Страница 20 из 21
Наконец, самым твердым образом решив для себя не покидать Лили после обещания жениться на ней, Кросби старался найти утешение в мысли, что может, во всяком случае, позволить себе еще годика два пожить в Лондоне и окончательно насладиться жизнью холостяка. Девушки, выходящие замуж без состояния, сами знают, что им надо ждать. Лили сама уже сказала, что связанная помолвкой, она не торопится. Поэтому не было особенной надобности в немедленном исключении своего имени из списка членов клуба Себрайта. Так старался утешить себя Кросби, решившись, однако, в тот же вечер серьезно переговорить со сквайром о приданом Лили.
Но что думала Лили в это же самое время, в свою очередь, решившись немного приодеться перед скромным обедом в Малом доме?
– Я не умею ценить его привязанности, – говорила она себе, – решительно не умею. Я забываю, что для меня, собственно для меня, он должен отказаться от многого, а я, когда что-нибудь огорчает его, вместо утешения только раздражаю его.
Затем Лили обвиняла себя в том, что не любила его и вполовину, что она еще не показала ему, как искренно и как вполне его любила. На это она смотрела со своей точки зрения, считая, что как девица не должна позволять мужчине брать верх над собой до тех пор, пока обстоятельства не предоставят ему этого права, и точно так же она не должна скрывать своей любви, но давать ей полную свободу всей силой изливаться на мужчину, когда обстоятельства станут соответствующими. А между тем, когда наступило время для применения этой теории на практике, Лили сознавала, что не соблюдает своих же правил. Она без всякого умысла копила чувства впрок и даже притворялась немного равнодушной наперекор действительным своим чувствам. Так точно поступила она с ним и сегодня, при прощании не подала ему даже руки для пожатия, не бросила на него взгляда, в котором выражалась бы ее любовь, и вследствие этого Лили была крайне недовольна собой, даже сердилась на себя.
– Кажется, я заставлю его ненавидеть меня, – проговорила она вслух в присутствии Белл.
– Это было бы очень грустно, – сказала Белл. – Но я не вижу, чтобы это было так.
– Сделавшись невестой, Белл, ты стала бы обходиться со своим женихом гораздо лучше. Ты не позволила бы себе говорить ему многое, но если бы сказала что-нибудь, то, верно, в твоих словах отозвалась бы любовь. Я всегда говорила ему такие страшные вещи, за которые, право, следовало бы отрезать язык.
– Я уверена, что все сказанное тобой было для него приятно.
– В самом деле? Нет, Белл, в этом я не уверена. Разумеется, он не станет бранить меня, это верно, но я вижу по его глазам, когда он доволен и когда недоволен.
Разговор этим кончился, Лили и Белл отправились к обеду.
Между тем в Большом доме три джентльмена встретились в столовой в отличном, по-видимому, расположении духа. Бернард Дейл был человек ровного темперамента, человек, который редко позволял какому-нибудь чувству, даже досаде, вмешиваться в его обычное обращение, который мог во всякое время являться за стол с улыбкой и встречаться с другом или недругом одинаково вежливо. Нельзя сказать, чтобы он был фальшивый человек. В спокойствии его поведения не прослеживалось ни малейшей фальши. Оно происходило от полного равнодушия, но это было равнодушие холодного характера, а не то, которое образовывается под влиянием особенного рода дисциплины. Сквайр знал, что до обеда он был не в духе, но, сделав себе выговор за это, вошел в столовую с любезным радушием хозяина дома.
– Я видел, что в вашем ягдташе[24] не совсем все плохо, – сказал он, обращаясь к Кросби. – И полагаю, что аппетит ваш так же хорош, как и ягдташ.
Кросби улыбнулся, принудил себя быть любезным и сказал несколько комплиментов. Человек, намеревающийся через час или два принять какое-нибудь решительное дело, обыкновенно старается сдерживаться и при этом готов выслушивать всякий вздор. Кросби похвалил охоту сквайра, замолвил доброе словцо за Дингльса и посмеялся над собой по поводу своего недостатка в искусстве стрелять. Все были веселы, разумеется, не как свадебные колокола, но все же достаточно веселы для партии из трех джентльменов.
Решимость Кросби была неизменна. Как только старик дворецкий удалился и на столе осталось одно вино и десерт, он приступил к делу внезапно, без всяких околичностей. Сообразив все обстоятельства дела, он не считал за нужное дождаться ухода Бернарда Дейла. Он рассчитывал, что в присутствии Бернарда ему легче будет выиграть сражение.
– Сквайр, – начал он. – Все более или менее близкие к мистеру Дейлу называли его просто сквайром, и Кросби счел за лучшее начать так, как будто между ними не было никакой неловкости. – Сквайр, я полагаю, вам должно быть понятно, что сейчас я озабочен предполагаемой женитьбой.
– Это весьма естественно, – отвечал сквайр.
– Ей-богу, сэр, никакой мужчина не сделает подобной перемены в жизни без того, чтобы не подумать о ней.
– Разумеется, – сказал сквайр. – Я никогда не затевал женитьбы, но, несмотря на то, понимаю суть дела.
– Я считаю себя счастливейшим человеком в мире, найдя такую девушку, как ваша племянница…
При этом сквайр поклонился, намереваясь заявить, что счастье в этом деле было на стороне Дейлов.
– Это я знаю, – продолжал Кросби. – В ней заключается все, что только можно требовать от благовоспитанной девушки.
– Она добрая девушка, – заметил Бернард.
– Полагаю, что да, – сказал сквайр.
– Но мне кажется, – продолжал Кросби, сознавая, что для него наступила минута действовать решительно, говоря другими словами, что для него наступил момент броситься в омут головой, – мне кажется, что надо же сказать хоть несколько слов на счет средств, необходимых для ее приличного содержания.
И Кросби замолчал на несколько секунд, ожидая отзыва на свои слова со стороны сквайра. Но сквайр преспокойно сидел, пристально всматриваясь в пустой камин, и не сказал ни слова.
– Для обеспечения ей, – продолжал Кросби, – того комфорта, к которому она привыкла.
– Она не приучена к роскоши, – сказал сквайр, – ее мать, как вам, без сомнения, известно, женщина небогатая.
– Однако, живя здесь, Лили пользовалась благами как богатая особа, у нее есть лошадь для верховой езды и тому подобное.
– Не думаю, однако же, что она рассчитывает иметь лошадь для прогулок в парке, – сказал сквайр с весьма заметной иронией.
– Я тоже так не думаю, – сказал Кросби.
– Здесь она иногда пользовалась одним из моих пони, но едва ли это может привести к странным прихотям, которые стоят денег. Я не думаю, чтобы в голове той или другой из них гнездились такие нелепые идеи. Этого быть не может, насколько я знаю.
– И ничего подобного не бывало, – сказал Бернард.
– Я не стану, впрочем, распространяться, сэр. – И Кросби, говоря это, старался сохранить свой обыкновенный голос и хладнокровие, но усиленный румянец обличал раздраженное состояние, в котором он находился. – Могу ли я вместе с женитьбой ожидать какого-нибудь приращения дохода?
– Об этом я не говорил с моей невесткой, – отвечал сквайр. – Но полагаю, она не в состоянии сделать многое.
– Разумеется, от нее я не взял бы и шиллинга, – сказал Кросби.
– В таком случае ваш вопрос разрешается сам собой, – заметил сквайр.
Наступила пауза, в течение которой лицо Кросби все более багровело.
– Я вовсе не думал ссылаться на состояние мистрис Дейл, я ни под каким видом не хочу его расстраивать. Я только желал узнать, сэр, намерены ли вы сделать что-нибудь для вашей племянницы.
– Относительно денежного приданого? Вовсе ничего. Решительно ничего не намерен.
– Наконец, мне кажется, мы понимаем друг друга, – сказал Кросби.
– Я думал, что мы понимали друг друга с самого начала, – заметил сквайр. – Разве я обещал вам или делал когда-нибудь намек, что намерен обеспечить мою племянницу? Подавал ли я когда-нибудь малейший повод на подобную надежду? Не знаю, что вы хотели сказать, употребив слово «наконец», одно разве только, что хотели оскорбить меня.
24
Ягдташ – охотничья сумка.