По своим следам

— Слишком много себе воображаешь!

— Да уж не больше, чем некоторые вертихвостки!

— Хам!

— Пигалица!

— Валенок!!

— Мажорка!!!

Поговорили в общем. Так что я теперь с полным правом в образе. Правда Серега ухмыляется, и хмыкает на некоторые Наташкины фразы. Он к ней ближе сидит, и в курсе обсуждения меня и моих перспектив.

А я, как всякий начальник, бездельничаю и изучаю прессу. Пока я мотался за рулем, объединилась Германия. Я что-то слышал краем уха, но сейчас только сообразил, что и в этот раз все пропустил. Маюсь мыслью, что надо бы как то применить послезнание, но не могу сообразить как.

К Горбачеву меня не подпустят. К Ельцину тоже. В ГБ сам не пойду. Союз трещит по швам. Прибалты де-факто откололись. Осталось оформить. Более-менее жизнеспособный сценарий — избавится от республик-нахлебников и жестко привязать хохлов, белорусов и казахов к России. И на десять лет установить жесткую диктатуру по типу Пиночета или Франко. А в начале нулевых начнется рост нефти.

Есть одна маленькая, но принципиальная деталь. Вопрос собственности. СССР строился на отрицании частной собственности. Это оказалось чудовищно убыточно. И если сохранить эту модель, убытки будут только нарастать. Но Горбачев категорически против частной собственности. Да и все остальное политбюро в общем то тоже. И тут никакие нефтяные доходы не спасут. А без гарантий частной собственности никакие иностранцы к нам не пойдут со своими деньгами.

Самое забавное, что Горбачев — последний романтик в руководстве страны. Он, похоже, искренне верил, что если людям дать возможности, убрать препоны, и обеспечить прозрачность принимаемых решений с помощью гласности, советские люди — огого! И реки вспять повернут, и страну накормят. Только никому эта самостоятельность оказалась не нужна. И, мне кажется, именно за то, что страна увидела, какая же она на самом деле, Горбачева и ненавидят.

У нас вообще ненавидят всех правителей, что сделали что то хорошее людям. Не каким то там геополитическим интересам, а людям. От фамилии Хрущев с некоторыми падучая в нулевые делалась. А он всего лишь избавил людей от доносительства, и назвал репрессии репрессиями. И пообещал, что это не повторится. Наладил отношения с миром. Снизил военные расходы. Как же трясет патриотов!

Спускаясь вниз по этой лестнице, только убеждаешься что так и есть. Николая Второго грохнули с детьми, под ликующие крики. Конституцию он нам дал. Казнить немедленно! И Александра Второго — тоже исполнили. Крестьян он освободил, подлец.

Зато душегубов обожают до оргазма. И логика здесь не пляшет. Просишь показать выдающиеся достижение — показывают то, что в других странах появилось без титанических усилий и горы трупов. Это что, получается, русских, чтоб что то построить, нужно массово убивать? Революционная свобода сменилась пропиской горожанам, и отсутствием паспортов у крестьян. И кто то будет всерьез утверждать что в СССР была свобода, избавившая от крепостного права? Я согласен с теми, кто говорит, что в тридцатые у нас установилась госмодель Петра Первого. Чудовищный военный бюджет, всевластие спецслужб, жесточайшая эксплуатация населения. Просто в отличие от Петра, у нас работала пропаганда, рассказывающая небылицы том что все радостнее жить. Ну а война — все спишет. Это же не ошибки. А последствия войны. Ну-ну.

Если задуматься, никому я не нужен. То есть, наверное, кто-нибудь на Уолл-Стрит мог бы на мне заработать, и нехило. Но для начала ему нужно поверить, что я знаю что дальше. А я знаю в глобальном масштабе. А сегодняшние котировки акций — не знаю.

Можно пойти другим путем. Поехать в Ухту, найти Абрамовича. Он вроде отслужил, или дослуживает. И сказать, ну что, Рома, погнали эшелон на Мажекяй? Бгггг… Не лишено. Но я и так заработаю.

Можно найти Березовского. Он сейчас, похоже, тусуется в ресторане Прага. И что? Нда.

При любом сценарии, даже самом позитивном, меня используют, и хорошо если выбросят как презерватив. А скорее всего, утилизируют. Во избежание.

В общем, я выкинул ерунду из головы, и сказал:

— Сергей. Я хочу машину.

— Возьми мерина и езжай.

— Ты не понял, я хочу свой автомобиль.

— Ты располнеешь, тебя и так девушки не любят.

— А вот это уже не спортивно! Я страдаю.

— Коньяк?

— Жадность? Сергей! Я тебя не узнаю.

— Страдальцы сплошь и рядом гибнут в авариях! Отвлекаются от управления и давай страдать. Похороны, поминки, место на митинском. Так и до банкротства недалеко.

— Довольно, Сергей. Я все глубже осознаю что такое эксплуатация человека — человеком. И внесебя от возмущения. Как ты думаешь, забастовка может что-нибудь исправить?

— Дык я с тобой пойду бастовать! Пошли а? В бане не Сходне отлично выразим протест?

— А против кого будешь бастовать ты?

— У нас на предприятии зам директора склонен к роскоши.

В общем мы уехали. И, как водится в русском бизнесе, в бане, пришли к соглашению. Серега купит пару микроавтобусов РАФ, на предприятие. И мы, Андрюха полностью закроем потребности завода. В скорой помощи распродают рафики. Отличная вещь!

— Ну вот! стоит сходить с начальником в баню, и вопрос решен! Буду ездить на Скорой Помощи. С мигалкой, чисто как настоящий!

— Понимаешь, Андрей, я вот езжу на иномарке. И получаю удовольствие. А ездить на советском автомобиле — это тяжелая работа.

— И какие идеи? Мне тогда хочется чего небудь неброского но прекрасного, как я.

— Не волнуйся, тебе понраится.

В воскресенье, шестнадцатого декабря, в три часа дня, из аэропорта Шереметьево-1 вылетел самолет ИЛ 76, груженый водкой и группой сопровождающих.

Глава 29

— Внимание всем бортам на рулежке и взлете! — раздалось в наушниках — Садится шведский Боинг. С привода сказали, что вроде бы у него с хвоста что-то отвалилось. Всем смотреть и доложить, если что-то увидите.

Нас в кабине пятеро. Командир, второй, штурман, механик, и я. Все пять голов синхронно повернулись вслед севшему шведу.

— Диспетчер! Все нормально у него. — в наушниках послышались согласные утверждения со всех бортов, что в этот момент стояли на рулении перед стартом. Последовал обмен на специальном авиационном языке между нашим командиром и диспетчером, и нас вывели на старт. Боря, командир нашего самолета, повернулся ко мне.

— Ну что, Андрюха, полетели?

— Полетели. — согласился я.

Командир двинул какой то рычаг, и самолет плавно тронулся.

Для погрузки Серега пригнал Ил в Шереметьево. Я надеялся козырным тузом пройти в самолет через гламурное Шереметьево 2, но фиг там. Рядом с Шереметьво-1 есть небольшое здание. Туда и привез нас Постников. Когда мы поднялись на борт, выяснилось, что на Камчатку с нами летит новенький автомобиль Уаз, и бульдозер Катерпиллер. Я даже не скажу тебе, Андрей, сколько нам платят за доставку. Если узнаешь, бросишь все и будешь таскать Катерпиллеры на руках, и бегом. Ну и триста ящиков водки. Наш пропуск в мир старателей и рыбаков.

Между грузовой палубой и кабиной пилотов несколько отсеков. В одном из них салон со столом и восемью креслами. Напротив, как потом выяснилось, контейнеры с бортпайком на перелет. Еще один отсек — санузел.

— Пойдем, Андрей. Посмотришь на взлет из кабины. — Серега повел меня в рубку. Познакомил с экипажем. Боря, Коля, Сергей, и Иван. Испытатели Быковского авиаремонтного завода. Механик доложил, что груз раскреплен, все в порядке, можем лететь. Серега кивнул на меня.

— Он хозяин рейса. С нам и разговаривайте.

— А ты? — спросил я.

— А я пойду и выпью. Что то замотался совсем. — и ушел.

— Ну что, хозяин, погнали?

Я кивнул.

В салон я вернулся минут через пятнадцать, когда мы набрали высоту, пробили облака и повисли в ослепительной голубизне. Пацаны уже остограмились, закурили, и чувствовали себя прекрасно.

— Ну как, Андрей, впечатляет?

— Фиг знает, Сергей. Как то тревожно мне у вас, в авиации. А ты даже с Натальей не помирился.