Страница 170 из 173
- Пошли, твою ж мать, - но в Анжеле чувствовалась какая-то сила, противостоять которой было безнадежно. Наверное, только Робеспьер мог отбить меня, но он был без сознания; я попыталась схватить его за руку, но пальцы мои лишь пусто сомкнулись в воздухе.
- Но, Энжи, - пробормотала я, понимая, что сдаюсь, рассыпаюсь на части, превращаюсь в аморфную массу, с которой можно делать все, что угодно, - дай мне попрощаться…
- Пошли, - она неумолимо вытащила меня в коридор, и я вытянула шею, чтобы бросить последний взгляд на тех, кто остался в камере. Бонбон не смотрел на меня: казалось, ему все равно. Робеспьер продолжал сидеть с закрытыми глазами, Кутон - наблюдал за разворачивающейся сценой с нарастающим интересом, будто смотрел на смертельный номер в цирке. Безотрывно смотрел на меня только Сен-Жюст: он, судя по его виду, не верил в происходящее, но я не верила не меньше, чем он сам.
- Антуан… - не знаю, что я хотела сказать, но Энжи не дала мне такой возможности - поволокла по коридору, а затем по лестнице мимо замерших сторожей, охраннику на выходе сунула под нос подписанную кем-то бумагу, и мы оказались на улице - необычайно оживленной, несмотря на то, что солнце уже почти исчезло за резным горизонтом крыш. Париж пил, гулял и веселился, как будто этот день был последним; отовсюду слышались нестройные песни, кто-то без всякого смущения разбил пустую бутылку из-под шампанского о ближайшее дерево и заорал дурным голосом:
- Смерть тирану!
- Смерть! - в едином ответном порыве прокричала ему площадь.
- Пошли быстрее, - Анжела пихнула меня в спину, - не стой, надо убираться отсюда подальше.
Я послушалась ее; у меня не было причин возражать. На нашу странную парочку никто не смотрел, у всех были дела поважнее - упиться неожиданно нахлынувшим освобождением. Страха, последнее время насквозь пропитавшего воздух, больше не было - его вымело с улиц без остатка. Пока мы пробирались через площадь, нам два раза предложили выпить за “победителей тирана” - Анжела отказывалась, а я опрокидывала в себя поданную жидкость, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Где-то невдалеке от нас в воздух полетел пышный букет; стоявшие рядом цветочники предлагали всем свой товар просто так, не требуя платы.
- Гражданка! - услышала я рядом с собой мальчишеский голос. - Возьмите цветы! Они такие красивые! Прямо как вы!
Вздрогнув, я остановилась увидела, как Анжела с искренней, теплой улыбкой берет из рук подбежавшего мальчика небольшой букетик ослепительно-белых, как снег, нарциссов. Парниша хотел отбежать в сторону, но я схватила его за рукав; на меня он посмотрел почти с ужасом, наверное, настолько жутким было выражение моего лица.
- А красные? - спросила я хрипло. - Ведь раньше ты продавал красные?
Высвободившись из моих пальцев, мальчишка испуганно отступил. Кажется, он решил, что имеет дело с сумасшедшей.
- О чем вы, гражданка? - спросил он, разве что пальцем у виска не крутя. - Вы где красные нарциссы видели? Их в природе-то нет!
- Но…
Мне не дала закончить фразу Энжи: снова подхватила под локоть и поволокла прочь.
- Пойдем, Наташ. Пойдем отсюда.
И я снова покорно двинулась туда, куда меня вели. Куда мы точно идем, меня не интересовало - вряд ли могло быть место хуже, чем то, откуда я вырвалась только что. Анжела следила за мной обеспокоенно, и я понимала, что она волнуется, не тронулась ли я, но в тот момент я бы точно не смогла убедить ее в обратном.
- Скоро вернемся домой, - проговорила она, доведя меня до сада Тюильри и сажая на бортик одного из маленьких фонтанчиков, в изобилии разбросанных вокруг главной аллеи. - Посиди тут, я скоро приду, хорошо?
Попытавшись изобразить улыбку, я кивнула, и Анжела ушла, мгновенно растворившись в тени деревьев. Оставшись одна, я какое-то время сидела неподвижно, восстанавливая дыхание - оказалось, ослабить натянувшийся в груди узел было не так-то просто, - а потом, посмотрев на свои перепачканные в крови и грязи руки, ничтоже сумняшеся опустила их в воду. Замерла, наслаждаясь приятным прохладным покалыванием.
Меня зовут Наталья Кремина. Мне двадцать один год. И я пережила все, что можно пережить.
Отмыв ладони, я зачерпнула холодной воды в пригоршню и выплеснула ее себе на лицо. Стало намного лучше.
Со стороны площади Согласия послышался первый ревущий вопль торжествующей толпы. Я передернулась и выплеснула себе на лицо еще воды - капли, залившиеся за воротник рубашки, показались мне неожиданно теплыми.
“Их всех убили”, - мелькнуло в моей голове. Революция не пощадила никого из тех, кто создавал ее - рано или поздно, всех их ждала одна и та же участь. Как там говорил Марат: “Всем придется умереть”? Наверное, произнося эту фразу, он сам не подозревал, насколько точное пророчество скрывается за ней. Или, наоборот, как всегда, предвидел все наперед?
- Пошел ты к черту, Бийо! - раздался из-за кустов злой голос Анжелы. - Пошел к черту!
Они вышли на дорожку почти одновременно: разъяренная, чеканящая шаги Энжи и семенивший за ней Бийо, растерянный и расстроенный. Он попытался взять ее за руку, но она проворно обернулась и влепила ему пощечину, настолько хлесткую, что в ушах зазвенело даже у меня. Потом, пользуясь тем, что он застыл на месте, закаменев, подошла ко мне и заявила тоном, не терпящим возражений, как будто я могла возразить:
- Пошли. Валим отсюда.
- Куда? - как ни странно, после умывания во мне снова пробудилось желание задавать вопросы. Анжела посмотрела на меня так, будто я спросила, сколько будет дважды два:
- Спрашиваешь еще? Домой, конечно.
Домой. Слово звучало странно и даже в чем-то насмешливо. Мне на ум почему-то приходил только дом Дюпле, но Энжи наверняка имела в виду другое.
- Я тут всего пару месяцев, - тараторила она, уверенно ведя меня по парижским закоулкам, - а уже вою без нормального водопровода и интернета. Как они тут вообще жили, ума не приложу. Ничего, сейчас вернемся в гостиницу, и… кстати, ты-то где была? Твоя мать чуть с сердцем не свалилась, когда ты исчезла!
Точно, у меня есть мать. А еще у меня есть подруги, и Анжела всегда была из них самой близкой. А еще у меня есть Андрей. Когда-то давно мне казалось, что я его люблю, а он хотел сделать мне предложение. Воспоминания проявлялись в моем сознании постепенно, будто выплывая из темноты, но одно всегда влекло за собой другое, и я почувствовала, что начинаю медленно пробуждаться от какого-то глубокого сна. Жизнь моя, до сих пор казавшаяся мне разделенной на “до” и “после” неожиданно показалась мне единой и неделимой: на меня накатило навязчивое ощущение, что все, что происходило со мной до этого, имеет под собой какую-то незаметную с первого взгляда, но вполне логичную связь.
- Мэтр меня убьет, - нервно засмеялась Анжела, заведя меня в какой-то безлюдный переулок и достав из висящей у нее на плече сумки какое-то устройство, похожее на часы с очень толстым ремнем. Быстро она закрепила часы у меня на запястье, и я почувствовала нечто вроде легкого укола.
- Эта штука взяла у тебя кровь, - пояснила Анжела, надевая себе на руку точь-в-точь такой же прибор. - Сейчас перенастроится, и можно отправляться.
- Домой? - спросила я. “Часы” у меня на руке, помигав немного, зажглись ровным зеленым светом. Анжела улыбнулась.
- Домой.
А потом я испытала знакомое мне уже ощущение полета в бездонную бездну: внутренности словно облило чем-то холодным, какую-то невыносимо долгую продолжавшуюся секунду я парила, не чувствуя собственного тела, между чем-то и ничем, а потом открыла глаза и поняла, что твердо стою на земле. Вернее, не на земле и не на мостовой, а на асфальте. Вполне современного вида асфальте.
И вонь стояла в воздухе та еще - смесь гари, дыма, автомобильных выхлопов и чего-то еще, заставившая меня закашляться. Неужели я всю свою жизнь дышала этой дрянью? Организм, привыкший получать чистый кислород, взбунтовался в момент, и мне пришлось простоять несколько секунд у обшарпанной, изрисованной граффити стены, пока Анжела заботливо похлопывала меня по спине и отпаивала водой из бутылки.