Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 107

Рабы построят сад в кратчайший срок.

Они — рабы, не нужно им гробов,

И почва станет дважды плодородной!

Восходит человечества заря,

И истины пока что не избиты.

О чем-то тихо ветру говорят

Висячие сады Семирамиды...[1]

***

Утром уже я вошла в комнату Калеба, когда он спал. Специально ради такого дела поставила будильник. Родригес, раскинувшись звездой посреди постели и закутавшись при этом в одеяло, мирно посапывал.

Я рывком раздвинула шторы и направилась прямиком к кровати, чтобы растолкать творца. Тот, разлепив глаза, удивился:

— Вера? Что ты здесь делаешь?

— Тебя бужу.

— А сколько времени?

— Четыре утра.

Застонав, мужчина накрыл голову подушкой.

— Принесу воды.

На меня недоверчиво посмотрели из-под укрытия.

— У нас сегодня второй день «обычной жизни для живца».

До того как Родригес поднялся, все, что я услышала, было ругательствами на испанском.

— Надеюсь, сегодня мы не будем мотаться?

— Нет, — улыбнулась я, — но ты должен надеть ту теплую спецодежду, которую тебе принесут.

Не дождавшись ответа, сама отправилась переодеваться.

Около машины Калеб лишь спросил:

— Мы ведь не будем в такую погоду заходить в воду?

— Нет, — покачала головой я, и мы отправились в деревеньку недалеко от Цитадели.

Весь путь занял у нас всего несколько минут, потом немного пешочком, и мы… на озере. Примерно на его середине.

Там нас уже поджидал пожилой мужчина, закутанный ничуть не хуже нас, зато с широкой улыбкой.

По лицу Калеба ясно было видно: он не понимает, чему можно улыбаться в пятом часу утра, когда на улице собачий холод, а мы находимся в снегу посреди чистого поля.

— Калеб, познакомься, это Дмитрий Михайлович. Он живет здесь неподалеку.





— Рад знакомству, — вежливо кивнул творец, пожимая руку.

— Дмитрий Михайлович, это как раз и есть наш познаватель русских традиций.

— Познавать — это хорошо, — хмыкнул в усы мужчина. — И парень здоровый. Помоги-ка просверлить три горловины.

— Чего? — удивился Родригес.

— Вот, втыкаешь это приспособление в лед и крутишь.

— Мы что, на льду?! — в панике начал оглядываться творец.

— А где же еще? — неподдельно удивился Дмитрий Михайлович и заставил-таки Родригеса сверлить горловину. Когда все было готово, Михалыч сам прикормил рыбу, дал специальные удочки и объяснил, как ими пользоваться.

— Мы что, утром, в мороз, будем ловить рыбу?! — все еще неверяще спросил Калеб.

— Да, — подтвердила я, уже усаживаясь.

Автоматически на свое место опустился и творец.

— Просто сидеть и ловить? — еще раз уточнил он.

— Да, — подтвердил Михалыч.

— А потом?

— Потом жарить и есть.

— Да мы здесь заледенеем! — решил пожаловаться Калеб.

— Мы тепло одеты, да и грелка есть.

— Грелка?

Михалыч вытащил бутылку водки. Опознав напиток, Калеб застонал.

— Тихо ты, рыбу распугаешь! — шикнул на него мужчина, и мы погрузились в процесс ловли.

Не сказала бы, что все получали от происходящего удовольствие, но так всегда бывает до первой рыбки. Домой мы вернулись окоченевшие, но счастливые, в отличие от группы боевиков. Те пришли вместе с нами все обмороженные. Но я выполнила их пожелание: мы практически не передвигались и ловили рыбу… большую и маленькую.

Боевики на следующий же день слегли с простудой и температурой. Что тут скажешь — южный тип.

Вот только улова, на который мы рассчитывали, пока так и не получили.

***

Следующее задание выдалось не таким теплым и знойным, как предыдущие. Мы оказались в золотую эпоху викингов, на узком берегу Ладожского озера.

Сначала эти северные воины начинали свои завоевания с Западной Европы, с Восточной серьезных конфликтов не наблюдалось. Многие исследователи выдвигали разные предположения, и лишь в две тысячи сорок восьмом году, на северной стороне озера, на дне, в одной из глубоких впадин, был обнаружен скандинавский корабль, вернее то, что от него осталось.

Ученым удалось установить, что люди, плывшие на нем, кого-то преследовали. Вариантов было не так много, а наши аналитики свели их количество к минимуму.

— Почему ты считаешь, что скандинавы преследовали именно Рюрика с братом? — Калеб недоумевал.