Страница 44 из 64
Она сделала вид, что не слышала вопроса.
- И много вы платите?
В этот момент он немного завис, но ответила за него я:
- Десять тысяч в месяц.
- Ну, неплохо, - преисполнившись какими-то своими мыслями, мама постучала по полу носком туфли. - Ладно, Наташ, нальешь мне чаю?
Я с трудом поверила в это, но буря миновала. Вручив мне рубашку, которую до этого продолжала держать в руках, мама с царственным видом прошествовала в кухню. Не зная, что делать с отданной мне вещью, я не нашла ничего лучше, кроме как вернуть ее Павлу.
- Простите мою маму, - сказала я на всякий случай, хоть и видела, что он не зол. - Она…
- Не стоит, Натали, - проговорил он. - Моя была много хуже. Сделайте мне тоже чай, я сейчас приду.
И удалился к себе. Радуясь про себя, что все кончилось с куда меньшими неприятностями, чем мне казалось на первый взгляд, я пришла в кухню и включила чайник. Сидящая за столом муттер тем временем извлекала из сумки коробку со слоеным тортом, бормоча при этом слова, заставившие меня ощутимо насторожиться:
- По-моему, я его раньше где-то видела…
- Да ну? - сказала я, не поворачиваясь к ней лицом. - Не знаю…
- Показалось, наверное, - тут же сказала мама умиротворенно и одним резким движением открыла коробку.
Чаепитие продолжалось в атмосфере напряженного перемирия, пока черт меня не дернул за язык спросить:
- Мам, а ты бы не могла еще раз сказать, откуда взялся этот ключ?
Я выложила на стол звякнувший подвеской айфон и запоздало пожалела об этом, почувствовав, как еле уловимо напрягся сидевший рядом со мной Павел. Мама посмотрела на меня взглядом учителя, который отчаялся объяснить какую-то элементарщину закоренелому двоечнику:
- Я же говорила уже сто раз, Наташ.
- Давай в сто первый, - упорствовала я, хрустя куском торта. Матушка закатила глаза, но все же начала рассказ:
- У тебя, Наташа, очень именитые предки. С моей стороны точно, кто там был со стороны твоего отца - я не знаю и знать не желаю… Так вот, был такой старинный дворянский род, Аргамаковы, и мы с тобой от них происходим.
Павел, размешивающий чай, с неожиданной силой ударил ложкой по стенке кружки. Но мама даже не обратила на это внимания: она была вся в событиях двухсотлетней давности.
- Так вот, Наташ, твой пра-пра-прадедушка заказал своей жене шкатулку, в которой она хранила письма и какие-то другие бумаги. И ключ к ней. Шкатулка, кстати, до сих пор сохранилась, только замок на ней давно сломался, я туда складываю старые фото. Ключ вместе с ней передавался по наследству, и вот, он у тебя.
- А он не может… - медленно произнесла я, приподнимая над столом айфон и наблюдая, как покачивается на цепочке ключ, - еще что-нибудь отпирать?
- Что? - удивилась муттер. - Об этом я ничего не знаю.
- Заказал жене, значит… - пробормотала я себе под нос и тут, подняв взгляд на Павла, увидела, что он, смертельно бледный, судорожно поправляет на шее платок. Руки у него тряслись, как у эпилептика.
- С вами все в порядке? - мама, от которой, конечно, не укрылось его состояние, чуть приподнялась со стула. Он заговорил хрипло, как будто ему на шею вновь набросили смертельную петлю:
- Благодарю, все… все хорошо, я вас оставлю на секунду…
Мама недоуменно смотрела, как он, чуть заметно пошатываясь, выходит в коридор, а потом наклонилась ко мне и шепнула с подозрением:
- Наташа, а ты точно уверена, что он нормальный?
- Да, - протянула я, пытаясь избавиться от ощущения, что у меня внутри что-то, как железом по стеклу, скрежещет. - Да, абсолютно уверена.
Пожалуй, теперь я знала, при каких обстоятельствах у моего пра-пра-прадедушки оказался этот небольшой невзрачный ключ, украшенный мальтийским крестом.
Еще раз взяв с меня честное слово, что мой квартирант не сумасшедший, мама сочла ревизию завершенной, попрощалась и ушла. Закрыв за ней дверь, я прислонилась к ней спиной и долго стояла так, считая собственные вдохи, думая, как теперь поступить. Но, сколько я ни старалась придумать хотя бы несколько вариантов поведения, мне упорно вырисовывался лишь один. И я, по пути почти срывая с телефона подвеску, направилась в бывшую родительскую спальню.
Павел в молчании стоял у окна, сложив на груди руки, и с отсутствующим видом наблюдал за тем, что происходит на улице. Там, впрочем, ничего особенного не происходило, как я смогла увидеть, когда подошла и встала рядом: грузчики, сопровождая все свои действия звучными и сочными репликами, таскали через двор какие-то коробки. Павел ничем не подал виду, что заметил мое присутствие, только дернулся чуть, будто хотел повернуть голову в мою сторону и не смог.
- Ваше Величество… - я осторожно тронула его за плечо. Ответом мне был лишь потухший взгляд: в нем не было ни укора, ни обвинения, только смутно знакомое мне блеклое выражение, которое я не видела с той самой ночи, когда в одной футболке прибежала к нему, охваченному ужасом от увиденного кошмара…
Я протянула ему ключ.
- Возьмите.
Страдальчески сжав губы, он качнул головой.
- Возьмите, - повторила я настойчивее. - Он мне не нужен, я не смогу его носить теперь, потому что… потому что получается, что мой дед…
Выговорить “убийца” у меня не хватило сил. И воздуху в легких тоже не хватило.
- Не надо, - проговорил вдруг Павел, отстраняя мою руку. - Не надо этого. Я должен был сам об этом подумать.
- Я не знала, - пробормотала я, не зная даже толком, в чем пытаюсь оправдаться. - Честное слово, я не знала.
Я никогда не чувствовала, что этот ключ такой тяжелый. Руку давило к полу так, как будто я держала в ней пятикиллограммовую гирю. А еще я подумала, что вот сейчас, от этой тяжести, беспомощно расплачусь и тогда уж буду выглядеть совсем жалко.
- П-простите, - только и нашла в себе силы сказать я. И в этот момент Павел посмотрел на меня так, будто заметил, что я стою рядом с ним, лишь сейчас.
- За что? - спросил он изумленно. - Вы не виноваты в том, что он совершил… да у меня мысли не было обвинить вас, ладно, будет вам…
Бормотание его сорвалось на какой-то полувнятный шепот, и он сгреб меня в объятия, со всей возможной силой прижал к себе и так, почти не дыша, застыл. До меня донесся еле слышный металлический звон - это упал на пол выскользнувший у меня из ладони ключ, но подобрать его успеется еще сотню раз, главное - ничто больше не жгло мне руки горящим углем, и я, унимая дрожь в коленях, смогла обнять в ответ.
В конце концов, думала я, пряча лицо у Павла на груди, теперь все должно устаканиться окончательно. Еще пару месяцев назад я не могла представить, как можно устроиться в нашем мире, не имея ни документов, ни прописки, ни постоянного источника дохода и, главное, ни малейшей возможности все это получить. А теперь, когда я поняла, что все эти препятствия лишь кажутся непреодолимыми, жизнь должна была окончательно вернуться в свое обычное русло, с одним только исключением - у меня появился еще один человек, кого я могу назвать близким.
И еще, подумала я, поднимая голову и встречая лучистый взгляд Павла, пожалуй, это взаимно.
Началась сессия: наступило время для литров кофе, бессонных ночей и отчаянных попыток впихнуть в свой мозг совершенно немыслимые объемы иноформации за чудовищно короткий промежуток времени. К середине июня я все еще умудрялась каким-то образом оставаться без хвостов, но самые зубодробильные экзамены были еще впереди, и я в перерывах между написанием шпор и зубрежкой отрабатывала жалобный взгляд, который вкупе с фразой “Ну хотя бы троечку” должен был действовать на преподов, как яркий свет солнца - на беззащитную снежинку.
А вот Анжелу едва не отчислили. С начала года они невзлюбили друг друга с каким-то преподом, который все время придирался к ней почем зря и отчетливо грозил завалить на экзамене. Чтобы иметь хотя бы призрачный шанс остаться на стипендии, Анжела должна была принести ему какой-то склеенный из бумаги макет и, разумеется, доделывая эту жуткую штуку в последний вечер, опрокинула на нее чашку с кофе.