Рассвет

Пробило три часа, однако Хильды по-прежнему не было. Филип всерьез забеспокоился; других поездов в этот день не было, поэтому он вынужден был сделать вывод, что Хильда отложила свой приезд по какой-то причине. Теперь он должен был либо отправиться туда, где Хильда остановилась – адрес он выяснил у миссис Джейкобс, – либо поехать домой и вернуться в Лондон завтра. По причинам, которые самому Филипу казались весомыми, но нам нет нужды вникать в них, он выбрал второе; оставив жене записку, он в отвратительном настроении поехал обратно на станцию Паддингтон, чтобы успеть на пятичасовой поезд до Роксема.

Теперь давайте вернемся в Эбби-Хаус – пока Филип метался по дому в Линкольнс-Инн-Филдс, здесь происходила довольно любопытная сцена.

В час дня старый мистер Каресфут, как и было у него заведено, уселся обедать – сам он считал обед довольно скромным, хотя за ним ему прислуживали и лакей, и дворецкий. Когда трапеза уже подходила к концу, к дому подъехал легкий экипаж, нагруженный чьим-то багажом. Лакей побежал к дверям.

– Симмонс! – сказал старый сквайр дворецкому. – Выгляните и скажите, кто там.

Симмонс выполнил указание хозяина и доложил:

– Не могу сказать точнее, сэр, но это леди, удивительно высокого роста.

Тут вернулся лакей и сказал, что дама не назвала своего имени, но хочет немедленно переговорить со сквайром наедине.

– Вы уверены, что леди не имеет в виду мистера Филипа?

– Нет, сэр, она сначала спросила мистера Филиппа, и когда я сказал ей, что его нет, она спросила вас, сэр. Я провел ее в кабинет.

– Хм! Что ж, во всяком случае, она совершила путешествие и, должно быть, голодна. Поставьте для нее прибор и пригласите сюда.

В следующий миг раздалось шуршание шелкового платья, и в комнату вошла дама в длинном плаще и шляпе с густой вуалью. Мистер Каресфут поднялся с обычной для него учтивостью, поклонился и пригласил даму присесть, а слугам жестом велел покинуть комнату.

– Мадам, мне сказали, что вы хотите поговорить со мной; могу ли я спросить, к кому я имею честь обращаться?

Дама быстрым движением откинула вуаль и сняла шляпу, явив пытливому взгляду старого джентльмена свое красивое лицо.

– Вы не знаете меня, мистер Каресфут? – спросила она с заметным иностранным акцентом.

– Разумеется, знаю: вы – та юная леди, которая была компаньонкой Марии… мисс фон Хольцхаузен.

– Да, так меня звали раньше. Теперь мое имя – Хильда Каресфут. Я жена вашего сына Филипа.

Едва прозвучала эта поразительная новость, сквайр изменился в лице. Целая гамма чувств пробежала по нему – недоверие, удивление, ярость стремительно сменяли друг друга, а затем лицо мистера Каресфута словно сковало льдом. В следующее мгновение он заговорил с убийственной вежливостью.

– Что ж, мадам, тогда я должен поздравить самого себя с приобретением весьма привлекательной невестки.

Возникла пауза – оба собеседника были слишком взволнованы, чтобы нарушить ее; наконец, старик заговорил совсем другим тоном:

– Нам есть о чем поговорить, а вы, должно быть, устали. Снимите плащ и поешьте – а я немного подумаю.

Женщина повиновалась, и сквайр воочию убедился, что перед ним не только жена его сына – вскоре она должна подарить миру наследника рода Каресфутов. Это открытие заставило его задуматься еще сильнее, однако при этом он не забывал о галантности. Женщина ела немного, но с большим достоинством.

«У этой женщины крепкие нервы!» – подумал Каресфут.

Затем он позвонил в колокольчик и велел Симмонсу подождать, пока он напишет записку.

– Немедленно отправьте Джеймса с этим письмом в Роксем. Вещи этой дамы отнесите в Красную спальню. К слову: меня ни для кого нет дома, кроме мистера Беллами.

Затем сквайр повернулся к Хильде.

– Теперь, если вы соблаговолите пройти в мой кабинет, мы продолжим беседу.

Он предложил ей руку, и они прошли в кабинет, где мистер Каресфут слабо улыбнулся и произнес:

– Здесь нам никто не помешает. Присядьте на этот стул. А теперь простите мне мою дерзость, но я должен спросить вас: я правильно понял, что вы являетесь законной супругой моего сына?

Хильда слегка покраснела и ответила:

– Да, сэр, именно так. Я позаботилась о том, чтобы предоставить доказательства – вот они.

С этими словами она достала из сумочки заверенную копию свидетельства о браке и протянула старику. Он внимательно прочитал его, надев очки в золотой оправе, и вернул бумагу женщине.

– Все в полном порядке. Хм! Насколько я понимаю – вы женаты уже восемь месяцев. Могу я поинтересоваться – почему же я впервые вижу этот замечательный документ? Коротко говоря – почему вы, словно ангел небесный, спустились с небес на нашу грешную землю именно сейчас?

– Я приехала из-за них, – просто ответила Хильда, протягивая сквайру два конверта. – Я приехала, чтобы узнать, правда ли то, что в них написано: либо мой муж дважды лжесвидетель, либо его оклеветали.

Мистер Каресфут прочитал оба анонимных письма. С содержанием первого из них мы уже знакомы, во втором же просто сообщалось о публичном оглашении помолвки Филипа и Марии Ли.

– Говорите! – произнесла Хильда с неожиданным отчаянием, и спокойствие ее лица растаяло, словно лед под потоками весенних ручьев. – Вы должны знать правду – скажите же мне ее! Решите мою судьбу.

– Девочка… Эти мерзкие письма правдивы от первого до последнего слова. Вы вышли замуж за моего сына – самого гнусного негодяя во всем графстве. Я могу лишь от всего сердца посочувствовать вам.

Хильда выслушала его молча, а затем поднялась со стула с жестом, бесконечно трагическим в своей простоте.

– Тогда все кончено; перед Богом и людьми я отрекаюсь от него. Послушайте… – Она устремила свой взор на свекра. – Я любила вашего сына, он покорил мое сердце, но хоть он и сказал, что любит меня, я подозревала с самого начала, что он легкомысленно играет и со мной, и с моим дорогим другом, с Марией Ли. Поэтому я решила уехать и сказала ему об этом. Тогда он предложил мне немедленно стать его женой, лишь бы я только переменила свое решение. Я любила его… я согласилась – да, я так сильно любила, что согласилась и на большее: скрыть наш брак от вас. Вы сами видите, к чему это привело. Я, последняя из рода фон Хольцхаузен, стою здесь, опозоренная и преданная. Над моей историей станут смеяться за каждым обеденным столом в здешних деревнях, мой позор падет и на голову моего ребенка. Вот как отплатил он мне за то, что я пожертвовала ради него собственной честью и уважением к себе, за то, что согласилась выйти за него замуж – он предал мою любовь и выставил меня на всеобщее посмешище…

– Вообще-то мы привыкли думать, – неожиданно перебил ее старый сквайр, чья гордость была несколько оскорблена, – что наша семья достаточно хороша, чтобы желать войти в нее. Похоже, вы не разделяете эту точку зрения?

– О, да, вы богаты – и это довод для тех, кому важно богатство. Но я сказала вашему сыну, сэр, что честь семьи не в этом. Не он оказал мне честь, женившись на мне – пусть я и была всего лишь немкой-компаньонкой, не имеющей иного приданого, кроме своей красоты. Это я оказала ему честь, – тут она вскинула голову с невыразимой гордостью. – Я, слышите? Мои предки, сэр, были принцами крови, когда его предки пахали землю!

– Хорошо-хорошо, – усмехнулся старый сквайр. – Десять поколений деревенских джентри, да еще Бог знает, сколько поколений честных йоменов до них – у нас достаточно хорошая родословная, но мне нравится ваша гордость, и я рад, что вы принадлежите к древней расе. С вами обошлись постыдно, Хильда… Ваше имя ведь Хильда?.. Но ведь есть и другие – те, кто виноват еще менее, чем вы, и с кем вы обошлись еще хуже.

– Ах… Мария Ли… Так она ничего не знает?

– Совершенно верно, Мария – да и я сам. Впрочем, не обращайте внимания. Филип, я полагаю, вернется через несколько часов – о, да, он вернется! – Тут глаза Дьявола Каресфута замерцали весьма неприятным огнем. – Как вы собираетесь поступить? Какой путь решили избрать?