Страница 37 из 43
Листья лианы были удивительно крупными, немного темнее чем гроздья цветов, но тем не менее их хотелось рассматривать чуть ли не с увеличительным стеклом. Потому что их поверхность мерцала. Завораживающе!
Издалека донесся серебристый смех, словно маленький колокольчик рассыпал в воздухе своё звучание.
— Сдуреть можно, — я скользнула внутрь змейкой. В такой красоте точно не место преступникам.
Неужели именно здесь пропадают сигма и наш напарник?
И как они умудрились не засветиться?
Я раздвинула листья лианы прямо у основания горшка и сквозь ветви заметила покачивающийся кончик хвоста трансформонта.
— Ты не прав, — голос Нойя был выше и мягче. Казалось, что она надела домашний халат и разговаривает с кем-то небезразличным.
— Волшебство в деталях. Способы достижения не всегда объяснимы.
— Все можно объяснить.
— С точки зрения банальной эрудиции?
Она засмеялась хрустальным колокольчиком.
— Ты такой смешной! С точки зрения банальной эрудиции концепция в данной интерпретации весьма тривиальна, так как не каждый индивидуум в эксклюзивной мере, может полностью игнорировать тенденцию эксцессов парадоксальных возможностей. Помню, профессор и колхозник, в одном вагоне! Откуда ты знаешь анекдоты — земные?!
— Разве ты не запоминаешь то, что тебе очень нравится?
— Скорее я не могу забыть.
В голосе Нойя проскользнуло что-то такое неуловимо грустное.
— Это значит, что ты еще недостаточно взрослая!
— Я?!
— Ну, не я же! Только достаточно взрослые сущности умеют забывать ненужное. И если ты юна для пряток, то тебе водить!
— Нечестно, — тут же взвизгнула Нойя.
Мимо меня колыхнулся воздух, и я ощутила, как хвост Черныша мелькнул в непосредственной близости от горшка.
— Так вот чем они занимаются в этом трюме! Разговаривают и играют в прятки! Она же не может отследить его с помощью, божественного предвидения. И именно этим он и пользуется.
В каюту я возвращалась задумчивая. Чего добивается Черныш? Зачем развлекает сигму совершенно обычными, с точки зрения человека, развлечениями. И что это за дивная лиана, которая заставляет строгую и отстраненную сигму становится более человечной, чем мы сами?
11.3
— Униженные и угнетенные, — я с трудом могла держать себя в руках. Ничего не говорило о том, что покупка каменного дерева для термитов чревата опасностями и не очень приятными приключениями.
Что может быть не так?
Рабство! На планете За-Бора царило самое форменное рабство. Высшего над низшим. Большого над малым, а конкретнее, планета была поделена на квадранты, в котором росли каменные деревья. Каждый квадрант принадлежал одной из семей Высшего света.
Но горбатились на этих плантациях самые настоящие рабы. Темнокожие, курчавые, и до ужаса напоминающие негров с планеты Земля. Разве что ножек у этик негров было сорок.
Я вспомнила членистоногих, которых мы поджарили. Те пили кровь и стремились захватить обитаемый мир. Эти трудились до смерти на плантациях дико дорогих деревьев, не получая самого элементарного. Терпели побои, ограничения свобод и недоедали.
Почему мы оказались не на рынке, а в джунглях? А вы как думаете?
Правильно, пощупать и на зуб попробовать, это были слова нашего профессора.
— Нам нужно очень эксклюзивное дерево! Точно такое, но с перламутровыми пуговицами. Нету? Будем искать!
Где-то так выглядел диалог Х’увыста с продавцами. Мы с Трампином, Скорпом и Зумом, составляли праздно шатающуюся массовку за спиной профессора. Я уже была не рада, что напросилась на этот базар. Кто же знал, что кроме колод разных оттенков, здесь больше ничего нет. Скукота!
Зум время от времени предлагал ускориться, потому что в конце обычно самое сладкое.
Ну мы и ускорились. Управляющий последнего павильона выслушал спич профессора, почесал затылок и предложил выбрать прямо на участке.
— Обычно мы так не делаем, но если вам виднее, то срубим то, что вы выберете.
Лететь пришлось далеко. Сигма прокомментировала взбрыкивания профессора его перфекционизмом.
Видимо не могла дождаться, когда к своему Чернышу вернется. Он отказался спускаться на планету.
— Чего это я там не видел? — фыркнул и сделал ноги по коридору.
Казалось, что наша команда трещит по швам. Ну та, чудесная, в которой Черныш выбрал нас в напарники. Чем дальше улетал корабль во Вселенную без магии, тем дальше уносило нашего сотоварища.
Именно на дальнем участке я и увидела, как лазерными хлыстами наказывают одного из рабочих. Толстая хитиновая оболочка лопается, заставляя это существо корчиться. На месте открытой раны вспучивается какая-то пена, которая твердеет, затягивая рану.
— За что его, — дернулась от развернувшейся перед глазами картины.
— Не обращайте внимания, — этот работник стар, и таким образом его подгоняют, чтобы не отставал и сделал норму.
— Как же так, — нас с Зумом усадили в кибитку, которую взвалил на плечи один из рабочих, — я не поеду, я тяжелая!
Кажется, и Скорп с Трампином были озадачены странным способом путешествовать по этим джунглям.
— Неужели нет никаких механических или энергетических приспособлений?
— Эти штуки ломаются, а рабы плодятся со страшной скоростью. И зачем тратить деньги на то, что можно получить бесплатно!
Наш сопровождающий отвернулся к профессору и начал петь дифирамбы крохотному участку, грунт которого придает древесине каменного дерева слабо розоватый оттенок.
— То, что надо! — кивает Х’увыст.
Каким бы не был соблазн посмотреть на это место, я кручу головой и говорю, что подожду в лагере.
С профессором отправляется Трампин. Я со Скорпом и Зумом оседаю в вагончике надсмотрщиков.
Именно там, я задаю свой вопрос Зуму.
— Почему существует рабство?
— Рабство существовало с доисторических времён в различных цивилизациях, — отвечает Зум, — на определенной ступени развития большинства цивилизаций от него отказались, так как законы развития поставили эти цивилизации перед выбором — развиваться дальше или остаться на более низкой ступени развития.
— Эти рабы — разумные? — я же права?
— Да, — Зум сочувственно погладил меня своей лапкой по руке, — их потенциал гораздо выше тех, кто их угнетает.
— Тогда почему они допускают, чтоб их били?
— Эта планета имеет достаточно специфические условия жизни, в этих лесах вольготно себя чувствуют только представители племени сороконожек. Им попросту больше некуда идти! Их содержание обходится хозяевам в копейки. Вот и ничего не меняется.
— Вечное служение. Без перспектив, без надежд, без выхода. А вы видели, что раб возложил перед нишей какое-то подношение? Мне кажется, что это какая-то богиня. Мы же можем пойти посмотреть?
Это действительно оказалась статуя удивительного существа, отдаленно похожего на самих сороконожек, но тем не менее напоминающая и совершенно другое существо.
— Ты когда-нибудь видел настолько искусную резьбу? — спрашивала я у Зума, проводя пальцами по тончайшему кружеву каменного дерева. — Профессор говорил, что это дерево с трудом поддается обработке, а тут такое великолепие!
Я не в состоянии была отпустить ладони от теплого на ощупь божества.
Я рассказывала ей, что считаю несправедливым, то, что ее дети угнетенные и униженные. Сотворивший из неподатливого материала произведение искусства, не может быть рабом, потому что он свободен в собственном творчестве. Нужно найти в себе силы и встать с коленей. Это великий дар, способность видеть в каменном дереве то, во что оно потом превратится.
Я рассказывала статуе историю войны Севера с Югом, и как рабы получили свободу. Твоих детей гораздо больше, вы создаете богатство кучке паразитов, жирующих и утративших самую последнюю совесть, раз применяются лазерные хлысты.
Они могут сами управлять своими жизнями, если создают такие произведения искусства. Зачем продавать дерево, если можно озолотиться, продав всего одну скульптуру?