Страница 55 из 88
Катенька. с.Таежное
Может, она действительно поторопилась? Может, стоило приехать позже? И, если бы не просьба Кости, ноги бы ее не было рядом с этой старухой. Свекровь хоть и была ещё молода, но язык не поворачивается называть ее иначе. Карга старая, как есть. Ненавидит весь мир, а больше всего её, Катю. Бросила ведь все — и работу, и дом. Умотала сюда вот, в Тьмутаракань, не известно зачем. Боль ее, горе заставило? Так ведь и другим такие чувства не чужды, но жить-то продолжают. А эта словно выпячивает свое наболевшее, мол, смотрите, как мне плохо, не то что вам! Противно. И смотреть, и тем более пытаться как-то это понять. Но и отступать некуда. Придётся найти с ней общий язык, сообщить важную новость, помириться. Нет, не ей это нужно. Просто ради любимого, ради Кости…
На оконном стекле мороз расписал причудливые картины, да так красиво и насыщенно, что не видно совсем, что там во дворе. А Людмила Григорьевна ушла ведь давно. Ушла, ничего не сказала.
Хочется есть, хочется спать. Умоталась с дороги. И у председателя лишь чаем угостили. И на том спасибо, но желудок требует свое. Теперь уже чаще и больше хочется есть. А свекровь не известно еще когда накормит. Ей для снохи и куска хлеба будет жалко. Ни разу, когда еще жили вместе, не позвала она ее за стол, если Костя был на смене. Специально занимала кухню надолго, ругалась с Катей, да так, что и из комнаты выходить не хотелось.
Иногда так и приходилось сидеть голодной, давясь слезами, и ждать, когда старухе надоест и та уйдет в свою спальню. А потом, быстро сообразив легкий перекус, она уже и сама сбегала в свой укромный уголок. Нет, конечно, Катя пробовала ужиться, и даже готовить, находясь с Людмилой Григорьевной на кухне. Но это было невыносимо. Та вырывала из рук любимые кастрюли, подсовывая ей мелкие, не по размеру, ядовито приговаривая: "Вот, тут и вари, все равно никто есть это не будет". Вырывала из рук поварешки, отключала газ, насильно сдвигала от раковины, больно толкая локтем в бок. Не счесть придирок, упреков, едких ухмылок и замечаний. Обиднее всего было, когда свекровь выбрасывала в помойное ведро то, что было приготовлено Катей, а потом сама кормила Костю, своими "правильными" блюдами. Да если вспомнить все ее козни, то диву даешься, откуда в ней, такой хрупкой, столько фантазии и безграничной злобы. Вот и не выдержала Катя натиска, сдала свои позиции.
Костя сначала не верил, потом как-то застал очередной некрасивый поступок матери на кухне. Просто пришел чуть пораньше, увидел, как всегда добрая и ласковая мать шпыняет сноху. Потом понял, что бесполезно и просить, и ругаться. Уговорил любимую потерпеть и занялся вопросом поиска нового жилья. Костя, он был единственной ее защитой и опорой. Зачем же сам снова свел их теперь?
Желудок снова требовательно заурчал, выдавая пока еще легкие, но неприятные спазмы. Хоть бы сухарик погрызть. Но лазить по шкафам, искать съестное, нет уж. Катя так не сможет. Значит, придётся ждать хозяйку.
Раскачиваясь на кресле, окинула взглядом комнату. В целом весь дом и был одной огромной комнатой. Зона для приготовления, газовый напольный отопительный котел, умывальник — все это в одной стороне. На полу старая потертая ковровая дорожка отделяет кухонную зону красной полосой. Практически рядом — входная дверь, огромная и тяжелая. Такая, что сразу ее не открыть. У порога вольготно разлегся еще один коврик, сплетенный из рогожи. Возле него стоит в рядок обувь. Тут же на стене — простая самодельная вешалка, на крючках — огромные валуны навешанной верхней одежды. Так и кажется, что все сейчас рухнет вниз. Рядом с окном, занавешенным легким цветастым тюлем, стоит небольшой обеденный стол. На подоконнике корзина с пряжей и спицами. Тут же небольшая стопка книг, которые, видимо, совсем не использовались по назначению — на потертых обложках заметный слой пыли. Кресло-качалка, два колченогих табурета, снова коврик — самодельный, сплетенный косичкой из старых вещей. Чуть поодаль, в углу, стоит кровать полуторка, рядом небольшой комод, и еще один низенький стульчик. На нем стакан с водой и куча блистеров с таблетками.
Катя, оторвавшись от созерцания, быстро подошла к кровати. Что за таблетки и чем таким разболелась старуха? Названия все незнакомые. Она тут же достала телефон и сфотографировала упаковки. Потом в интернете посмотрит, от чего они. Свекровь все равно не расскажет сама.
Тяжелая атмосфера комнаты, застоявшийся воздух с нотками затхлого старья и мокрой шерсти - все это душило, хотелось сбежать. Прямо сейчас. Это же не дом. Это берлога какая-то. Странно все. Людмила Григорьевна всегда любила светлые комнаты, легкие цвета, а тут как в норе. Крысиной. Нет, как бы не было обидно, нельзя. Нужно настроиться, нужно помириться. Хоть как… неужели они не смогут договориться? Теперь-то им делить нечего…