Бахир Сурайя

А чувства благополучно стали еще более растрепанными, потому что я слушала, кажется, самое честное и откровенное предложение руки и сердца за всю свою жизнь — и вместо того, чтобы растроганно принять его, терзалась низменными подозрениями.

Он ведь знал, чем все закончится, когда позволил мне участвовать в плетении защитного купола, не мог не знать! Но все же нарушил клятву. И что бы там Бахит ни говорил про национальную гордость, мне в этом виделся тонкий расчет.

Камаль успел узнать меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я не смогу оставить все как есть. Если не из простого сочувствия, так хоть из чисто практических соображений — пересечь пустыню с магом, который в полной мере контролирует свой дар, куда как проще, чем с проклятым! А права на неоправданный риск у меня не было…

Или же я снова пыталась мерить по себе?..

Глава 12.3

— А остальные варианты? — напряжённо поинтересовалась я, не спеша давать однозначный ответ.

— Всего один, — не стал обнадеживать Камаль. — Ты тоже должна нарушить клятву. Это разрушит все обязательства.

Я помолчала, судорожно вспоминая, в чем там таком клялась я сама. Если память мне не изменяла, то все ограничивалось обещанием не чинить препятствий Камалю в его нелёгком деле и проследить, чтобы мой господин и повелитель не обидел кочевника с наградой. Но за Рашедом бы и так не заржавело — он слишком осторожен и благоразумен, чтобы заводить врагов среди арсанийских магов. А как можно чинить препятствия человеку, который просто следит, чтобы я добралась до стойбища и обратно целой и невредимой?..

Кажется, я выглядела до того растерянной, что даже Камаль снизошёл до объяснений — правда, в своем неповторимом стиле.

Поднял руку — и выразительно провел большим пальцем поперек горла.

Я вздрогнула и дернулась назад. Руки упёрлись в песок позади покрывала и увязли в песке, ещё не остывшем после дневного солнцепёка, и это отрезвило меня так резко, что растерянным теперь выглядел Камаль.

— А раньше ты этого предложить не мог? — устало поинтересовалась я и встряхнула ладони, избавляясь от песка.

— Обряд единения? — недоверчиво уточнил Камаль и посветлел лицом.

— Нет, — честно ответила я. — Второй вариант.

На этот раз он молчал куда дольше. А потом тщательно завернулся в тагельмуст так, что промеж синей ткани остались видны только глаза — все равно, впрочем, изрядно обескураженные и обиженные.

Мне пришлось медленно выдохнуть, чтобы успокоиться и напомнить себе, что опыт Камаля в общении с магами-"зеркалами" едва ли простирался дальше нескольких дней со мной.

— Я поглотила бурю, — сказала я и безрадостно ссутулилась. — Если мне будет нанесен хоть сколько-нибудь серьезный урон, я потеряю над ней контроль, и тогда…

Камаль оглянулся одновременно со мной. Караванщики благополучно устроились на ночлег и теперь сидели у костров, охотно делясь друг с другом нехитрой снедью и передавая по кругу бурдюки. Над стоянкой стоял размеренный гомон, и то здесь, то там раздавался смех.

Они верили, что все позади, буря прошла стороной, не собрав привычную жатву. Их ждали в Маабе, и караванщики предвкушали скорое возвращение домой.

Они ещё не сознавали, что везут бурю с собой. И я предпочла бы оставить их в блаженном неведении.

— Тогда особого выбора у тебя нет, — заметил Камаль каким-то странным, чужим голосом. — Но в этом случае единение теряет смысл и для меня. Мне не нужна жена, которая верна не по своей воле, а всего лишь вынуждена терпеть мужа под гнетом обстоятельств, — он едва заметно скривился и встал. — Мы будем в Маабе завтра. Решай, ас-сайида Мади.

Я проводила его взглядом, пока принц кочевников неспешно шествовал к своему верблюду, вскинув голову и расправив широкие плечи. Кажется, рисовался он специально для меня, но я только обреченно сжала пальцами переносицу и отвернулась в полнейшем смятении.

Час от часу не легче.

Ведь из равновесия, по совести, меня выбило не внезапное предложение. Я ждала чего-то подобного еще с того момента, как Камаль пообещал, что мне не понравится.

Кажется, кочевник уже тогда понимал, что все то, чего он от меня хотел, на самом деле прочно и безраздельно принадлежит Рашеду. А вот до меня самой дошло только сейчас, и теперь поспешное бегство из столицы казалось несусветной глупостью, потому что в конечном счете все равно сыграло на руку тайфе — причем даже в тех вопросах, о которых я прежде даже не задумывалась.

В разлуке забываются мелкие недостатки, раздражающие черточки и тоскливая рутина.

А без них любить гораздо проще.

Глава 13.1. Верность

Выбери себе спутника до того, как выйдешь в путь.

арабская пословица

Мааб скрывал засеянное хлопком поле и финиковый сад в тени красноватых скал, прятал колодцы в зелёных зарослях и маскировал саманные постройки под случайные столпы. Чужакам оазис не обрадовался, но мы пришли с караваном, и нам нехотя открыли городские ворота.

Верблюдов тотчас же окружили галдящие босоногие мальчишки, загорелые до черноты торговцы водой и вездесущие попрошайки. Караванщики прошествовали мимо них воплощением несбыточной мечты о путешествиях и далеких странах. Камаль брезгливо подобрал ноги и вскинул подбородок, как никогда напомнив принца в изгнании. Я же позволила уставшему молоху самому выбирать темп и потому плелась позади всех, расслабленно придерживая поводья. Бахит понуро шел рядом, придерживаясь за стремя: подарок пасынка и впрямь преизрядно аукнулся наутро, и переход до оазиса дался невольнику нелегко.

Караван остановился на базарной площади перед большим двухэтажным домом из рыжеватого саманного кирпича. С плоской кровли с любопытством выглянула молодая женщина, с ног до головы укутанная в плотное темное покрывало, и тут же с громким возгласом скрылась внутри.

Не прошло и минуты, как из дома вышел седой полноватый мужчина в сопровождении двух слуг. Зияд-ага немедленно спешился и согнулся в поклоне, и его примеру тотчас последовали все караванщики, а рабы, не рискуя искушать судьбу, вовсе дружно повалились на колени.

Камаль не шелохнулся, и я, посомневавшись, тоже не стала слезать с молоха. Бахит крепче стиснул пальцы на стремени и остался стоять с прямой спиной.

— Поприветствуйте славного господина Икрама Нумейра, тайфу Мааба! — гулко потребовал один из слуг из-за спины хозяина дома, едва заметив его недовольный прищур.

Зияд-ага послушно забормотал положенные слова витиеватого приветствия, но слуга, как выяснилось, обращался вовсе не к нему.

А Камаль дождался, когда же красноречие караван-баши иссякнет, негромко произнес:

— Приветствую тебя от имени царицы Мансуры, Икрам-тайфа, — и легко коснулся точки между бровей, прежде чем опустить руку. — Мое имя Камаль-бей, и я прошу твоего дозволения отдохнуть в тени Мааба.

С моей точки зрения, все прозвучало вполне пристойно. Но, судя по тому, как напрягся рядом со мной Бахит и побледнел Икрам-тайфа, Камаль сделал что-то не то. Сам он, впрочем, не раскаивался ни секунды — а градоправитель предсказуемо не рискнул перечить арсанийскому магу. На фоне появления Камаля мое прибытие прошло незамеченным: тайфа только скользнул взглядом по молоху и тут же отвел глаза, едва поняв, что в седле сидит женщина.

А Бахит в его рабском ошейнике местными и вовсе воспринимался как безмолвный предмет обстановки, и это бывшего мужа царицы явно злило, но он благоразумно не высовывался. В тот момент я была этому несказанно рада, потому как больше всего на свете мне хотелось упасть лицом в арык и проваляться в воде до ночи.

Разумеется, о такой роскоши не могло быть и речи. Но Камаль, похоже, сошел здесь за почетного гостя: один из слуг, повинуясь жесту тайфы Мааба, метнулся куда-то через площадь и через пару минут уже стоял перед принцем, раболепно согнув спину, и предлагал проводить до гостевого дома, где дорогого друга ждет холодный шербет и самые сладкие финики.