Страница 16 из 173
- Бедная, - Элеонора бережно обняла меня за плечи, но я, оказавшись тесно прижатой к чужой груди, только заревела еще пуще, - ладно уж, плачь, легче станет…
Это было похоже на какое-то помешательство. Я, кажется, даже вырваться пыталась, но Нора держала меня неожиданно крепко и только тихо, размеренно поглаживала по волосам. Не знаю, сколько это продолжалось, но истерика моя кончилась так же внезапно, как и началась. Просто в один момент я ощутила, что слез у меня больше не осталось, а рыдания стали какими-то натужными и спустя минуту затихли вовсе сами собой. Чувствуя, что лицо будто какая-то пленка стянула, я подняла глаза на Нору: все слегка расплывалось, но я видела, что она улыбается.
- Лучше стало?
- Угу, - пробормотала я, отстраняясь. Напоследок ласково коснувшись моего лица, Элеонора выпрямилась.
- Тебе сейчас лучше воды попить. Я принесу…
- Я с тобой, - я тут же поднялась со стула. Оставаться в одиночестве мне не хотелось совсем.
В общем, до вечера я от Норы не отходила, но ее, кажется, это вовсе не напрягало. Она оказалась чрезвычайно словоохотливой и, не делая на пустом месте секретов, рассказала мне все, что знала об обитателях дома.
- Шарлотту я не люблю, - призналась она, тщательно протирая чайные чашки из сервиза. Я стояла тут же, моим полем деятельности были блюдца. - Она такая язва, ужас просто.
- Я заметила, - бросила я, вспомнив вчерашний диалог про тетушку Пше-пше.
- И вечно нас в чем-то подозревает, - пожаловалась Нора. - Как будто Максиму у нас плохо, или мы его тут силком держим… а это не так, он остался, потому что сам захотел. И он знает, что здесь его все любят…
- Особенно ты, - не удержалась я. Щеки Элеоноры тут же вспыхнули алым.
- Это так заметно? - тихо спросила она, опуская взгляд. Я попыталась перевести все в шутку, но вышло как-то не очень:
- Ну, ты так меня расчленила взглядом при встрече… тут уж только слепой не заметит.
- Все видят, - мрачно сказала она, звякая чашками - одну из них она поставила в шкаф чуть менее аккуратно, чем следовало бы. - Все, только не он.
Я бы, может, и дала ей пару дельных советов, как привлечь внимание цели, если б могла себе представить, как вообще можно испытывать какие-то чувства к этому бесцветному, убийственно безразличному, лишенному, кажется, всяких эмоций существу. Я изо всех сил постаралась вообразить, как может выглядеть влюбленный Робеспьер, но моя фантазия, на бедность которой я никогда не жаловалась, решительно отказалась мне служить. А говорить Норе о том, что добиться от этого субъекта чего-то, похожего на взаимность, будет заведомо невозможно за отсутствием надлежащей функции в его организме, мне показалось невежливым, и поэтому я просто свернула тему.
- А Огюстен? О нем что скажешь?
- Он очень добрый, - рассмеялась Нора, проясняясь лицом, - а еще у него вечно полные карманы конфет, поэтому мы его так называем… и не только конфет, кстати, там чего только нет, и кокарды, и мелочь, и какие-то пуговицы…
Она не успела договорить - дверь кухни отворилась, и вошел Робеспьер. Я инстинктивно съежилась, будто в помещении повеяло холодом.
- Максим! - обрадованно воскликнула Нора. - Ты рано сегодня…
- Ужасно торопился, думал, не досижу до конца заседания, - ответил он и, о ужас, обратился ко мне. - Натали, нам надо поговорить.
Я, если честно, была склонна вцепиться в стену, чтобы ни одна сила в мире не могла отодрать меня от нее. Тут же и Нора пришла мне на помощь:
- А чай? Разве ты не выпьешь чай?
- Принеси его в кабинет, пожалуйста, - почти отмахнулся от нее Робеспьер, явно занятый другими мыслями. - Ну что вы, Натали? Пойдемте.
Обреченно я поплелась за ним, бесплодно гадая, о чем сейчас пойдет беседа. И беседа ли? Собственная неприкосновенность до сих пор вызывала у меня большие сомнения. Диктаторы - они такие, знаете ли, им нельзя доверять ни в чем.
В гостиной мы наткнулись на Огюстена - он, видимо, пришел вместе с братом и был занят тем, что ожесточенно выпутывался из пальто. При виде меня на его лице появилась широкая, совсем немного застенчивая улыбка.
- О, Натали, как ты?
- Нормально, - замогильным голосом откликнулась я.
- Завтра у меня весь день свободен, - Огюстен наконец-то справился с застежкой камзола, зацепившейся за подкладку пальто, - ты не хочешь пойти погулять?
Я приободрилась. О том, чтобы бродить одной по городу, после утренней сцены и речи идти не могло, а с провожатым я бы ощущала себя на порядок увереннее и не рисковала заблудиться. Поэтому я легко согласилась:
- Я с удовольствием.
- Вот и здорово, - заметно обрадовался он, - тогда после обеда?
- Договорились, - кивнула я и пошла нагонять уже стоявшего на лестнице Максимилиана. Он, впрочем, моей задержкой вовсе не был раздражен и как будто даже доволен, словно этот короткий разговор укладывался в какой-то составленный им план. От этого мне с новой силой стало не по себе, и я подавленно молчала, пока мы шли по узкому коридорчику, решив подать голос, только когда Робеспьер тщательно закрыл дверь и повернул в замке ключ.
- Э-э-э-э? - на что-то более осмысленное меня не хватило; я ощутила, как меня постепенно сковывает страх.
- Не хочу, чтобы нам помешали, - объяснил он, как мне показалось, несколько зловеще, и меня передернуло. - Присаживайтесь.
Сам он занял место в кресле за заставленным аккуратными грудами книг и бумаг столом, мне достался стул напротив, жесткий, но удобный. В спинку этого несчастного стула я вжалась всем телом, пытаясь себя уверить, что после всего, что мне довелось увидеть и пережить за эти два дня, я готова к чему угодно. Неуверенности мне добавляло то, что за нами неотрывно наблюдает Браунт, оккупировавший узкую кушетку у стены. Стараясь избавиться от мыслей о размере клыков милого песика, я заставила себя посмотреть Робеспьеру в лицо. А он долго молчал, перебирая между пальцами какую-то мелкую безделушку и будто не знал, с чего начать.
- Я начну с прискорбного известия, - наконец произнес он, вздохнув. - К сожалению, ваш спутник мертв.
Где-то на этом моменте я поняла, что быть готовой ко всему в моем случае - дело заведомо проигрышное. Потому что я ожидала от Робеспьера какой угодно фразы, только не этой.
- Кто? - сначала я решила, что неправильно его поняла.
- Ваш спутник, - повторил он, и я поняла, что не ослышалась. - Он скончался от полученных ран двадцать лет тому назад.
- Я ничего не понимаю, - призналась я. - О ком вы говорите?
Робеспьер посмотрел на меня озадаченно. Кажется, и от меня он не ожидал такого ответа.
- Одну секунду, - наконец сказал он и, наклонившись, полез куда-то в ящик. Я молча смотрела, как он вытаскивает на стол перевязанные бечевкой конверты, какие-то папки, связку перьев и, наконец - небольшой продолговатый чехол из плотной ткани, из которого секунду спустя появился помутневший от времени, изрядно поцарапанный, но, тем не менее, вполне узнаваемый пятый айфон.
- Вау, - машинально завистливо протянула я, - у вас уже пятерка, у меня всего-то…
Я осеклась. До меня дошел весь абсурд ситуации.
- Я вижу, эта вещь вам знакома? - осведомился Робеспьер, дав мне вволю поубеждать себя, что это все не сон.
- Ну да, - у меня немного кружилась голова, - конечно…
- Кому она принадлежит?
Я подняла на него взгляд.
- Откуда я знаю? Сейчас такой у каждого десятого!
- Таких вещей много? - обескураженно спросил Робеспьер. Я фыркнула:
- Да их миллионами производят и продают. У меня похожий, видите? Только модель старая… а эти только что вышли… ну, как только что… через двести с лишним лет выйдут. Я понятия не имею, чье это.
Максимилиан долго молчал, прежде чем ответить. Кажется, его картина мира только что потерпела сокрушительный крах.
- Значит, вы не знаете, кому могла принадлежать эта вещь? - уточнил он. Я пожала плечами:
- Нет, не знаю. А откуда он у вас?
Бережно убрав айфон обратно в чехол, Робеспьер положил его в ящик и лишь после этого начал рассказ: