Страница 162 из 173
- Думаешь, он нам поможет? - спросила я, когда мы покинули квартиру. Виктуар пожала плечами, прислушавшись к доносившемуся из-за оставшейся открытой двери шуму:
- Если он опять не уснет и если его не арестуют - может быть и да.
Я на ее месте не была бы так уверена, но не стала ничего говорить. Зато от осознания того, что я не сижу сложа руки, а пытаюсь сделать хоть что-то, тревога и боль отступали, прекращая неотвратимо мучить меня. Главное было - не сидеть на одном месте подолгу, ибо я понимала, что они могут вернуться в любой момент и впиться в меня с новой силой. Сейчас я была в шоке, как человек, которому только что сказали, что он снова умрет, и не пускала в свое сознание ни одной мысли о грядущей смерти.
- Что будем делать? - спросила я, собираясь с духом. Виктуар задумчиво сковырнула со стены кусок побелки - вслед за ним тут же отслоился еще один.
- Идем в ратушу. Надо узнать, куда дели наших мучеников, и вытащить их оттуда, пока они не свихнулись или не сделали какую-нибудь глупость. В Коммуне много сторонников Робеспьера, скорее всего, они уже бьют в набат…
Словно в подтверждение ее слов, над крышами разнесся, перебивая все прочие звуки, накрывая город плотной, всепроникающей пеленой, знакомый мне ровный и низкий гул.
- К оружию, - пробормотала я и поняла, что вопреки всему у меня все еще есть силы для улыбки.
На Гревской площади напротив входа в ратушу яблоку было негде упасть. Суета царила страшная: все сновали из стороны в сторону, толкая друг друга и сшибая с ног, откуда-то доносились чьи-то горячие призывы, по мостовой катили, награждая ругательствами всех, кто подвернулся на пути, гремящую пушку. Я еле успела отойти в сторону, чтобы тяжелое колесо не проехало мне по ногам, и замерла, ощущая себя потерянной в царившем вокруг хаосе. Мою былую решимость начало неумолимо размывать, и я снова почувствовала, что начинаю дрожать от страха, но тут Виктуар снова схватила меня за руку и поволокла к дверям ратуши.
- Сейчас выясним, что тут происходит, - деловито проговорила она, вручая мне пистолет. - Подержи-ка.
Не задавая вопросов, я взялась за деревянную рукоять, и Виктуар тут же отошла, развязным шагом приблизившись к двум гвардейцам, курившим у входа. Я видела, как она, улыбаясь, спрашивает что-то у них, а, получив ответ, визгливо смеется, потому что один из мужчин попытался ущипнуть ее за бок. Их разговор продолжался не более минуты; увернувшись от назойливых рук, Виктуар вернулась ко мне. На ее лице бродила гримаса отвращения.
- Животные, - выплюнула она, оборачиваясь на гвардейцев и посылая им еще одну лучезарную улыбку. - В общем, есть две новости. Плохая - Анрио тоже арестовали.
В этом я почему-то не сомневалась.
- Хорошая - Робеспьера и остальных скоро освободят и привезут сюда, - закончила Виктуар, и я воспряла духом. Возможно, ситуация была не такой безнадежной, как мне представлялось поначалу. В пользу этого говорило и то, сколько народу собралось на площади - пожалуй, их бы хватило, чтобы штурмовать взбунтовавшийся Конвент.
- Значит, - резюмировала Виктуар воодушевленно, - остаемся здесь.
- Поддерживаю, - откликнулась я и, в свою очередь, схватила ее и повлекла за собой. - Пошли внутрь, узнаем, можно ли чем-нибудь помочь…
В последнем я была, конечно, чересчур оптимистична. В здании царил такой же бардак, как и снаружи, только людей было еще больше, толкались они еще сильнее, а ругались еще отчаяннее. Зато на нас с Виктуар никто не обращал внимания, и мы беспрепятственно поднялись по лестнице в главный зал, где, судя по всему, располагался центр разрастающегося восстания. Кроме солдат и добровольцев здесь были и чиновничьего вида люди, сидевшие за прямоугольным столом у дальней стены - не поднимая голов, они что-то старательно и быстро писали. Поминутно один из них отдавал законченную бумагу оказавшемуся рядом солдату, и тот тут же исчезал, а писарь принимался за новую. К этому-то столу я и подошла, без особой, впрочем, надежды, что меня выслушают.
- Простите, гражданин, - обратилась я к случайному чиновнику, - а Робеспьер…
- За ним уже отправились, - ответил он, не взглянув на меня. - Он будет здесь через полчаса.
- А остальные? - не отставала я. - Сен-Жюст, Робеспьер-младший…
- Тоже.
Ответ не мог удовлетворить меня полностью, но на большее рассчитывать не приходилось, и я, решив не мешать чужой работе, отошла. Виктуар, несомненно, слышавшая наш разговор, насмешливо усмехнулась:
- С чего вдруг ты так печешься о Робеспьере? Я думала, ты его терпеть не можешь.
- Из двух зол надо выбирать меньшее, - отозвалась я мрачно, садясь на подоконник распахнутого настежь окна. Воздух к середине дня раскалился до того, что сложно было дышать, и в нем чувствовался тяжелый, навязчивый дух железа и готовившейся пролиться крови. На небе медленно собирались куцые облака: судя по непроницаемой духоте, дело шло к дождю.
- Боги жаждут, - почти веселым тоном произнесла Виктуар, садясь рядом со мной. - Слышала эту фразочку?
- Спрашиваешь, - усмехнулась я, в который раз жалея об отсутствии сигарет. - Я ее придумала.
Виктуар недоверчиво глянула на меня.
- Правда?
- Правда, - кивнула я и, подвинувшись ближе к краю подоконника, свесила ноги наружу - так было чуть прохладнее, чем в помещении, где было не вздохнуть. - У моего отца на полке стояла книга с таким названием. Правда, книгу я так и не прочитала, руки не дошли… а название запомнилось. Хорошо звучит, да?
- Хорошо, - согласилась она.
И тут за нашими спинами раздался требовательный, недовольный голос, от звука которого у меня чуть сердце не выскочило из груди:
- Так, граждане, если вы меня сейчас не пропустите, то я…
- Антуан! - завопила я, едва не вываливаясь из окна. В последний момент мне удалось сохранить равновесие, и я, проворно спрыгнув с подоконника на пол, кинулась к другу, чтобы крепко обнять его. - Ты здесь!
- О, маленькая полячка, - он рассмеялся почти как прежде; и следа не осталось от его отчужденной обреченности, которую я наблюдала сегодня утром. Он снова был бодр и полон жизни, и я, не удержав свою радость, расцеловала его в обе щеки.
- С тобой все в порядке?
- В полнейшем, - он отстранил меня, но не отпустил и, продолжая обнимать за плечи, двинулся вместе со мной к столу. - Пришлось немного пошататься по городу, правда… ни одна тюрьма не хотела нас принимать.
При слове “нас” я инстинктивно обернулась, но больше не увидела в зале ни одного знакомого лица.
- Вас? А где остальные?
- Понятия не имею, - ответил Антуан. - В итоге нас разделили. Кстати, Бонбон сказал мне, что ты сбежала…
При упоминании этого имени в груди у меня снова начало жечь, будто кто-то воткнул мне в сердце накаленное добела лезвие. Я заговорила - пожалуй, слишком поспешно, стремясь оправдаться, хотя в голосе Сен-Жюста не было слышно осуждения:
- Нет, я хотела, но передумала. Не хочу никого бросать.
- Так-то я ему и сказал, - ответил он с улыбкой. - Ты, с твоей-то тягой к неприятностям, раньше язык проглотишь, чем сбежишь.
Наверное, он хотел меня успокоить, но жгучее чувство от этого усилилось, стало совсем невыносимым, и я ощутила потребность немедленно излить ему душу, рассказать все как было, а дальше пусть будь что будет, иначе я просто-напросто сама себя сожгу.
- Антуан, - протянула я, для уверенности беря его за руку, - знаешь, я…
И тут двери зала распахнулись снова, но их тягостный скрип потонул в поднявшемся многоголосом приветственном вопле. Радостно орали все, даже с улицы доносились ободряющие возгласы, местами переходящие почти что в овации. И тем жутче, жальче смотрелся тот, кого встречали столь бурно - Робеспьер, белый как полотно, с трудом передвигающий ногами, давящийся кашлем и прижимающий ко рту платок. Если бы не поддерживающий его Огюстен, думаю, он бы и вовсе не смог идти. Переглянувшись, мы с Антуаном бросились к нему.
- Что с ним? - Антуан, в отличие от меня, смог посмотреть Огюстену в лицо; я, стушевавшись, отступила другу за спину. Бонбон ответил, только доведя беднягу до письменного стола, согнав со стула одного из чиновников и усадив обессилевшего Робеспьера на его место: