Страница 26 из 88
Сил нет. На пол летит пуховик и теплая шаль, и рукавицы. И сумка с документами. Мягкая гипоаллергенная подушка скрывает гримасу усталости, и сон - тяжелый, удушливый - накрывает сразу с головой.
Наверное, проходит всего несколько минут. Так кажется. Где-то слышатся тяжелые осторожные шаги и ладонь, шершавая и огромная, ложится на плечо, а потом на шею.
— Ты в порядке? Плохо? Помочь?
Эк, его разобрало. И когда мы перешли на «ты»…
Хотя, наверное, вид надо иметь соответствующий, чтобы людей не пугать.
— Да, в порядке. Спасибо. Чаю будете?
— Буду, только порося накормлю. Не успел, пока чистил у него.
— Зачем, я бы сама. Рано ведь еще.
— Затем. Мне не трудно. Потом рассчитаетесь. Молоком. Это за плату.
— Понятно. Все равно спасибо. Я сейчас. Переоденусь. И чаю вскипячу, заварю свежего.
Петр топчется еще немного, будто решается, сказать или нет. Кряхтит, как старый дед, и уходит. Дверь осторожно скрипит. Не так, как с бабкой Фросей. Тише. Побаивается, видимо.
***
За месяц примерно до родов со свекровью случается приступ. Игорь находит ее в беспамятстве, валяющуюся на полу возле дивана, без дыхания. Рядом под одной из створок диванного матраса лежит стопка книг, а между ними, зажатый сверху выпущенный баллон дихлофоса. Врачи ставят инфаркт. И только благодаря сунутой фельдшеру скорой взятке, информацию о попытке самоубийства удается скрыть.
Люда в этот день впервые входит в дом родителей мужа. Чтобы помочь убраться. И убрать все следы до прихода участкового. Она со слезами на глазах выветривает провонявшую комнату, оттирает замызганные полы. Ковер с огромным пятном от химического ожога приходится выбросить на помойку. Игорь, растерянный и подавленный, сидит за бутылкой на кухне. Для него потерять любимую мать смерти подобно. Но Люда и без этого знает, что теперь их жизнь уже не будет прежней.
Через две недели, как выписывают свекровь, она переезжает к ним в общагу. А дом закрывают на клюшку.
Наверное, что-то в разуме старухи мутится, потому как она вдруг решает, что Люда пришлая девка. Она будит их среди ночи и гонит сноху, лупя чем ни попадя, с кровати, прочь от любимого сына. Спать на раскладушке старуха не хочет. Игорь решает переместить ее на супружескую кровать. Люда выбирает матрас на полу. С большим животом совершенно невозможно лежать на раскладушке.
Борщ прокислый, сметана горькая, хлебом подавиться можно…
Неуклюжая, неумеха, неряха…
Швабра, страшная, потаскуха…
Чтобы сдохла, чтобы выродок твой сдох, шалава….
Постоянные оскорбления сыпались, как горох. Но куда от них деться? Утихала свекровь только к вечеру. За несколько минут до прихода сына. Наряжалась, причесывалась. Садилась у окошка и начинала поскуливать и плакать. А когда приходил голодный и уставший Игорь, бралась жаловаться, что весь день ничего не ела и слова хорошего от пришлой мерзавки не слышала.
Люда боялась и гнева мужа, и того, что матери верить он будет больше. До своих слез уже не было дела. Лишь бы не разозлился, поел бы да лег спать.
Как-нибудь… Господи, помоги…