Страница 41 из 46
После победы над Энзирисом Симардар еще три дня жил в спокойствии… хотя как в спокойствии? Там царило безудержное веселье. Вся империя гуляла беспробудно. Рассказы о том, как Монго устроил переполох в сальванских чертогах, а потом набил морду богу войны, облетели всю страну, передавались из уст в уста, обрастая немыслимыми подробностями… хотя куда уж немыслимей, казалось бы?
Очень скоро история этого события выплеснулась из Симардара, стала известна и у людей. Пошла гулять по Шахалии, а затем и не только по ней… но это уже потом.
В Сальване же царили не столь праздничные настроения. Вернувшемуся Энзирису никто ничего не сказал, но и одних взглядов было достаточно.
Бог войны и сам прекрасно все понимал. Но он не переживал о поражении. Он бог войны, а не побед. Поражение — тоже часть войны, и это он тоже принимал с честью.
Но спустить такой плевок в лицо Сальван не собирался. Победил Монго или проиграл…
— За свои преступления он должен быть покаран! — провозгласил Космодан. — Я сам явлюсь на Парифат!
— Один?.. — заботливо спросил Йокрид. — Может, не стоит так рисковать? Давайте всем пантеоном пойдем. Подержим уж обезьянку, пока ты ее бить будешь. Только Энзириса дома оставим, а то я за него волнуюсь.
На злые насмешки бога-шута никто не отреагировал. Гушим сжимал свой молот, Вената — лук. Молчание затягивалось.
— Убьем его? — наконец предложил Часкет, бог-паук.
— Тогда он не усвоит никаких уроков, — отказал Космодан.
— Тогда что, в Хиард?
— Когда деревце начинает криво расти, к нему подвязывают палку, а не рубят или сажают в темную комнату, — сказал Елегиаст.
— Ты прав, — кивнул Космодан. — К тому же технически он все еще смертный.
— Он получил чересчур много могущества, — сказал Алемир. — Чересчур много для незрелого ума.
— И ты тоже прав, — кивнул Космодан. — Дадим ему… все обдумать.
Монго сидел на верхушке огромного дерева и разглядывал свой шест, когда позади разверзлись небеса. Сима будто обдало могучим ураганом — но это было просто присутствие того, кто редко спускался в мир смертных.
— Я ждал, — сказал Монго, не оборачиваясь. — Вы же не примете проигрыш с достоинством.
— Это не игра, — раздался тихий голос. — В жизни не бывает проигрышей или побед.
— Еще как бывают! — резко развернулся Монго. — В Сальване, возможно, и не бывает, но вот если спуститься сюда, к нам… можно и огрести!
Космодан чуть склонил голову. На пальце Монго блестел его, Космодана, перстень… теперь понятно, как он превратил меч Энзириса в банан.
— Где остальные атрибуты? — спросил бог. — Фрукты мы тебе простим, оружие можешь оставить… но атрибуты придется вернуть. Они не для смертных.
— Да сам не знаю, — пожал плечами Монго. — Я все раздал, себе оставил только красивое колечко. Покрывало порвал, кубок развеял. Пусть будет больше любви и сытости… еще где-нибудь, кроме Сальвана.
— Похоже на тебя, — сказал Космодан.
Вокруг был не Гасимдзе и вообще не обжитые земли. Монго праздновал с подданными еще три дня… но потом все-таки улетел подальше. Понял, что в покое его не оставят, и не захотел снова впутывать простых симов. Он отбыл далеко на запад, в самые дикие джунгли, в руины древнего города.
Туда, где когда-то собрал стаю диких обезьян. Туда, куда изгнали его в самый первый раз.
Туда, где началось его путешествие.
— Год назад ты заглянул ко мне в гости, как равный к равному, — сказал Космодан. — Ты просил дать тебе документ, где будет говориться, что мы признаем тебя равным небесам. Сегодня я принес тебе такой документ.
— Правда?! — изумился Монго.
— Правда. Мы официально признаем тебя равным богам, Монго. Но вместе с большим почетом всегда идет большая ответственность.
И Космодан ударил молнией.
Монго сражался с Энзирисом. Он думал, что уже знает, каковы боги в битве. Не так уж и впечатляет, думал Монго.
Но сейчас его просто… спалило. Его и все вокруг на несколько вспашек. Уничтожило остатки руин, уничтожило джунгли вокруг них — и самого Монго… не уничтожило, правда, но сломало челюсть и много других костей.
Его будто лягнул конь… но конь размером с планету.
Он прокатился по земле, вскочил, взмахнул шестом… и рухнул под страшной тяжестью. На спину навалился громадный камень… исписанный светящимися письменами. Священной сальванской вязью.
— Большая ответственность обладает большим весом, — молвил Космодан, склоняясь к Монго и возвращая себе перстень. — Справиться с ним может лишь мудрец, действительно равный небу.
— Хе-а-хха-а!.. — прошамкал сломанной челюстью Монго. — Обм… хма-анщики…
— Ты слишком часто обманывал сам, чтобы жаловаться… мудрец, — коснулся его скипетром Космодан. — Ты забудешь все свои сиддхи. Ты преждевременно их получил, и они помешают тебе… поразмыслить.
— Кха-ак… долгхо-о…
— Пока ты не обретешь прежнюю мудрость… Цидзуй.
Последнего слова Монго уже не услышал. Космодан произнес его, уже вернувшись в Сальван. Он поднялся в Храм Всех Богов и положил на алтарь шест, клюку Цидзуя. Тот аж гудел от возмущения, даже чуть-чуть раскалился.
— Ну-ну, — сказал ему Космодан. — Подожди тут. Он за тобой еще вернется.