Страница 60 из 101
Расплатилась за спасение, бросила нищему монетку, а ты и рад без памяти.
Нет, она не такая, не станет спать с кем попало.
Спать? Ты хотел сказать – трахаться. Что ей эта плата, поди ноги раздвигать не впервой. С нее точно не убудет, все дешевле, чем премию за спасение выплачивать.
Пошло говно по трубам.
Опираюсь лбом о прохладную стену и выдыхаю, пытаясь избавится от тяжелых мыслей, что лезут со всех щелей, булькают, словно дерьмо в забитой канализации. Похабные картинки мелькают перед глазами, злые эпитеты - сука! Стоит только отпустить, ослабить внутреннюю хватку, и захлебнусь в экскрементах ненависти. Досыта напьюсь собственного дерьма. Не хочу так…
- Малыш, держи! Еще теплые.
Я отстраняюсь от стены и несколько секунд пялюсь на сверток в руках Лесничего. Принимаю гостинец и пальцами ощущаю шершавую поверхность оберточной бумаги – и вправду теплые. Распаковывать не требуется, и без того знаю содержимое – пирожки это. Сдоба с повидлом, ватрушки с маком, кокосовые печенья – джентельменский набор от нашего Лесника.
Что бы этот человек поделился самым сокровенным – да скорее луна сойдет неба. Но небесное тело все еще наверху, а ладони приятно согревает сладкий подарок.
Почему-то вспомнилась упаковка дорогого чая, которую вчера всучил Поппи, и дружеский хлопок по спине от Секача, который сентиментальностью не отличался. Это что, новый способ выразить признательность за спасение Хозяйки? Они же все здесь с ней носятся, словно курица с золотым яйцом: Юлия то, Юлия это. С этой шала…
Крепче сжимаю упаковку в руках – сегодня пятница, а значит пришла пора собирать вещи.
Уже на самом выходе, когда шел к такси, увидел Мангуста. Тот бесплотной тенью скользнул вдоль кустов, встретился со мною взглядом и неожиданно кивнул. Я аж чуть сумку из рук не выпустил. Мангуст кивнул? Человек-манекен, не способный на проявление человеческих эмоций, человек-робот, у которого из всех функций работала одна единственная – охранять.
Поднял руку в ответ, только вот возле дерева уже никого не было: Мангуст снова скрылся, бесшумной тенью в глубине сада. Словно и не было его никогда, очередная игра света в густом сумраке переплетенных ветвей.
Нулевой мир встретил меня легким морозцем – конец января, самый разгар зимы, когда щиплет нос и щеки, а пар валит изо рта, словно дым из печной трубы.
На пункте досмотра едва не отобрали часть гостинцев. Все еще теплые пирожки пропустили, а вот до упаковки чая докопались. Худощавый парень с набухшим на шее кадыком, долго изучал название, после чего вынес вердикт:
- Дорогой.
Сказал, словно обнаружил контрабанду.
- Одна упаковка, двести грамм, исключительно для внутреннего потребления, - отчеканил я. Сушеные листья чая отдавать не хотелось, категорически.
Парень полез в свой компьютер, долго что-то пробивал и наконец, смилостивившись, отпустил восвояси, произнеся под конец дежурную речь о необходимости сохранять чеки. Вот ведь душа бюрократа, знает же, что подарок.
Мотель по-прежнему стоял в зимнем лесу, обильно засыпанный снегом. Все кругом в сугробах, но надо отдать должное Лукерье Ильиничне, крыльцо и дорожки почистить успели. Сама хозяйка привычно копошилась за стойкой, перебирая одной ей понятные бумаги.
- А-а, приехал, - протянула она, даже не взглянув в мою сторону. Словно легкий перезвон дверных колокольчиков нашептал ей, что за человек пожаловал в гости. – Припозднился сегодня.
Лукерья Ильинична знала расписание постояльцев мотеля лучше них самих: то ли из-за вредности характера, то ли потому что постояльцев этих было на пересчет пальцев одной руки.
- Обстоятельства.
- Вечно у вас обстоятельства, а все потому что молодые, ветер шальной в голове, - проворчала женщина и наконец соизволила поднять глаза. – Ну, чего тебе, беспутный?
- Это вам, - кладу упаковку чая на потертую поверхность стойки. Лукерья Ильинична подслеповато щурит глаза, шевелит губами, читая этикетку. – Вишь ты, «Нифриловый Слон» с листьями жасмина и цветками женьшеня. С чего вдруг такая щедрость?
- Не хочется портить напиток. Сам заваривать не умею, а у вас опыт, по любому лучше меня сделаете.
Я был не далек от истины, чтобы сохранить чудесные вкусовые свойства сего напитка, нужны были танцы с бубном. И если бы только с ним одним: Поппи минут десять растолковывал, какой температуры должна быть вода, и сколько раз заливать кипятком, да споласкивать. Про стеклянный чайник можно забыть, и упаси Вселенная, взяться за металлический - исключительно фарфор.
- Чай не простой, испортишь, - легко соглашается женщина, - чего с тебя взять, как есть беспутный.
Морщинистые в пигментных пятнах руки сгребли со стойки упаковку и спрятали в закрома.
- Приходи к вечеру в столовую, будем пробовать. Только без этих самых пирожков, что в руках держишь. Чужой стряпни на кухне не потерплю.
И как только унюхала? Не женщина – ходячий детектор.
- А где остальные постояльцы? – перевожу я разговор в другую плоскость. Очень хочется повидать парней, обменяться последними новостями.
- Герберт-то? Он на дежурстве, к завтрашнему утру обещался быть. Дружок ваш из города, на выходные приедет.
- Это Леженец?
- Что Леженец, что варенец, а все такой же беспутный. Девок вам нормальных надо и жениться, чтобы не шлялись без дела. В таком возрасте до глупостей дойти недалеко, которые потом всю жизнь расхлебывать будете.
- Вот вы так говорите, словно женатые глупостей не делают.
- Еще как делают, но у женатого на них куда меньше времени остается. Особенно если ребеночек появился.
- Ну началось, - демонстративно закатываю глаза к потолку. Все, завела Ильинична свою любимую шарманку, сама без семьи, зато нас сватает с завидным постоянством.
- А что ну-то, что ну? Взять того же Варенца.
- Леженца, - поправляю я.
- Да хоть ингиса из бездны, все одним медом мазаны. Каждые выходные пьет, каждые! А потом уезжает в город и одна Вселенная знает, какие там безобразия учиняет. Парень-то молодой, красивый, а жизнь свою тратит в пустую.
- Хорошо, про семейной счастье я понял, - перебиваю женщину, которую если не остановить, целую лекцию прочитать может на заданную тему, – а Нагуров у себя?
Лукерья Ильинична морщится, и машет руками, словно пытается отогнать от себя злого духа. Признаться, несколько удивился столь странной реакции: Александр у хозяйки мотеля всегда в любимчиках ходил. Серьезный, уважительный к старшим, всегда первым здоровается и тут вдруг такое.
- Больше ни слова про этого охальника.
- Да что случилось-то?
- Ни слова! – грозно заявляет женщина, и припечатывает ладонью о стойку, так что гостевой звоночек жалобно тренькает. Впрочем, сама выдерживает не больше секунды и тут же раздраженно выдает: - как придет вечером, обязательно спроси, чего он с теми двумя девками учудил. Бесстыжие прошмандовки, глаза бы мои их не видели! Но ничего-ничего, пусть только попробуют заявиться, я им такого покажу, на задницы свои сесть не смогут.
- Близняшки приходили, – догадался я. Как же, помню: Елизавета и Мария Лановские, те самые, с которыми играл в «паучок» и даже имел несчастье состоять в одной команде. Если верить слухам, именно по их вине у гуру точных наук резко упала успеваемость. Просела настолько, что руководство приняло решение перевести Нагурова в другую группу, подальше от двойного искушения.
- Шалошовки они, вот кто, - и снова хлопок по столешнице. Вот так вот, в одночасье падают с пьедестала образцы чистоты и целомудрия. А я ведь предупреждал Саню, чтобы вел себя скромнее. Устроил тут сексуальные игрища, прямо под боком бдительной старушки. Но ничего, походит месяц в звании нелюбимого постояльца, послушает лекции и ворчания по поводу и без оного. Глядишь, старушка и приведет в чувства нашего гения от математики.
- Не выселяйте его, Лукерья Ильинична, пожалуйста, - прошу тонким голоском, изображая самую жалостливую физиономию из имеющихся.