Страница 21 из 22
— Госпожа, вы только не пойте эту песню на людях. А то не сносить мне головы, — и вышел.
Эта загадочная фраза не заинтересовала меня в тот момент; я все еще думала о том, что так и не решилась взять его за руку.
Это была последняя черта, которая никак мне не давалась. И в первый раз интимное сближение с ним далось мне мучительно тяжело; но тогда он постоянно делал мягкие шаги мне навстречу, провоцировал меня, твердо вел к этому нежному сближению. Сейчас же он все оставил на откуп мне — нужно было делать первые шаги самой, нужно было решаться недвусмысленно заявлять о моем интересе к нему!
Я не боялась быть отвергнутой; я всегда чувствовала его поддержку; и все же мне было так сложно!
В другой раз я все же решилась спросить:
— Рустем, но как вообще завязываются любовные отношения на равных?
Почему-то он нахмурился; подергал себя за бороду; нехотя произнес:
— Трудный вопрос, Михримах. У нас принято считать, что такие отношения в принципе основаны на изначальном неравенстве. В браке женщина подчиняется мужчине.
— Это не может распространяться на госпожу из рода Османов! — недовольно передернула я плечами.
И столкнулась с его глубоким грустным взглядом.
И только тут до меня дошло, в чем основная трудность нашего союза.
В браке женщина подчиняется мужчине; но для меня это невозможное положение вещей.
В браке с султаншей мужчина подчиняется женщине; но для него это невозможное положение вещей.
Кажущееся неразрешимым противоречие лишь несколько секунд казалось мне трагедией; очевидный выход нашелся сразу:
— Ну что ж, паша, — довольно промурлыкнула я, — значит, мы будем первыми, кто построит брак «на равных».
Он улыбнулся очень солнечно:
— Так и будет, госпожа!
…легко заявить. А выполнить как?
Нет никаких учебников, в которых писалось бы, как строить брак, тем более — брак султанши и паши, тем паче — если они хотят равноправия в этом браке. Придется самим что-то придумывать?
Я не привыкла пасовать перед трудностями. С утра пораньше я достала чистый лист бумаги и задумалась. Теплый утренний свет приятно золотил письменные принадлежности, вдохновляя на рабочий лад.
Сперва я попыталась составить список того, как я понимаю равенство в браке для себя; но у меня ничего толкового не вышло. Пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что легче написать, что я понимаю под неравенством в браке. Но и тут наскреблось всего три пункта:
1. Если муж принимает касательно меня и моей жизни решения, не спросясь у меня и не согласуя их с моим мнением.
2. Если муж считает меня изначально глупее него и утаивает часть информации мне «во благо».
3. Если муж не дает мне возможности участвовать в общих решениях.
Что ж! Это было уже неплохое начало, и с этим списком я вечером пошла к паше. Он похмыкал и признал, что все три пункта справедливы. На предложение составить свои пункты он сперва поотказывался, но я логично отметила, что тогда как же мне ориентироваться, как себя вести?
С большой неохотой, явно через силу, он выскреб из себя несколько строк:
1. Позиция «я госпожа — ты слуга» неприемлема
2. Манипуляции и ложь неприемлемы
3. Вне зависимости от обстоятельств, жена должна заботиться об авторитете мужа в глазах окружающих
4. Для детей родители должны быть равны, а не «мама главная»
5. Угрозы разводом неприемлемы
Первые два пункта мне были уже знакомы, третий самоочевиден, четвертый в голову не приходил, а вот пятый откровенно напрягал. С другой стороны, если я и впрямь решусь развестись с пашой — мне будет уже безразлично, что там в этих листочках мы записали. Так что этот пункт не очень-то меня волновал.
Видимо, мои мысли читались с моего лица вполне отчетливо, потому что он вдруг рассмеялся:
— Я прямо вижу, как ты обдумываешь перспективы развода со мной и взвешиваешь мои шансы. Ну же, озвучь свой приговор — как эти шансы велики?
Хотя он выглядел смешливо и несерьезно, по немного грустному взгляду я догадалась, что ему неприятно было угадать во мне эти мысли. К своему удивлению, я почувствовала глубокий стыд за то, что и впрямь так спокойно и расчетливо обдумывала этот вариант.
От смущения я попыталась пошутить, но получилось ужасно криво и бестактно:
— Не беспокойся, если я захочу избавиться от тебя — предпочту яд.
Он столь же криво попытался поддержать эту штуку:
— Конечно, быть вдовой романтичнее, чем разведенной. Ну, теперь я спокоен! Если я тебе надоем, мне даже не суждено успеть об этом узнать — прекрасно!
Он тут же откланялся и ушел; раньше, чем я успела что-то ответить.
Я не решилась идти за ним; мысль о том, что, в самом деле, я в любой момент могу развестись с ним, и не хочу отказываться от этой привилегии, — не давала мне покоя. В обычных семьях это право было за мужчиной, и, действительно, не было для женщины большего позора, чем быть прогнанной мужем. Но я султанша; в моем браке все было наоборот: это я могла три раза повторить это заветное слово и избавиться тем от мужа. Должно быть, мужчине такое положение кажется еще более нестерпимым и унизительным — несправедливо было бы винить пашу за его вспышку.
Совершенно точно я не хотела, чтобы он чувствовал себя так: человеком, которого в любой момент могут как вещь вышвырнуть. Не то чтобы я могла позволить себе развод: и отец, и тем паче мама просто не допустили бы такого поворота.
Но все же, теоретически, я — могла.
Раньше мне даже в голову это не приходило; только сейчас я поняла, что он-то знал и помнил об этом всегда, и эта мысль непрерывно ранила его сердце.
Мне было несложно понять его чувства и разделить их; только сейчас я взволнованно поняла, как страдает его гордость от нашего неравенства. Мне не хотелось, чтобы он чувствовал так; но как убедить его, что я люблю его, что ему не надо терзать себя такими мыслями?
В голову мою пришла мысль, что это наилучший момент сделать шаг к нашему полному сближению — но как? Я была слишком смущена самой мыслью. Взвешивала ее и так, и этак. Переволновалась. То решалась, то отступала. Надела было нарядное платье, пошла к нему, с полпути вернулась в страхе и робости. Переоделась в ночную одежду, опять передумала, опять пошла к нему; за первым же поворотом сробела и снова вернулась к себе.
Не найдя ничего лучше, я коротко описала свои переживания письмом и велела отнести ему. От волнения написано было неровно, буквы получились какие-то волнообразные… но хоть как-то докричаться до него, объяснить свои переживания!
Ответ пришел очень скоро, и был короток и прост:
«Михримах, я все тот же Рустем, который никогда тебя не обидит».
Я чуть не расплакалась от облегчения.
Послала еще более короткую записку:
«А ты не мог бы прийти ко мне сейчас?..»
Издергалась коротким ожиданием; пыталась составить в голове все те слова, которые мне нужно было сказать ему. Слова разбегались, и в итоге, когда он вошел, я попросту онемела от волнения. Только стояла и растеряно смотрела на него.
* * *
Минуты три она просто смотрела на меня, так испуганно и взволнованно, что я даже не решился шага вперед ступить — еще спугну. Ее лицо меняло самые разные оттенки чувств, и мне было, чем полюбоваться в это время.
Наконец она решилась сделать пару робких шагов ко мне; тогда и я счел возможным подойти к ней; она подняла руки к моей груди; я взял ее руки в свои, чувствуя, как она дрожит от волнения.
— Рустем, я… — она робкими и большими-большими глазами смотрела прямо мне в душу, — мне так много нужно сказать, и все путается!
Я ободряюще улыбнулся, сжал ее руки крепче:
— Михримах, просто говори их как есть. Начни с того, что больше просится наружу, — предложил я.
Она улыбнулась, потупилась, снова подняла на меня глаза — сияющие, яркие:
— Я… Я хочу сказать… — снова запнулась, сама над собой рассмеялась: — Ах, надо не хотеть говорить, а говорить! — снова улыбнулась, потом решилась и разом выпалила: — Я очень люблю наш брак, правда! — не заметив странноватой формулировки, продолжила: — Я очень хочу быть твоей женой; настоящей женой! — ничего не вижу, кроме ее сияющих глаз. — Ты знаешь, так у нас сложилось, что я противилась нашему браку; я не знала, что найду в нем счастье, даже не подозревала, что может так быть! Ты мне дал это счастье, Рустем. Ты мне саму меня подарил, ты просто не понимаешь, не представляешь. Я всем сердцем люблю тебя, я всем сердцем желаю, чтобы ты всегда, всегда был моим мужем!