Конец партии: Воспламенение

- Добрый вечер, любезная. Как вас зовут?

- Натали, - представилась я. - Думаю, мне бесполезно задавать вам такой же вопрос?

Человек в маске жизнерадостно рассмеялся, но остальным не передалось его веселье: они продолжали хранить молчание.

- Вы правы, бесполезно, - сказал он. - Вы представляете себе, где находитесь?

Я хотела метнуть уничтожающий взгляд на Бийо, но, повернув голову в его сторону, поняла, что его нет уже рядом со мной: он отошел, слившись с тенями, и занял свое место в череде остальных. Теперь я могла лишь угадывать в полумраке его силуэт. Значит, и высказать претензии, почему он мне ничего не объяснил, было невозможно.

- Понятия не имею, - громко сказала я, снова поворачиваясь к тому, с кем говорила. - Кто вы и что тут происходит?

Кто-то снова фыркнул, на этот раз презрительно. Видимо, мое поведение не согласовывалось с его представлениями о почтении, но мне было все равно. Раз меня сюда привезли, я имела права знать хотя бы что-то.

- Можно сказать, у нас тут клуб, - с еле заметной насмешкой ответил мне человек в маске. - Клуб, посвященный идее спасения Франции.

- Все клубы посвящены идее спасения Франции, - ответила я едко, давая понять, что такое объяснение меня не удовлетворяет. - Только не очень-то у них получается.

Незнакомец снова засмеялся, но на этот раз коротко и рвано.

- Ну, - наконец сказал он, когда моя наглость начала постепенно остывать и перетекать в прохладное чувство страха, - может быть, у нас получится? Особенно если вы нам поможете.

Вот в чем было дело. Я исступленно пыталась заставить себя хладнокровно анализировать ситуацию, чтобы отогнать прочь переполнившую меня боязнь. У этих людей, кто бы они ни были, есть ко мне какое-то поручение. Но почему они выбрали именно меня? Не думаю, что Бийо знал меня достаточно хорошо, чтобы возлагать на меня ответственность за спасение Франции, будь она неладна.

- Что вы от меня хотите? - спросила я прямо, но мои надежды на такой же прямой ответ оказались тщетны. Вместо него в меня прилетел другой вопрос:

- Вы вообще имеете представление о том, что происходит в стране?

На секунду мне показалось, что незнакомец считает мои мысли. В мозгу моем стремительно пронеслись картины всего, что удалось мне уже увидеть и пережить, и я посчитала их достаточными для того, чтобы уверенно ответить:

- Да, имею.

- Тогда вам, конечно же, известно, - сказал незнакомец вкрадчиво, - что в ходе подавления восстания в Нанте были утоплены десятки тысяч человек? Комиссар Конвента, гражданин Каррье, решил таким образом не тратить пули, предназначенные для вожаков мятежников. Бунтующий Лион фактически сравняли с землей, при этом число жертв там не меньшее. А после введения нового закона, упрощающего судебную процедуру до фарса, только за месяц в одном Париже гильотинировали около тысячи человек.

Он перечислял это все абсолютно спокойно - изложение фактов, никак не окрашенное эмоциями. Я ощутила, что мне становится дурно при одном воспоминании о моей единственной встрече с Каррье: мы столкнулись случайно на выходе из Тюильри и разошлись, не сказав друг другу ни слова, но от одного его взгляда у меня в жилах застыла кровь - это был взгляд безумца и убийцы, и я не засомневалась ни на секунду, что то, что говорит о похождениях Каррье человек в маске - чистейшая правда. Про Лион я ничего не слышала, а что до Парижа… я вспомнила увиденные мною сегодня телеги, вспомнила решительный голос прохожего: “Так хотел Неподкупный”, вспомнила тяжелый, забивающий нос запах крови, и поняла, что в последних словах моего собеседника, скорее всего, нет фальши. Он не лгал мне, но я не могла представить, зачем он считает, что мне нужно все это знать.

- Революция, которая должна была принести народу благо, обернулась неисчислимыми бедствиями и реками крови, - проговорил незнакомец; его горящие глаза в прорезях маски неотрывно следили за моим лицом. - Это надо остановить.

Слова его мне были знакомы. Точно так же говорил Камиль, когда хотел ехать к Дантону, чтобы привести его в Париж и… проиграть вместе, оказаться закопанными, подобно бродягам, в общую яму, служащую могилой не только им, но и тем несчастным, кто, как и я, поверил в громкие Дантоновы слова.

- Для некоторых уже слишком поздно, - севшим голосом сказала я. В голову лезли непрошенными гостями те воспоминания, от которых внутри все дрожало, угрожая разорваться напополам.

- Вы говорите о Камиле Демулене? - спросил мой собеседник сочувственно. Я сдавленно кивнула, не зная, что он подумает. В конце концов, разве не окажутся его подозрения правдивыми? Я все еще помнила ночь в доме Дантона, промелькнувшую передо мной, как ослепительный сполох молнии, ночь, на исходе которой меня с какой-то странной нежностью обняли и пробормотали, притягивая к себе: “Я не ошибся, ты действительно девушка-огонь”. Я помнила эти последние слова так четко, словно они все еще звучали рядом со мной.

- Скажите мне, - вклинился в поток моих мыслей голос человека в маске; я уже успела забыть, где нахожусь, и вздрогнула от мимолетного испуга, - разве вы не хотите заставить виновного в его гибели заплатить?

Все мое тело начал медленно заливать холод. Все вставало на свои места. И я прошептала беспомощно, из последних сил отталкивая от себя осознание того, зачем меня сюда привезли и что хотят от меня потребовать:

- О чем вы?

- Не притворяйтесь глупее, чем вы есть, - сказал незнакомец с неожиданной резкостью. - Вы знаете, о ком я говорю.

Я знала. И не хотела знать.

- Робеспьер, - медленно проговорила я, обводя взглядом остальных присутствующих; они неуловимо подобрались и словно закутались в тени еще плотнее. Впрочем, наверное, дело было в том, что перед глазами у меня все начало подплывать. - Вы хотите… вы хотите убить его?

Человек в маске кивнул. Я поняла, какой должен быть следующий вопрос, но меньше всего на свете мне хотелось озвучивать его. Мысль, если она нема, можно задушить. Но вылетевшее слово - клеймо, которое уже не сведешь.

- Вы хотите, чтобы это сделала я?

Кто-то беспокойно зашевелился, но на него шикнули, и он застыл. Мне показалось на секунду, что во всем мире остались только мы двое - я и человек, с которым я разговаривала. Не чувствовала я ничего и в собственной душе - там было пусто, как в доме, который внезапно оставили все обитатели, подстегнутые новостью о приближающеся войне. Мне даже казалось, что моим голосом говорю не я, а кто-то другой.

- Вы хотите, чтобы это сделала я? - повторил этот кто-то громче, словно до собеседника могла не дойти суть моих слов. Человек в маске вздохнул.

- К нему очень сложно подобраться, я до нас дошли сведения, что вы относитесь к нему… неоднозначно. Но с ваших рук он будет есть без проверки, разве нет?

Вопрос был задан буднично, тоном продавца, который спрашивает, подходит ли мне выбранный размер платья. Я заставила себя дышать, и дышать ровно. Вдох-раз-два-три-выдох. Вдох-раз-два-три-выдох. Как будто это могло оградить меня от ужаса, который схлопнулся вокруг меня, как мышеловка.

- Яд? Вы хотите, чтобы я дала ему яд?

Человек в маске, кажется, был доволен моей сообразительностью и заговорил с воодушевлением:

- Поймите, вам выпадет великая миссия. Вы избавите Францию от тирана, и многие поколения ее жителей будут благодарить вас как освободительницу. Вы покроете себя вечной славой. Разве это недостаточная награда?

“В мире не существует ничего вечного”, - вспыхнуло у меня в голове, и этой мысли я почему-то испугалась даже больше, чем того, что мне предстояло. По сравнению с ней все остальное казалось мелким, незначительным и даже смешным.

- Я… - начала я и замолкла. Мне нечего было сказать.

- Он не почувствует боли, если вас это волнует, - произнес человек в маске с нескрываемым презрением. - Просто задохнется во сне. Это даже милосердно в сравнении с тем, какую участь разделили те, кто не пожелал идти с ним по одной дороге.