Страница 41 из 96
«Сейчас будут бить, — догадался свин. — Возможно, даже ногами. Убивать Четвертый запретил, значит, пора делать ноги».
Прижавшись спиной к захлопнувшейся калитке, он судорожно нащупывал ручку. Подлая ручка никак не нащупывалась. А добрые люди меж тем обступили его со всех сторон и медленно сжимали кольцо.
— Ишь, свинская морда, какую ряшку нажрал на нашем горе! — крикнул мужик из толпы.
— Пустить ему кровь! — кто-то от обсуждения внешности перешел к конкретным предложениям.
— А ну, дайте дорогу! — вдруг послышался голос в толпе. — Дайте пройти, говорю! В моем доме я сам принимаю всех гостей. Даже незваных.
Вперед протолкался нестарый еще крупный мужик. Лицо у него было совершенно простецкое, что называется — рязанская морда с носом-картошкой. Только пронзительные серые глаза выдавали неглупого и много видевшего человека.
Он встал перед Жиром и спросил:
— Ты от Безымянного, демон? Зачем ты пришел в мой дом?
Жир невозмутимо хмыкнул:
— Я даже не знаю, кто такой Безымянный, поэтому я точно не от него. Меня зовут Жир, я монах, мы с друзьями совершаем паломничество в Москву. А к тебе я зашел, надеясь подкормиться, врать не буду. И ничего плохого в своих планах я не вижу, монахам просить подаяния не западло.
— Монах? — заржал мужик. — Демон, ты себя в зеркале видел? Какой, нафиг, из тебя монах?
Жир пожал плечами:
— Хреновый.
Собравшиеся грохнули хохотом, а свин продолжил:
— Мужик, я сам знаю, что монах из меня хреновый. Но уж какой есть. Ты давай, уже реши что-нибудь. Можно мне к тебе за стол, или лучше где-нибудь за забором своих друзей подождать?
Мужик опять заржал и сказал:
— Да уж, свин, просить милостыню у тебя получается неважно. Тебе явно привычнее предлагать проезжим облегчить карманы и выложить деньги и ценности — или я совсем не разбираюсь в людях. Ладно, что на пороге стоять. Я Юрий, староста этого поселка, и пока еще никто не сказал, что я выгнал за ворота путника, не накормив. Садись за стол, Жир, ешь и пей, а твои друзья, если явятся в Додоново, моего дома никак не минуют. Тогда и поговорим.
Староста развернулся и пошел куда-то во главу стола. Жир сел на указанное место, и через минуту юркая старушка поставила перед ним глубокую миску и положила деревянную ложку.
— Извини, чушка, приборов не держим, — услышал от нее Жир вместо «Приятного аппетита». Впрочем, в пожелании аппетита свинтус явно не нуждался. Соседи по столу вытаращили глаза, и вскоре эпическая картина «Жир кушает» стала главным шоу вечера. Столпившийся вокруг народ азартно бился об заклад на тему «влезет ли в монаха еще пять буханок хлеба или не влезет», а также «сожрет ли святой отец 20-литровый жбан квашеной капусты или все-таки подавится».
Но всему в этом не лучшем из миров положен свой предел, и даже Жир способен наесться. Сытно рыгнув, свин отвалился от стола как насосавшийся клещ, и честно предупредил всех:
— Щас спою.
Дурной пример оказался заразителен, и когда Четвертый, Псих, Тот и Драк постучали в калитку, бабы за столом пронзительно тянули: «Догорай, гори моя лучина, догорю с тобой и я!..», мужики сидели, скорбно подперев лица кулаками, и даже Жир жалобно подхрюкивал грустной песне.
Увидев вошедших, все та же тетка истошно завопила:
— Демоны!!! Опять демоны!!!
— Да какие там демоны! — шикнул на нее уже малость пообтесавшийся в коллективе свин. — Это мои друзья, монахи! Я же предупреждал, что они придут.
— Однако компания у вас и впрямь удивительная, — высказался подошедший староста. — Сколько лет живу, таких монахов никогда не видел.
— Вы правы, почтенный, — поклонился ему Четвертый. — Святые угодники из моих спутников, конечно, вряд ли получатся, но зато охотники на нечисть они замечательные. Паломничество наше очень опасно, поэтому без боевых монахов — никуда.
— Это да, — неопределенно хмыкнул староста. — Без проверенных бойцов в нашем мире везде хреново.
В итоге друзей скорешившегося с местными свинтуса приняли как родных, усадили за стол, накормили и напоили постной пищей.
А потом, когда односельчане потихоньку начали расходиться, староста подсел к монахам. Но разговор начал не он, а Псих.
— Спасибо за хлеб за соль, хозяин. — наклонил голову он. — Скажи только, мил человек, а что мы празднуем-то? А то я так и не понял — крестины у тебя или поминки.
— Да так сразу и не скажешь… — потемнел лицом Юрий. — Если так рассуждать, то скорее поминки. Только предварительные.
— Это как так? — удивился Четвертый. — Поминать человека, который еще живой? Такое разве бывает?
— У нас — бывает, — сказал староста с безжизненным взором. — Человек пока жив, но уже все равно что мертвый. Вы про главаря енисейских водяных демонов слышали? Он сказал, что имени у него нет и не будет, поэтому зовут его кто во что горазд. Кто — Безымянным, кто — Неизвестным, а кто просто говорит — Никто.
— Слышали, — кивнул Псих, — но немного. Расскажешь?
— Да что рассказывать, — дернул уголком рта староста. — Пять лет назад он у нас появился и всю братву местную к ногтю прибрал. Кто возбухать пытался — все уже гниют где-то или рыб енисейских покормили. Теперь он полный хозяин здешних мест, все мы под ним ходим. Кстати, не самый плохой хозяин. Наш местный поэт даже стихи про него сочинил: