Виндзорский узел

– Твое желание для меня закон.

Он улыбнулся (сердце ее, как обычно, растаяло от его улыбки) и направился к двери.

Глава 3

Мередит Гостелоу вылезла из черного такси, которое за баснословную сумму отвезло ее из Виндзора домой, на запад Лондона, и остановилась перевести дух, пока водитель доставал из салона ее чемодан.

Она смотрела на свой дом, выкрашенный в бледно-розовый цвет, и понимала, что никогда уже не станет прежней. Что-то переменилось, и она чувствовала страх, стыд и еще что-то, чему не подобрала бы названия. Она и сама не знала, о чем думает, но по ее припудренной щеке робко сползала слеза. С тех пор как менопауза, точно товарняк, сбила ее с ног, организм ее скупился на любую влагу. Она была молодой женщиной в теле старухи, в этом скрипучем плотском панцире, над которым она не имела власти. И после того, что случилось сегодня ночью, стало только хуже.

А утром… Она рухнула бы на колени, но сознавала, что уже не встанет.

– Это все, мэм?

Она оглянулась, убедилась, что сумочка и чемодан на месте, и кивнула. Она уже расплатилась с таксистом картой. Двести фунтов! О чем она только думала? Но не вызывать же в Виндзорский замок “убер”. Конечно, ей следовало бы прогуляться до вокзала и сесть на поезд в Лондон, как поступил бы на ее месте всякий разумный человек без машины, но в Виндзоре мысли текут иначе. Когда вокруг прислуга в ливреях, поневоле начинаешь швыряться деньгами. В такие места попадают лишь те, кто добился успеха. Накануне она двадцать минут разговаривала с архиепископом Кентерберийским о возможном заказе на строительство церкви двадцать первого столетия в Сазерке. После такого заказываешь такси, черт с ними, с деньгами… и расстаешься со стоимостью баночки крема “Ла Мер”[13], абсолютно предсказуемо застряв в жуткой пробке на М4.

Некоторые люди… а, да что там – она сама… И хватит уже воображать себя богаче королевы. Между прочим, Ее величество тоже считает деньги. В общем, беда в том, что Мередит Гостелоу одна.

Будь у нее партнер, он предложил бы ехать поездом. Партнер сказал бы: не торопись, подумай. Партнер не допустил бы… того, что случилось вчера. Партнер отвез бы ее домой на большой дорогой машине. И сейчас поднял бы ее чемодан на высокое крыльцо, до двери.

И говорил бы не умолкая, и диктовал бы ей, что делать, и нужно было бы готовить ему еду, стелить постель, уделять внимание: словом, ее жизнь превратилась бы в кошмар. Мередит уже устала от этих дурацких мыслей и рассердилась на себя за то, что снова думает об этом.

Но вчера ночью что-то переменилось. В самой глубине ее нутра.

Кстати о нутре: ей срочно нужно в туалет. Одной рукой она подхватила чемодан, другой прижала к груди объемистую сумочку и потащилась вверх по ступенькам. Отыскала ключи, открыла дверь, швырнула сумки на пол, промчалась по коридору и еле успела плюхнуться на стульчак.

Вот она, старость. Когда влага нужна, ее не дождешься. А когда не нужна – подступает галлонами.

“Майбах” Перовских понемногу продвигался к дому, Маша на заднем сиденье слушала ритмичную музыку итальянской речи. Сложив руки на коленях, она смотрела на свое обручальное кольцо, любовалась игрою света на гранях желтого бриллианта размером с чаячье яйцо. Сидевший рядом Юрий яростно матерился в телефон. На шее его билась жилка.

Поразительно, как быстро лучший день в жизни превращается в очередное воспоминание.

Языковое приложение в Машиных наушниках по-итальянски живописало прелести прогулок. Или речь шла о настенной живописи? Она отвлеклась.

Разумеется, Юрий не преминул сделать ей замечание за вульгарность и дурной вкус. Упоминанием о Диснее она испортила ему аппетит! И не только ему, а всем присутствовавшим.

Не он ли сам перед визитом в Виндзор уточнял, можно ли привезти личного повара (нельзя), соглашался есть лишь те блюда, которые входили в его алкалиновую диету, и притащил на завтрак розовую гималайскую соль в таблетнице из горного хрусталя? Жена бывшего российского посла это заметила – и видели бы вы, как она на него посмотрела!

Недостаток Виндзорского замка в том, что это мечта. И простые люди ее только портят.

Между тем назревала торговая война. Рынки просели. Юрий бушевал из-за того, что помощники не выполнили его приказ и не продали вчера какие-то акции. Наконец, исчерпав всю желчь, он прервал разговор, с силой ткнув в кнопку телефона. – Пятьсот тысяч. Можешь попрощаться со своей галереей.

Он обиженно и сердито покосился на жену. При слове “галерея” она наконец-таки повернулась к нему. Вот и славно, подумал он. Для того и сказал. На какие только ухищрения он не пускался, чтобы привлечь Машино внимание! А она даже не соизволит поддержать его, когда он борется за их будущее, за их общее благополучие. Ее интересует только искусство – она коллекционирует картины, устраивает выставки и общается с людьми, рядом с которыми чувствует себя умной потому, что знает слово “постимпрессионизм”. А еще ей нравится, что ее боготворят. Что ж, он боготворил Машу с той самой минуты, как увидел ее, семнадцатилетнюю, в куцей маечке и грязных джинсах: тогда она и правда была богиней. Он уже устал ей поклоняться. Да и если бы он был ее единственным поклонником!

– Кстати, Максим умер, – произнес он заготовленную фразу

– А?

Он заметил, как застыло ее лицо.

– Сегодня утром. Вероятно, сердечный приступ. Он тебе нравился, да?

Маша на миг лишилась дара речи, но быстро оправилась и выдавила еле слышно:

– Пожалуй.

– Он ведь учил тебя играть на фортепиано. Столько уроков дал! Сыграй мне как-нибудь, что успела выучить.

Он заметил, что она смотрит на него с возмущением. Словно он сказал какую-то дикость. Она часто смотрела на него вот так, молча, со своего заоблачного пьедестала. Ему же хотелось одного: чтобы она наконец спустилась с небес, попыталась его понять. Чтобы ей, в конце концов, стало стыдно, и она, нежная и покорная, пришла к нему, обняла его. Как она не догадывается? Это она во всем виновата. Так почему же стыдно всегда ему? Голова по-прежнему гудела. Почему она допустила, чтобы он перепил? Неужели не знала, что будет потом?

Она вынула наушники из ушей. Молчание окутало салон, точно погребальная пелена. Наконец Маша пробормотала:

– Дома я обязательно тебе поиграю. – В неземных ее глазах блеснули слезы, но она удержалась и не расплакалась.

Ледяная баба, подумал он. Ну ничего, однажды он растопит этот лед.

Как королева ни пыталась, она не сумела отвлечься от мыслей о бедном заблудшем юноше. Весь день обсуждала с управляющим предстоящие скачки в Аскоте. А потом, когда посетителей благополучно выпроводили из замка, направилась в парадный зал осмотреть гобелен, которому требовалась небольшая реставрация, но тут подошел швейцар и сообщил, что сэр Саймон срочно хочет ее видеть.

– Он не сказал зачем?

Швейцар нажал на кнопку рации.

– Он просил передать, мэм, что обнаружились новые обстоятельства, – бесстрастно произнес он.

Похвальное безразличие. Меньше всего ей нужны слуги, которые подмигивают и кивают, передавая известия. Такие у нее не задерживаются.

Королева вздохнула, развернулась и направилась обратно в кабинет. Если уж сэр Саймон приказал ее отыскать, значит, дело серьезное. Она вновь прошла через парадные залы, где накануне принимала гостей, к Большому коридору, где располагались ее личные покои. В Светлом фойе навстречу ей попалась небольшая группа людей. Здесь когда-то начался пожар, и, хотя сейчас фойе выглядело великолепно – с новым потолком и расходящимися веером балками, – она все равно вздрагивала, проходя тут. Встречные с удивлением воззрились на королеву.

Группу возглавлял величественный мужчина средних лет, с квадратным подбородком, в двубортном костюме в тонкую полоску и галстуке.

– Управляющий!

– Ваше величество.

Генерал сэр Питер Венн щелкнул каблуками и наскоро поклонился. Из всей группы лишь он один не удивился, увидев королеву. Теперешний управляющий Виндзорским замком жил в отведенных ему покоях в Нормандской башне у ворот, ведущих в Верхний двор, и королева отлично его знала. Она могла перечислить по порядку все должности, которые он занимал в разных уголках мира, и процитировать заслуженные им благодарности – половину она помнила точно. Знавала она и его дядю: они познакомились в Гонконге на борту королевской яхты “Британия”, он тогда был юным стройным лейтенантом; с тех пор она пожаловала ему немало наград за операции слишком секретные, чтобы о них упоминать. Венны были потомственными военными. Если вдруг начнется революция, королева предпочла бы, чтобы Питер оказался рядом. А лучше чуть впереди.

13

Марка дорогой английской косметики.