Богоборцы 2

— Сейчас-то как? — задал я наконец самый животрепещущий вопрос, который терзал меня всё это время. — Удержишься или…

— За семью переживаешь, вой? — прищурился домовой, но не ехидно, а понимающе. — Не боись. До Комоедицы в силу войду, а тама, как положено, на хозяйство взойду. Чай, опыт есть.

— Ну смотри, — я уставился в глаза духу, — пугать тебя не буду, но, если что, не обессудь. За родных я кому угодно голову оторву.

— Вижу, — кивнул мужичок. — Сила в тебе огромная, ты дажеть сам не знаешь, где край ея. Но за то, что сгинуть не дал, служить буду по совести. Повидал я вашего брата, редко кто ради нечисти станет утруждаться. Вам же проще жахнуть, и всё. А там хоть трава не расти.

— Я не такой, — поднялся на ноги я, — жахнуть могу, это да, но если людям угрожать не будешь, то и я со всем уважением. Так своим и передай. Всё равно же служек набирать будешь.

— А как же, — огладил белую бороду домовёнок. — Чай не пацан, самому по двору да овину шнырять. Дворню наберу честь по чести. И ответ за них держать буду.

— На том и порешим. — Я улыбнулся. — Я спать, а ты хозяйничай. И добро пожаловать.

Глава 3

— Ты жениться-то там не надумал? — батя, удобно устроившись за рулём Пумбы, ехидно глянул на меня. — Или уже гарем себе завёл?

— Да типун тебе на язык, — я аж воздухом подавился от неожиданности. — Чего я тебе такого сделал, что ты мне такого в восемнадцать лет желаешь? Я, можно сказать, только жить начал и голову в ярмо совать никакого желания нет.

— Да ладно, — отмахнулся отец. — Девок-то, поди, из команды щупаешь.

— Ну, это чисто так, баловство, — отмахнулся я. — И своих я не трогаю. Там такие мадамы, на сраной козе не подъедешь, да и не стоит. Оженят махом, даже пискнуть не успеешь, и это в лучшем случае. В худшем кастрируют и живьём закопают.

— Да прям закопают, — отмахнулся батя, — не девяностые на дворе и не царское время. Но кастрировать могут, это да. Так что ты там аккуратнее. Не, ну до чего удобная машина!

— Это ты ещё моего Буцефала не видел, — рассмеялся я, глядя на то, с каким видом отец ведёт броневик. — Крузер семьдесят девятый тюнингованный. Там просто песня. Жаль только, раздолбал об одного урода. Теперь пока починят.

— Это об робота, про которого вчера рассказывал? — батя нахмурился. — Ты это… на рожон бы не лез. У военных свои специалисты быть должны. А если бы он где огнестрелом разжился?

— Ну, не разжился же, — отмахнулся я. — Да нормально всё. Я с голым задом на шашку лезть не собираюсь. Кстати, а мы на поле-то проедем?

— Конечно, — уверенно кивнул отец. — Давеча Евстафьев своё возил, помнишь такого? Он за нами косит, чуть дальше за кустами.

Я неуверенно кивнул, вроде действительно припоминая мужика, чей покос был по соседству с нашим. Сам-то он жил на другом конце деревни, да и работал на себя. Так что пересекались мы редко. К тому же последнее время воспоминания о жизни в селе сильно потускнели под напором приключений. Не то чтобы вообще из головы выветрились, но иногда я ловил себя на мысли, что даже лица одноклассников вспоминаю с трудом. Нет, тех, с кем корешился, помнил отлично, а вот других, с которыми мало общался, уже с трудом. Лица замылились, остались лишь общие черты. Может, кстати, это было последствие болезни.

А ехали мы за сеном. В деревне ведь как? Выходные ли, праздники ли, а скотину будь добры обиходь. Управься, хлев почисть, корма задай, воды налей, подои, яйца собери и так далее. Работы всегда хватает. Но с коровами больше всего возни. Оно и понятно, корова на селе — кормилица. Однако сил на неё уходит уйма. Летом это покос, а по зиме — привезти заготовленное сено. Работы не так много, особенно если техника под жопой и не скирду волочь надо. Так-то батя собирался на неделе трактор в колхозе взять, но я его отговорил. Нафига козе баян, если у меня Пумба есть?

Сто восемьдесят пять лошадей и почти полметра клиренса позволяли вольготно себя чувствовать на неглубоком снегу. В глубокий мы бы и не полезли даже на тракторе. Но раз дорогу для нас уже укатали, почему бы и не воспользоваться этим. Вот мы с батей и поехали за сеном, как только рассвело. Прицепили стальной лист, на который собирались спихнуть копну, отец выгнал меня из-за руля под тем предлогом, что успею ещё накататься, и помчались. Впрочем, я не спорил. Даже скорее наоборот, начал подумывать в будущем купить ему грузовик или трактор. Надо только с его запоями что-то сделать… от мыслей меня оторвало пятно посреди дороги.

— Стой! Тормози! — я от волнения аж головой о потолок долбанулся, но этого не заметил. — Не двигайся дальше. И за мной не ходи.

Наставник постоянно вбивал нам в головы, что главное оружие богоборца — его разум, но, на мой взгляд, внимательность была гораздо важнее. Одарённый, который хлопает ушами и не смотрит по сторонам, долго не живёт. Конечно, невозможно знать всё на свете, но некоторые базовые вещи должны автоматически обращать на себя внимание. Например, прогоревший костёр на перекрёстке пяти дорог.

Перекрёстки сами по себе всегда считались местом мистическим, и не зря. Здесь пути начинаются и заканчиваются, переплетаются и свиваются в прочные узлы. К ним всегда тяготели духи и далеко не все из них были безобидными. Если не соблюдать определённую осторожность, можно очень сильно нарваться, так что нам с детства рассказывали, что жечь костры на перекрёстках нельзя. Это элементарная техника безопасности, наподобие запрета совать пальцы в розетку и лизать качели на морозе. А недавно я узнал почему.

В отличие от девчонок, доступа к закрытой информации с самого детства я не имел. Как и опытных родственников, готовых направить, подсказать и приоткрыть тайны тонкого мира. Так что мне пришлось учить всё с нуля и в том числе историю попыток обретения обычными людьми силы. Богоборцам завидовали, и некоторые считали, что они не хуже. Но так как богов на Земле не осталось, обратиться они могли только к духам. В том числе к самым тёмным, ведь в погоне за силой все средства хороши.

На мой взгляд, это попахивало идиотизмом. Даже не будучи одарённым, я прекрасно понимал, что духи ничего не делают просто так. Даже домовые, которые, казалось бы, без человека существовать не могут, и то требуют к себе уважения и различных подношений. А если что не по ним могут и со двора сжить. До смерти, правда, редко дело доходит, но тем не менее. А уж от тех тварей, что прячутся в темноте, ничего хорошего и вовсе ждать не приходится. Силой они, может, и поделятся, но возьмут за это столько, что сам рад не будешь. Но идиотов, желающих получить всё здесь и сейчас, меньше не становится. Вот ещё один нашёлся… я прутиком поворошил угли, откапывая обгоревшие кости. Судя по виду и размеру, куриные.

Была, конечно, надежда, что это мог кто-то просто сломаться и, например, греть двигатель, потому что холодный не заводился. А кости… так это жена ему тормозок с утра собрала, да бёдрышек запечённых положила. Но я понимал, что это самообман и верить в подобное у меня права нет. А значит, придётся оформлять находку по всем правилам. Вздохнув, я полез в карман за маятником и телефоном.

Кристалл заберзата, к сожалению, подтвердил мои самые худшие опасения, начав ходить над кострищем кругами и светиться тусклым зелёным цветом. Мерзким таким, будто гнилушки на болоте, в играх таким обычно некромантов подсвечивают. Не зря, кстати. То ли память генетическая срабатывает, то ли ещё что, но такой цвет действительно соответствует пусть не восставшей нежити, но весьма мерзким духам. Болезни, проклятия и прочее, не убивающее сразу, а медленно душащее так, что сам жить не захочешь. Пакость, короче, сплошная. И это был ещё один момент, которого я не понимал. Почти все колдуны, так называли обычно тех, кто искал силу у духов, обращались к самым тёмным и отвратительным, способным лишь гадить и уничтожать, сущностям. Лишь один на десять тысяч искал того, кто может созидать, остальные предпочитали разрушать.