Страница 67 из 88
Катерина
Хотелось плакать? Неужели она приехала зря? Ведь старалась, как могла старалась. И помогали ей и Петр Андреевич, и бабушка Фрося, по-доброму отнеслись. Только не свекровь. Глодало чувство вины. Возможно, не наговори она бы тогда, в первый вечер, всего такого свекрови, не было бы у неё этого приступа. И спокойно, на следующий день или позже, уехала бы Катя с чистой совестью. По крайней мере она ведь пыталась помириться.
Костя, чего же ты хотел? Зачем ей, теперь уже здесь, снова и снова терпеть эти унижения и оскорбления? Неужели знал, что мать болеет и жить ей осталось не так долго? Людмила Григорьевна не говорила раньше ни о чём таком. Это сейчас Катя прочла все выписки и заключения врачебной комиссии. Прочитала все о лекарствах и диагнозе. Уехала бы, но Костя бы ей не простил. Остаться? Так невыносимо больше оставаться. Потому, когда Пётр Андреевич заступился, хотелось разреветься от благодарности. Ей бы глоток свежего воздуха, и каргу эту старую не видеть хоть несколько часов. Остыть, обдумать все спокойно. И решить, когда же ей можно будет уехать, без угрызений совести.
Петр привел Катеньку к Коломейцевой быстро. Жила она рядом, буквально через несколько домов. Просторный двор, двухэтажный особняк, так выгодно отличавшийся от других серых избушек. Во дворе все увешано гирляндами и фонариками. В вольере скалится огромный волкодав. Петр цыкает на него, мохнатого, и тот добродушно начинает вилять хвостом, не обращая внимания на перепуганную Катю.
Ирина, хозяйка усадьбы, оказывается статной энергичной женщиной. С интересом осматривает гостей, тут же приглашает на чай. Петр, будто к родне пришел, чувствует себя свободно, а Катя еще долго жмется у порога. Пока хозяйка насильно не стаскивает с нее тоненький, не пригожий для их погоды, пуховик и не тянет за руку в гостиную, к накрытому столу.
— Помощь твоя нужна, Иринка. Сама знаешь, по пустякам не беспокою. — Петр разговор начинает сразу, без предисловий.
— Да я уж поняла, Петь. Присаживайтесь. Сейчас за чаем и обговорим. А ты, красавица, не робей. Я горластая, да не клыкастая. Чем смогу, помогу.
— Я бы кружечку кофе, твоего, с перцем. Уж люблю, грешен. А это — Катерина, знакомься. Сноха, получается, нашей односельчанки, Людмилы Григорьевны.
— А, зазнобы, что ль, твоей…
— Ну, Ирин, какая она мне зазноба!
— Ага, такая. К кому ты так еще бегал? Не припомню. Ну ладно, не злись. Катерина, вы чаю? Вот и хорошо. И я вас поддержу…
— Помнится мне ты, Ирина, жаловалась, что трудно тебе без помощников. Тут видишь, какое дело. Катя в положении. Сейчас в городе уже ей не устроиться, не возьмут ни на какую работу. А девка она толковая. И умненькая, и руки золотые. Помогла бы тебе и с работой, и с хозяйством. А ты бы ее приютила. Пока. А потом…
— А потом, как рожу, я уеду. Не сразу, но жить мне есть где. Просто в квартире, которая мне от бабушки досталась, ремонт нужен. Я думала, что детские, которые получу, на ремонт потрачу. А на работу я сейчас любую согласна. И зарплату не прошу, только жилье.
— Погодите. Петр, я давай-ка с девочкой сама поговорю. Что там за беда у нее такая, не понимаю пока ничего. Я в помощи не откажу, если действительно нужно будет помочь. Но сам знаешь, в дураках ходить не стану.
— Добро, Ира. Добро. Кофе превосходный, спасибо. Ну, я пойду. А вы поговорите. Ты мне, Ира, звякни, скажи, что решили потом. Я ждать буду.
Петр, чуть крякнув, не желая покидать уютное тепло дома, набросил на плечи тулуп и скрылся за дверью. Дорогу он знал, провожать не стоит.
А Ира, еще раз внимательно оглядев заробевшую гостью, спросила:
— Расскажи, Катя. Как есть. Потому что я, если честно, ничего не понимаю. Зачем ты сюда, практически перед родами, приехала. Да еще в этой глухомани осталась. Не место здесь молодым. Тут вот такие, как мы, изгои жизни, приезжают доживать. Петр вот — семью потерял, я тоже вдовой осталась, трижды, да и свекровь твоя тоже, наверное, не от лёгкой жизни сбежала….
— Не знаю, от чего сбежала. Вернее, только догадываюсь. Я с себя начну, можно?
Ирина кивнула, не торопясь долила в чашку кипяток, будто давая девчонке собраться с духом, и только потом присела и приготовилась слушать.