Страница 59 из 88
— Ты отняла у меня, Катя, самое дорогое. Я им жила. Ради него жила. Он единственный, мой родной, кровиночка. Я всю жизнь одна, без любви, без семьи. Без мужа. Изверга, с которым всю молодость свою сгубила, и человеком назвать сложно. Он и Костю бить не брезговал. Все считал, что не его это ребенок. Хотя Костик, как две капли воды, похож на мужа. И как я рада была, когда Игоря посадили. Больше всего боялась, что Костик подрастет, начнет за меня заступаться, погибнет от руки отца. А когда уж тот издох в тюрьме, всем богам благодарила. Тяжело было одной. И легче. Нам с сыном всегда было хорошо. Такой он славный, примерный. Отличник, и дома во всем помогал. Не знала я с ним никаких бед. Надеялась, что хорошую девушку найдёт. Остепенится, свадьбу сыграем…
— Чем же я вам плоха оказалась…
— Ты? Да кто ты такая, Катенька! Ты на себя посмотри. Ты ведь как мышь серая, без слез не взглянешь. Вроде и одета чистенько, а все замухрышка…
— А вам что, стерву подавай? Разукрашенную, распущенную?
— Ха, так ты и есть стерва. Настоящая. Я тебя сразу разглядела, не обманешь. Костя мой, слепец, повелся, а я-то все вижу…
— Ну прям рентген…
– Не хами, Катя, не в том ты положении сейчас…
— А в каком я положении, Людмила Григорьевна, а?
— Как в каком? Известно. Бездомыш ты, брошенка. Жить негде, работать не умеешь, техникум твой - это не образование…
– Я институт заочно окончила.
– Да брось, окончила ты. Как пробка если, то хоть какой диплом мне покажи, не поверю.
— Почему вы все время меня оскорбить пытаетесь? С чего вы взяли, что я бездомыш, что глупая? У меня работа хорошая, заработок, честный, не награбленный…
— Ой, молчи, а… ну что это за профессия? Составлять мозаику на картинках, что и как посадить людям в собственном саду? А то без тебя не разберутся. Дизайнер еще. Смех один. Это же бездарность! Аппликации из картинок — это для детского сада! Господи, ну что Костя в тебе нашел, а!
— Любил он меня… и ничего не искал. Мы о большой семье мечтали. О детях. О собственном доме. О том, что вы, Людмила Григорьевна, будете жить с нами и внуков нянчить!
— Вот! Вот видишь, ты какая… не ошиблась я… не ошиблась… Сын мой бы горбатился, а ты на нас с ним бы детей своих навешала… Я, значит, нянчись, ты цветочки свои рисуй, а Костя сутками паши. Хороша! Молодец! Мне бы хоть чуточку твоей наглости, может по молодости и по-другому свою жизнь смогла устроить. Жалею, ох как жалею, что вовремя тебя не выпроводила, дрянь такую. Всю жизнь ты моему Косте загубила.
– Да не я ее загубила, знаете. А вы. Своим характером, своим взглядом на жизнь. Он давно хотел жить отдельно. На квартиру копил. Говорил, что только мать жаль, но жить ему уже под вашим вечным приглядом тошно было. Не давали вы ему ни покоя, ни свободы. Как только он собирался в какую-то поездку, так у вас сразу давление, якобы сердечные приступы. Вы думаете, он ничего не понимал? Что вы зависимы от него? Что своей жизни у вас никогда и не было? Никаких интересов, никаких подруг, одно извечное горе в глазах и обида на весь белый свет! Мучился он с вами, и бросить не смел. Воспитан не так. И я повелась на его просьбы, жить переехали к вам в квартиру. Всю жизнь мечтала, что со свекровью у меня будут хорошие отношегия, что как с матерью буду с ней общаться, любить, помогать. Только любить и уважать вы, Людмила Григорьевна, не умеете. Как вас корежило, когда я вас мамой попыталась назвать… истерику-то свою помните? Не отравились ядом своим, нет? А я вам плохого ничего абсолютно не делала. Старалась, как могла. А толку. Вы сына своего поставили на пьедестал, связали по рукам и ногам, будто не сын он вам, а мужчина, с которым живете. Идеальный, такой какой должен быть… А только Костя, он понимал все это, но оторвать вас от себя не знал как. А мы полюбили друг друга сразу, с первого взгляда. И понимали друг друга. И жили бы счастливо. Да вы меня сейчас пытаетесь обвинить, что я его из дома вашего увела. А я бы не ушла, будь вы хоть каплю человечнее. И теперь скажите, разве я виновата, что сын от вас сбежал, не глядя? Нет, Людмила Григорьевна, не я виновата. Я счастья с мужем хотела. А вы его душили, и не позволили бы ему быть счастливым…
Набатом в ушах звучали слова Катеньки..."жить с матерью тошно"... "уйти давно хотел, на квартиру копил" …" сбежал"...
Невыносимо. Плохо.
Как теперь ей это все пережить? Слезы катятся, горькие, горячие, стекают к уху, щекотят. Но даже руку больно поднять, так сдавило грудь, и в голове, кажется, разлился кипяток. Пятнадцать минут. Сейчас отлежится, а потом убрать молоко нужно… и еще какие-то дела были… Господи, дай же ей легкую смерть!