поверхностную глупость на тему красоты и искусства?
– А там про это есть? – спросил я. – Совершенно не помню сюжета.
– Артём, а как ты читал, если не знаешь, про что роман? – спросила Дара.
– Просто не помню уже, давно читал. – стал оправдываться я.
– Ну тогда какой был смысл читать это чрезвычайно глубокое и содержательное произведение, если уже сейчас, спустя всего четыре года, ты совершенно не способен поддерживать разговор на поднятую там тему? – Вспомни один из наших разговоров, – продолжала Дара, – в котором речь шла о непонимании многими людьми процессов, происходящих в современном мире, которые говорят, что знают что-то, но на деле выясняется, что они совершенно ничего не знают. Так же и ты, претендуешь на то, что умеешь читать, а на самом деле ты просто умеешь узнавать буквы, складывать их в слова, слова – в предложения, предложения – в абзацы, абзацы – в главы книги, перелистывая одну страницу за другой. Но к чтению этот процесс не имеет ровным счётом никакого отношения. Я приводила тебе определение красоты. Ты сказал, что оно тебе знакомо, так вот, я просто перефразировала часть монолога Ивана Родионовича Гирина из Лезвия, из той сцены, где он был на выставке, на которой, в частности, обсуждалась скульптура Анны. Твоё подсознание просто помнит этот эпизод.