Роза Ветров

– Ну вот опять они начинают! – вздохнул Дима, сочувственно поджав губы, когда армянин подмигнул греку, и они вместе залились громким смехом. Мехмед улыбнулся уголками губ, позволив друзьям острить, сколько им влезет. Самое главное – сколько бы они ни старались! – всё равно скрыто тайной. 

– Завидуйте молча, – невозмутимо бросил им турок. – А на тебя, Вачаган Багратович, я посмотрю через пару месяцев… увидим, каким будешь ты!.. 

– Если вы закончили перемывать друг другу кости, – наконец заговорил Румянцев с намёком на обстоятельства, которые и свели их сегодня вместе, – то я всё-таки начну. 

То, что поведал им Дима, вмиг отодвинуло все шутки. Построить школу на месте старого английского лазарета?! Самим заниматься бумажками, пока адельфи ведёт уроки пения и хороших манер? По словам её новоиспечённого мужа, Ксения уже давно знала об этой затее, но, по его же просьбе, честно хранила молчание. Геннадиос округлил глаза от удивления. Ну адельфи!..

– Государь-император отзывает нас из Константинополя, – всё объяснялся русский, хотя друзья постоянно его перебивали, и, услышав последнюю весть, громко ахнули. – В скором времени отец отбудет в Петербург. 

– Ну а ты? – с надеждой переспросил Мехмед. – Ты же не уедешь от нас?..

– Конечно, нет. Здесь вся моя жизнь. Да и Ксения никогда не стремилась в Россию… а я хочу, чтобы мы с ней наконец жили как семья. 

– И тогда ты решил найти себе достойное занятие в Стамбуле, – без труда догадался Вачаган и оглядел тот переполненный мифами дворец, который как будто ждал, когда в него вдохнут новую жизнь. Песок шуршал под ногами, и армянин наклонился, потрогал его пальцами и потёр их друг о друга. Работы тут не разгрести!.. Однако при должном энтузиазме и деньгах… 

– Я подумал, что уже достаточно взрослый и вправе принимать решения, – словно читая заученный текст, продолжал Дима, и Геннадиос молча про себя улыбнулся. Как бы адельфи гордилась своим мужем, если бы могла видеть его сейчас!.. – Я очень долго маялся, не находил себя… но как только pere рассказал мне, что Преподобный Кроули возвращается на Родину, в моей голове что-то щёлкнуло. 

– Ксения, должно быть, очень обрадовалась, – посмеиваясь, заметил её брат, – что ей не нужно ехать в Россию. Зато придётся нянчиться с чужими детишками, стать для них второй матерью. Ах, и это вместо Афинских театров!.. 

– Она теперь поддерживает меня во всём, что бы я ни предложил, – не без удовольствия откликнулся зять, – немного непривычно, но мне чертовски нравится! 

– Абдулла-эфенди знает о вашей затее? – практично справился Вачаган. – У него есть опыт. Он мог бы помочь… Да и я, если надо, подсоблю деньгами. 

– Диму привлекают не деньги, – не сводя с друга взгляда, по-доброму сощурился Мехмед, – имение под Тверью и так его ими обеспечит. Ему нравится мысль, что он сможет собрать «второе поколение» таких же, как и мы. 

Юный граф перехватил взгляд турка, и, поняв, что его видели насквозь, немного стушевался. Как легко его раскусили!.. Но стыдиться ему было нечего, ведь он преследовал благородные цели, и эта цель – едва ли не впервые в жизни! – наполняла его существование смыслом, распаляла внутри огонь. Как чудесно они с Ксенией – при должной помощи друзей и дяди Анатолиоса – могли бы вести дела?.. Они бы состарились вместе в стенах «своего детища», растили бы здесь детей, стали бы «тем самым директором и его женой», которых все уважали и ценили, и подавали бы своей образцовостью пример. Если не это – идеальный сценарий его жизни, то императорский двор и петербургские салоны тем более им не станут!.. 

– По правде сказать, – довольно серьёзно произнёс Геннадиос и поджал губы в знак одобрения, – я и не думал, что вам в голову придёт нечто подобное, но я очень рад, что не только не потеряю сестру, но и друга сохраню. 

Вачаган и Мехмед улыбались, переглядываясь, пока новоиспечённые родственники обнимались у них на глазах, а потом молодые люди вышли из полуразрушенной арки на улицу и пропустили вперёд старого бея с двумя кувшинами молока подмышками и хромавшим на одну ногу ишаком. Дима тотчас предположил, что реставрация арки – это первое, чем им с Ксенией придётся заняться, и друзья поддержали его. Мимо промчался экипаж с заржавшими конями, и цокот их копыт доносился до них, даже когда карета свернула за угол, а за их спинами розовел ранний осенний закат. Становилось прохладно, и Геннадиос выпустил ртом пар, потирая друг о друга руки, а затем мысленно сокрушился про себя тому, что не надел тёплый, вязанный митерой шарф.  

– Кто ж так легко одевается в такую погоду, – видя, как грек ёжился, проворчал армянин и поднял указательный палец в воздух. – Заболеешь, умрёшь, а виноваты потом будем мы. 

Все вместе они шли вдоль Бейоглу по длинной, но узкой улице, которую заняли полностью, и то и дело расступались, чтобы пропустить вперёд прохожих. Купцы уже закрывали свои лавочки, звенели ключами и засовами, считали выручку за день и громко переговаривались друг с другом. Хорошо, что хоть не спорили!.. Люди всё время оборачивались в сторону юношей, что проходили мимо и не откликались на их просьбы «что-то присмотреть», но те не очень-то понимали причин. Что такого особенного в дружбе четырёх парней, даже если они родом из разных концов света?..

– Вы слишком много на себя берёте, – беспечно просвистел Геннадиос, распрямил плечи и отделился от тройки. – Впрочем, как всегда.