Опасные соседи

Они не узнают ее сейчас, эти усталые старые официанты в их неуместно модных сине-белых рубашках поло. Двенадцать лет назад на нее заглядывались все.

У входа в ресторан на высоком табурете сидит какая-то женщина. Она блондинка, причем в той степени, в какой только женщины на юге Франции могут быть блондинками, – наверно, сказывается контраст между волосами цвета ванильного мороженого и загорелой, как будто поджаренной кожей. Она равнодушно смотрит на Люси, а также на Марко и пса, и снова обращает взгляд на экран компьютера. Люси делает вид, будто ждет кого-то, кто должен выйти к ней с пляжа, прикрывает глаза рукой и вглядывается в отдыхающих. Наконец женщину отвлекает группа из пяти человек, пришедших на обед.

– Быстро, – шипит она, обращаясь к детям, – быстро проходите.

Она берет собаку на руки и, подталкивая Стеллу перед собой, проходит на пляж. Ее сердце стучит как бешеное, когда она, сделав невозмутимое лицо, шагает по деревянной платформе, которая сразу за рестораном ведет к душевой кабине. Она смотрит прямо перед собой.

– Иди, не останавливайся, – шипит она Стелле, когда та застывает на полпути. Наконец они оказываются в сыром, влажном полумраке душевых кабинок.

«Исключительно для посетителей клуба Le Beach Club Bleu et Blanc», – говорят многочисленные таблички, прибитые к деревянным стенам. Бетонный пол под ногами усыпан влажным песком. Воздух спертый, несвежий. Люси направляет Стеллу вправо. Если они смогут, не будучи замеченными, пройти через невысокие, по пояс, деревянные двери в душ, то все будет в порядке.

Это им удается. Душевые пусты. Они с Марко впервые за последние восемь дней снимают одежду. Люси кидает трусы в мусорный бак. Она ни за что на свете не наденет их снова. Затем достает из рюкзака шампунь и кондиционер для волос, кусок мыла и полотенце. Она берет с собой под душ пса, вспенивает шампунь по всей его шерсти, моет под хвостом, под горлом, за ушами. Пес стоит неподвижно, как будто знает, что это необходимо. Затем она передает его Стелле, которая ждет их снаружи. Пес отряхивается, и Стелла хихикает, мокрая от брызг, слетающих с его шерсти. Затем Люси становится под струи теплой воды. Те стекают по ее голове, попадают в глаза и уши, в подмышки, между ног и пальцев. Ад прошлой недели начинает растворяться, смываясь вместе с пылью, грязью и солью. Она моет волосы шампунем, протягивает пальцами пряди по всей их длине, пока они не начинают поскрипывать. Закончив с мытьем головы, она передает шампунь под перегородкой в душевую Марко и смотрит на мыльные ручейки печального серого оттенка, встречающиеся в канавке на полу между ними.

– Хорошенько промой волосы на затылке, Марко, – говорит она. – Там все свалялось клочками. И подмышки. Хорошенько вымой подмышки.

Затем они сидят рядом на деревянной скамье, завернутые в полотенца. Сквозь щели в досках им видны люди, проходящие по ту сторону, полоски мерцающего голубого неба, в нос им бьет запах нагретых солнцем досок и жареного чеснока. Люси вздыхает. Она почти не чувствует бремени забот, но все еще не совсем готова взяться за следующее дело.

Они надевают чистую одежду и прыскаются дезодорантом. Люси наносит на лицо увлажняющий крем, а детей намазывает солнцезащитным. У нее в косметичке есть небольшой флакончик духов, и она распыляет их за ушами и между грудей. Она скручивает влажные волосы в узел на затылке и зажимает пластмассовой заколкой. Она смотрит на себя в зеркало. Без малого сорок лет. Бездомная. Незамужняя. Без гроша в кармане. И она даже не та, за кого себя выдает. Даже имя у нее ненастоящее. Она призрак. Живой, дышащий призрак.

Она тушью подводит ресницы, наносит немного блеска для губ, поправляет кулон на золотой цепочке так, чтобы тот оказался в ложбинке между грудей на обожженной солнцем коже. Она смотрит на своих детей: они прекрасны. Собака тоже выглядит симпатично. Все хорошо пахнут. Все сыты. Всегда бы так.

– Ну что ж, – говорит она Марко, запихивая грязную одежду обратно в рюкзак. – Пойдем, увидимся с твоим отцом.

9

Я наблюдал за ним с лестницы, поэтому я уже знал. Мужчина с темными кудрями, шляпа с полями, курточка-спецовка, твидовые брюки, заправленные в высокие ботинки на шнуровке. Обшарпанные чемоданы, похожие на реквизит из старого фильма, и плетеная корзина-переноска для кошек, перехваченная потертым кожаным ремнем. И рядом с ним Берди, в платье, похожем на ночную сорочку.

– Дорогой! – услышал я, как мама позвала отца. – Иди и познакомься с Джастином!

Отец вышел на ее зов из гостиной. В мохнатом зеленом свитере, с сигарой в зубах.

– Итак, – сказал он, крепко сжимая руку мужчины, – вы парень Берди?

– Партнер, – поправила его Берди. – Джастин – мой партнер.

Мой отец посмотрел на нее тем взглядом, когда думал, что кто-то намеренно выставляет его дураком, как будто у него чесались руки. Но этот взгляд моментально сменился другим, и я увидел, как он смотрит на них с улыбкой.

– Да, – сказал он. – Конечно. Теперь это называется так, верно?

Берди сказала моей матери, что ей и ее партнеру нужно где-то перекантоваться несколько дней. Домохозяин выгнал их, потому что у них кошка; какой идиот поселяется с кошкой, не прочтя толком условий договора жилищного найма? Мне еще не было одиннадцати лет, и я никогда не жил в съемной квартире, но даже я это знал, а Берди не знала, к кому еще обратиться. Будучи взрослым мужчиной, которому сейчас сорок один год, я не раз использовал подобный рефрен, чтобы вынудить людей сделать то, что я от них хочу. Я не знал, к кому еще обратиться. Это ставит человека, которым вы пытаетесь манипулировать, по сути, в безвыходное положение. Единственный вариант – капитулировать. Именно так и поступила моя мама.

– Но у нас так много комнат, – сказала она, когда я пожаловался на вторжение непрошеных гостей. – И это всего на несколько дней.

По-моему, моя мать просто хотела, чтобы поп-звезда немного пожила в ее доме.

Моя сестра прошла мимо меня по лестнице и с легким вздохом остановилась, увидев в коридоре кошачью переноску.

– Как его зовут? – спросила она, опускаясь на колени и всматриваясь сквозь прутья корзины.

– Это девочка. Ее зовут Суки, – ответила Берди.

– Суки, – сказала она, просунув в корзину пальцы. Кошка потерлась об ее руку и громко заурчала.

Мужчина по имени Джастин поднял свой похожий на театральный реквизит чемодан и сказал:

– Где нам поставить наши вещи, Мартина?

– У нас есть для вас прекрасная комната наверху. Дети, покажите нашим гостям желтую комнату, ладно?

Моя сестра повела их за собой. Она была куда более общительной из нас двоих. Взрослые вселяли в меня ужас, в то время как она, похоже, не имела ничего против. Она была в зеленой пижаме. На мне был клетчатый халат и синие войлочные тапочки. Было почти девять вечера, и мы готовились ко сну.

– О! – сказала Берди, когда моя сестра открыла потайную дверь в деревянной панели, ведущую к лестнице на верхний этаж. – Куда ты нас ведешь?

– Это черная лестница, – сказала моя сестра. – Она ведет в желтую комнату.

– Ты хочешь сказать, что это вход для прислуги? – фыркнула Берди.

– Да, – бесхитростно ответила сестра, потому что, хотя она была всего на полтора года младше меня, она была слишком юна, чтобы понимать: не все согласятся с тем, что спать в потайных комнатах наверху потайных лестниц – это забавное приключение; что некоторые люди могут подумать, что они достойны просторных спален и оскорбятся предложением тесных комнатушек.

На самом верху потайной лестницы была деревянная дверь, ведущая в длинный узкий коридор, стены которого были шаткими и кривыми, а половицы неровными и пружинили под ногами, и это напоминало ходьбу по вагону движущегося поезда. Желтая комната была самой красивой из четырех. У нее было три окна в потолке и большая кровать с желтым пододеяльником в тон желтым обоям «Лора Эшли» в мелкий цветочек и современным настольным лампам с синими стеклянными плафонами. Наша мама поставила в вазу желтые и красные тюльпаны. Я наблюдал за лицом Берди, хотел увидеть, как она все это воспримет. И заметил что-то вроде неохотного кивка, как будто бы она сказала: ладно, сойдет.