Театр убийц

Здание театра “Двух масок” представляло собой вытянутое трехэтажное здание, фасад был каменный и окрашен в темно-красный цвет, рамы были белые, а стекла в них столь прозрачными, что не сразу можно понять, есть ли они там вообще. Между первым и вторым этажом, не доставая до углов здания какие-то метры, вперед был вынесен плоский козырек, который поддерживали семь белоснежных колон, покрытых серебряными завитушками. На краю этого козырька в центре стоял огромный стальной колокол, который оповещал всех горожан и гостей города о том, что скоро начнется представление. Подойдя к входным дверям, коих было две, и обе были просто гигантскими, с матовыми вставками, серебряными ручками и бело-красными узорами, Стриин по привычке поднял голову и увидел серебряное название “Театр двух масок”. Прикрыв глаза, актер пару раз вдохнул, успокаивая то волнение, которое он каждый раз испытывает перед этими дверьми, выдохнул и взявшись за ручку, потянул на себя деревянного гиганта.

Мозаичный пол из гранита, белые стены, покрытые яркими рисунками разных сказочных героев и существ, колонны в бело-красную полосу, на гладком потолке стеклянные люстры со свисающими лепестками. Слева вместительный гардероб, в котором всегда дежурит один из провинившихся в чем-то учеников, справа буфет, а под ногами мягкий красный ковер, который ведет прямо до зала. Сдав свой плащ откровенно скучающей барышни с взъерошенными, словно после драки, соломенными волосами, которая на приветствие лишь грустно улыбнулась, актер прошел по красной дорожке десять с половиной шагов и уперся в полукруглую деревянную стойку, разделяющую коридор надвое. Обычно, во время выступлений или продажи билетов, за стойкой находятся трое, они консультируют, продают билеты и решают возникающие вопросы, но сейчас за стойкой был всего один мужчина преклонных лет.

Седые волосы зачёсанная направо, белые моржовые усы, морщинистое лицо, впалые глаза. Одет он был в белую рубашку, красную ливрею, с серебряными пуговицами, запонками и строчкой, на ногах безукоризненные шелковые брюки и начищенные до блеска остроносые туфли. Не успел Стриин войти в здание театра, мужчина уже поднялся, приосанился и встал в ожидающую позу. Когда гость театра остановился возле стойки, лакей приложил руку к сердцу и сделал поклон, Стриин ответил тем же.

- Добрый день, господин Шильд, – поздоровался актер. – Вижу колено вас больше не беспокоит?

- Здравствуй, Стриин, – мужчина улыбнулся сухими потрескавшимися губами. – Да, алхимики все-таки знают свое дело. Хотя, признаться честно, я им не особо доверяю.

- Понимаю ваше не доверие, – Стриин кивнул. – У меня приглашение, – актер запустил руку во внутренний карман и извлек оттуда конверт, который не так давно получил из рук посыльного.

Шильд, приняв письмо, быстро открыл его, пробежался потускневшими, но все еще цепкими, глазами по строчкам, после чего вернув конверт хозяину что-то нажал под стойкой. Часть правой стены, на которой было изображение клоуна, стоящего на мяче и жонглирующего кинжалами, начала отъезжать. Не прошло и десяти секунд, как в стене образовался широкий проем с уходящей куда-то вниз лестницей. Поблагодарив Шильда, актер направился в проем и не успел он спуститься и на десять ступеней вниз, как стена замкнулась за ним и вновь стала выглядеть монолитной.

Спустившись на пятьдесят три ступени, Стриин попал в серый коридор, с горящими факелами, в чугунных держателях, кедровыми дверьми, без каких-либо опознавательных знаков, и с множеством поворотов, в которых не знающей человек просто заблудится. Третий ярус, или учебный этаж, был абсолютно пуст, ни шляющихся учеников, ни задумчивых преподавателей, никого либо еще.

- Отпустили значит, – фыркнул Стриин идя по коридору. – В моё время мы учились, даже когда шла генеральная репетиция, – а после тяжело вздохнул, – не справедливо.

Поворот, еще поворот, за ним прямой отрезок и еще поворот. В первый раз, когда Стриин шел по этим местам, у него в мозгу постоянно гудела тревога, что он идет не туда, что здесь он уже был и просто ходит по кругу, сейчас же он может ходить здесь без всякого света, при этом никуда ни разу не врезавшись и не обо что, не запнувшись. После очередного поворота, Стриин наконец нашел людей, а точнее десять человек наблюдателей, которые, как и он, были приглашены на чей-то экзамен. Как и предполагал актер, в основном тут стояла молодёжь, шушукаясь по углам и как-то странно поглядывая на все еще закрытую дверь зала клятв. Но было здесь и два человека, уже давно вышедших из рядов зеленых юнцов. Первым был сорокатрехлетний Шони Рильт, прозванный змеем, за его мастерские побеги из мест заключения, куда он иногда попадал сам, а иногда и по заданию. Вторым был мастер танцев Аркан Свиф, самый опытный из всех нынешних мастеров, разменявший седьмой десяток, непревзойдённый гуру своего дела и ни разу, не побежденный танцор с парными топориками. Поздоровавшись со всеми присутствующими, актер отошел к стене и прильнув к ней, прямо напротив двери ведущей в зал, стал ждать начала репетиции. Пока все что-то обсуждали между собой, к Стриину, который обдумывал список учеников, готовых стать актерами, подошел мастер Аркан и оперившись нагой о стену встал рядом с ним.

- Как твои дела, – тихим, словно уставшим, голосом заговорил пожилой мастер, – как твоя ученица?

- Дела у меня хорошо, – не поворачиваясь начал отвечать Стриин, – работы правда в последнее время очень мало, но в целом неплохо. А что до Астрид, – Стриин замялся, подбирая слова, – у нее тоже все хорошо. Она делает большие успехи, хотя порой подростковый ветер все же задувает ей в голову, не давая ей рассуждать здраво.

- Не будь строг к этой девушки, все мы когда-то были такими. Тебе ли не знать, что она пережила за столь малый промежуток жизни, – Аркан наклонился и над самым ухом своего бывшего ученика произнес. – Дай ей время, и твоя неуклюжая кошка, превратиться в смертоносную тигрицу.

- Я жду этот день с нетерпением, – ответил Стриин. – А как дела у вас, мастер, как новое пополнение? Слышал, они тоже делают успехи.

- Да какие дела могут быть у старика, – усмехнулся Аркан, – сила и реакции уже не те, суставы ноют, – мастер скосился на ухмыляющегося Стриина, – в общем, старость, не радость. А что до нового поколения, – Аркан поднял глаза к потолку, – времена нынче не спокойные, и это не только из-за войны. Детишки, которые вступают в наши ряды в последнее время, стали куда злее, чем десять лет назад. Они не знают сострадания, любви и жалости, все они уже так или иначе видели смерть, многие выросли под избиения отцов и сверстников, под крики матерей и прохожих, в вечном страхе за свою жизнь. Это их озлобило, сделала чёрствыми и порой безжалостными, дети не должны быть такими. Мне становится страшно за будущее такого мира. Еще пару лет и все мы погрязнем в мире, где слова любовь и сострадание, будут считаться за слабость и подвергаться гонению.

- Я путешествовал не так много, – заговорил Стриин тихим голосом, когда повисло неловкое молчание, – но я все еще вижу счастье, любовь, заботу. Не так много, как хотелось бы, в этом вы правы, но этим увядающим чувства еще есть место в нашем мире. Поэтому рано вы мастер, ставите крест на нашем проклятом мире. Возможно, мы с вами еще увидит тот день, когда мы и другие нам подобные больше будем не нужны.

- Да, – мастер грустно усмехнулся, – и я надеюсь.

За разговором, Стриин чуть не пропустил момент, когда дверь, отделяющие наблюдателей от зала клятв, открылась. В ней показался человек, одетый в красно-белый балахон, на голове глубокий капюшон, а на лице белая безликая маска с двумя прорезями для глаз.