Покорение Михримах

- О, Михримах! — я прижал ее руку к моей груди. — Если бы ты только знала, как я люблю тебя!

Озорное, дразнящее выражение появилось на ее лице.

— Хочу знать! — капризно и нежно протянула она. — И посмотрим, не выйдет ли так, что я люблю тебя сильнее, о самоуверенный паша!

— Так смотри же! — восхищенный, я увлек ее в долгий поцелуй.

…мы проговорили всю ночь, до рассвета, хотя меня и клонило неудержимо в сон после близости; но ей столь заметно важно было выговориться, что было бы верхом бесчувственности попросту предложить уже поспать.

Она впервые говорила о наших отношениях; впервые говорила о том, что было так важно для нас обоих. Она вспоминала самое начало; как узнала, что меня прочат ей в мужья, как это напугало ее, возмутило, ранило — ведь она в тот момент мечтала о своем Бали-Бее. Я словно переживал вместе с ней ее чувства: впервые я понял, каким мучительным кошмаром ей представлялся наш брак.

— Я думала, я с ума сойду от унижения и страха, — признавалась она, — у меня едва хватало сил стоять и молчать.

Только сейчас я понял, на каком волоске в тот вечер висело наше семейное счастье. Я чуть не погубил все своей поспешностью!

В волнении я крепче сжал ее в своих объятиях:

— О Михримах моя! Сам Всевышний вразумил меня в тот момент; я ведь совсем, совсем не замечал твоих чувств, так ослеплен был близостью своей мечты!

— В тот момент я думала только о том, что никогда не прощу тебе этого унижения, что обязательно отомщу, — тихо призналась она.

В один момент я представил, во что бы обернулся наш брак. Никогда бы она уже не смогла доверять мне, никогда бы не полюбила; внешне подчинившись, она воевала бы со мной исподтишка, и однажды бы убила — как только ей подвернулся бы удобный случай. Я не питал иллюзий по поводу миролюбивости жены; она бы избавилась бы от меня не задумываясь.

Ее мысли шли в унисон с моими:

— Я бы возненавидела тебя. Так странно сейчас вспоминать. Ты был такой чужой, такой страшный, такой безнадежно жестокий.

— Разве я мог бы быть с тобой жестоким, душа моя? — легонько возмутился я.

Она тихо рассмеялась:

— Разве ты не был жесток последние несколько недель?

С задумчивой нежностью я провел пальцами по ее виску, откидывая прядь волос:

— Но ведь вам всегда было достаточно просто позвать, госпожа.

— Просто позвать? — растеряно улыбнулась она. — Я даже не подумала об этом!

— В этом и был весь смысл, — ответил улыбкой я.

После еще нескольких долгих поцелуев она все-таки успокоилась и устроилась спать; мне было, о чем поразмыслить, но сон сморил и меня.

Глава четырнадцатая. Розовое золото

Зима вступила в свои права, и мне неудержимо захотелось перемен. Я начала с наших покоев — заменила этот невнятный темный балдахин на легкие прозрачные шелка. Теперь утро вызолачивало наше ложе золотыми лучами. Паша посмеивался, что я замерзну, и велел принести побольше меховых покрывал.

Он как раз придирчиво отбирал эти покрывала, когда я разбирала свое приданное — далеко не все сундуки уже нашли свое место в нашем новом дворце.

— Да что ж такое! — расстроено воскликнула я, ковыряясь разными ключами в том самом ларце, который столь безуспешно пыталась открыть в мою первую брачную ночь растерянная служанка — с тех пор я так до него и не добралась.

Муж обернулся посмотреть, что там у меня, и лучезарно разулыбался:

— Что, ключ не подходит? — поддел он меня, и я поняла, что он что-то знает.

— Рустем? — скорчила я нежную мордашку.

Он улыбался с самым торжественным видом. Пришлось поломать об него немало ласковых взглядов, прежде чем он снизошел до объяснений:

— У тебя этого ключа нет; я хотел подарить тебе к свадьбе, но все как-то закрутилось не так, а потом забыл.

Я запрыгала и захлопала в ладоши:

— Подарок! Открывай же скорее!

Он отправился за ключом — по дороге успев нежно погладить мои волосы и поцеловать в плечо — наконец, вернулся.

В ларце оказался восхитительный перстень из розового золота, с прекрасным жемчужным цветком. От восхищения я не сразу нашла слова.

Я не любила массивные тяжелые украшения, и кольца носила нечасто. Но было видно, что это паша подобрал тонко и точно для меня — оно подходило мне, как ничто иное.

— Какая красота… — растеряно повернулась я к нему.

Он надел мне это кольцо на палец, все еще улыбаясь.

— Такой я увидел тебя, — признался он. — Нежной и хрупкой.

Такое мог сказать только Рустем; никто никогда не видел меня так, как он.

Счастье и восхищение наверняка отобразились на моем лице; он удовлетворенно вздохнул:

— Я опасался, что розовое золото придется тебе не по вкусу. Его мало кто любит.

Действительно, ни у матушки, ни у тетушек ни тем паче у отца не было таких украшений. Розовое золото считалось бракованным, из него обычно не делали украшений, и, уж конечно, никто не додумался бы подарить его султанше.

Никто, кроме моего мужа. Который угадал, что мне понравится оттенок, и не стал смотреть ни на какие предрассудки.

Любовь вырвалась из моей груди его песней:

— Svetlosti tiha svete slave …

Глаза его сияли нестерпимым, солнечным счастьем.