Страница 49 из 58
Волосы мягкие и слегка волнистые после заплетенной косы, струились сквозь пальцы. В этом был какое-то новое для меня тактильное удовольствие. Добираясь до головы, я слегка придавливал кожу подушечками пальцев, получая в ответ довольное мурлыканье. Разговаривать не хотелось, да что там, даже думать было лень. Мысли лениво болтались в голове, не задерживаясь на долго.
Проведя в очередной раз по волосам, я сбил плед с плеч Ларьки и переключился на такую манящую спину под тонкой тканью футболки. Острые плечи и выпирающие косточки позвонков. Спина под моей ладонью казалась невероятно хрупкой. Провел рукой пару раз вверх и вниз, а потом, скинув плед на пол, подхватил Ильку и пересадил на колени лицом к себе.
Красивая. Глаза вообще нереальные, через стекла очков кажутся просто огромными. И улыбка нежная, нижняя губа пухлее и чуть оттопырена, так и хочется укусить. В чем я не стал себе отказывать. Наклонился и прикусил слегка, потом зализал и опять куснул, руками продолжая исследовать тело. Поддел края футболки и сдёрнул мешающую одежду.
Я откинулся на спинку дивана рассматривая волнительное зрелище: до пояса обнаженная Ларька, подняв руки вверх, отчего грудь призывно качнулась возле моего лица, пытается собрать резинкой мешающие ей волосы в хвост. Но то ли волосы непослушные, то ли руки у нее плохо справляются, но пряди все равно рассыпаются.
Я же веду себя по-джентельменски, чтобы не мешать борьбе с прической, потихоньку начинаю целовать грудь, раз она так удачно оказалась в поле моего зрения.
Выцеловываю кожу, не касаясь соска, который сжался в тугую горошину и так и манит к себе. Но я - кремень, я не отвлекаю девушку. А девушка тем временем совсем забросила прическу, собрав кое как хвост, и вцепившись мне в плечи, запрокинула голову назад, подставляя мне грудь во всей красе.
Ну нет, я так быстро не играю. Обвел мокрым языком по соску, а потом легонько подул. Ларька дернулась и зашипела, попыталась вывернуться, но я крепко держал ее руками. Прижал к себе, так и быть согрею девочку, и прошёлся поцелуями по запрокинутой шее, прижался губами к пульсирующей вене.
Ох*ительная картина: тонкая кожа, натянутая на доверчиво и без сомнений представленной шее, острый угол подбородка и родинка под правой мочкой уха. И сопровождающий картину звуковой эффект, который надо записать на диктофон, чтоб кайфовать в одиночестве как наркоман от дозы – приглушённый стон сквозь приоткрытые губы.
Резинка трусов не просто давит, а душит налитый кровью член. Подхватывая Ильку под бедра, пересаживаю ее плотнее на свой стояк. От этого не легче, но гораздо интереснее. Смена положения не осталась не замеченной, девушка поерзала, усаживаясь поудобнее и заставив меня сдавленно выдохнуть воздух, и, потянувшись к лицу, сняла очки.
Ощущение, что разряд молнии прошил меня по позвоночнику от макушки до паха. Такой в чем-то наивный и доверчивый жест обнажения мне показался важнее всех признаний, которые когда-либо говорили мне девушки. Остаться без одежды не так и страшно, а вот оказаться беспомощным рядом с другим и не бояться, и не стесняться этого – это ли не высшая степень доверия?
Давненько, ещё в детстве, на одном из шумных праздников мамин старший брат, который прожил с женой на тот момент много лет, рассказывал, как он в нее влюбился. Меня тогда ещё не особо интересовала такая тема, но рассказывал дядя так весело, что я запомнил.
Дядя Дима был до женитьбы тот ещё гуляка, любил красивых женщин и шумные компании. И вот на одном таком весёлом праздновании познакомился с девушкой, которая курила, как лошадь, и смеялась, как тысяча китайцев. Он так и говорил – тысяча китайцев. Я и не понял, что то значило, но мне мелкому запомнилась фраза. В этот жуткий смех дядя и влюбился. « Я как подумал, что ещё с кем-то она будет так смеяться, то я умру от ревности. И женился».
Теперь, в мои-то тридцать лет, до меня дошло. Я же от ревности сдохну, если Ларька перед кем-то другим вот так доверчиво снимет очки. Это мелкая блоха, иногда ехидная, иногда мягкая и ласковая, эта слепуха вредная будет моей!
Озарение озарением, а физиология требует своего. И почему эта мелочь не носит дома юбки, их так удобно задирать. Надо ввести мораторий на домашние джинсы и штаны. Подхватив Ларьку за талию, приподнял и поставил на пол между разведенных коленей, наклонился, поцеловал подрагивающий живот и, подцепив резинку штанов вместе с трусами, стянул одежду до щиколоток. Потянул на себя за руку, заставляя переступить через одежду.
- Какая ты красивая, Ларька.
Быстро избавился от футболки и штанов с бельем, притянул к себе на колени, вынуждая широко раздвинуть ноги. Идти за презервативами в спальню нет никаких сил. Так и нарушаются вбитые в подкорку принципы. Зато как остро чувствуется нежная кожа и жар плоти. Как без резинки тонко ощущается совпадение тел, как двух частей пазла.
- Илька, Илечка, Иля, девочка моя, маленькая, - шепчу, закрыв глаза, и чувствую как нежные губы хаотично и горячо целуют лицо: щеки, скулы, веки, нос и снова веки. И все это сквозь рванные вздохи и стоны.
Размеренные и плавные движения тел сменяются на быстрые, ритмичные. В голове гулко, в ушах пульсирует кровь. Зажав крепко бедра девушки руками, начинаю резко вколачиваться в теплую тугую мягкость. Ларька, прижавшись ко мне грудью, сдавленно стонет прямо мне на ухо. Век бы слушал, но оргазм подступает быстро и сносит безумной волной меня одновременно с малышкой.