Двуликая мать

Снова последовал смешок, однако Нора уже не обижалась.

— При накоплении высокой дозы облучения чувствуешь жгучую боль во всём теле, организм отторгает пресную воду и пищу. Первые жертвы погибли от истощения, а следующие нашли средство продления жизни — кровь и плоть незаражённых. Поэтому не подходит всё, что живёт и растёт на острове.

В этот момент Нора всё поняла и не сумела сдержать возгласа. Вмиг перевернулось уважение к Аркейду, сменившись на брезгливость и страх.

— И ты тоже…

— Да, я тоже заражён, — произнёс он устало, — думал, буду держаться подальше от концентрации тумана, попрошу в городе конденсаторы, но меня погнали прочь. Видишь ли, я не похож на поселенца, парламентёр никудышный, а пришлым они не доверяют; сидят на клочке берега и думают, что выстоят. Идиоты.

Поглаживая через рукава подаренный Морячкой свитер, Нора не знала, что и думать: с одной стороны, не могла поверить, что кто-то может отвернуться от человека в беде — тем более, что не оружие он просил, — с другой, знала не понаслышке, насколько суровыми бывают жители Фар-Харбор, и не без причин. Недопонимание вылилось в настоящую трагедию, где выжить придётся сильнейшему.

— Ну и выражение лица. Я оскорблён! — между тем продолжил Аркейд и поднял повыше пакет для капельниц. — Не ем я людей. Только это спасает — витаминный коктейль без грамма жира. Опущу про побочные эффекты.

Это было уже слишком для такого насыщенного дня, и Нора закрыла лицо руками, рассмеявшись. Так самый важный вопрос между ними был закрыт. Позже она узнала о Сьерра-Мадре, Разломе и экспериментах на «Большой Горе», однако при всей схожести аномалий мутации там раскрывались по-разному, и даже контролируемые учёными процессы протекали будто бы хаотично. Аркейд искал только совпадения, силясь ухватиться за некое промежуточное звено, так называемый катализатор.

— Возможно, ты нашла его, — сказал он, чем сильно озадачил Нору. — Эта пресловутая людоедка вполне может стать источником заразы. Только до сегодняшнего дня я в неё не верил.

Комментарий к Часть 3. Трапперы

[1] Insanire! — «безумие!».

[2] Tertium non datur — «третьего не дано».

[3] Squaw — (шутл.) «женщина», «жена», «индианка».

========== Часть 4. Перелом ==========

После разговора с шаманом и неприятной экскурсии по лагерю Аркейд уломал Нору на ещё одну процедуру, чтобы восстановить силы. Она вернулась на койку и нервно проследила за тощими руками своего лечащего врача, закрепляющими катетер на вене строительным скотчем. Выглядело это омерзительно, как и место, куда занесло Нору. Аркейд присоединил её к капельнице, но на этот раз положил пакет на тумбу у кровати; руку пришлось вытянуть, чтобы не чувствовать тянущей боли. Затем он подошёл снова, придерживая перед собой шприц, однако Нора, напрягшись, протестующие выставила между ними правую ладонь; пип-бой тянул руку вниз, будто весил несколько фунтов.

Что бы она сделала? Пускай физически они почти на равных, всё же за толстым брезентом их пасут трапперы, для которых «док» остался последней надеждой на выздоровление.

— Сон — лучшее лекарство, — сказал он, видно, не подобрав подходящей цитаты на латыни, и одним рывком надавил на поршень. Наверное, не терпелось вновь остаться в одиночестве.

На этот раз Нору накрыла иная тьма — уютная и заботливая, как материнское объятие. Не было ни снов, ни тревог, никаких монстров, тянущих длинные белые руки к Шону; однако блаженство продлилось будто несколько мгновений. Аркейд уже выдернул иглу и трубку, снова оставив неприятное, тянущее ощущение, которое, однако, быстро прошло. Зато тошнота никуда не делась, но заметно отступила; теперь Норе нестерпимо хотелось чем-нибудь набить желудок.

— Уже приходили трапперы, но я их выпроводил, — сообщил Аркейд, пока она, кряхтя, разминалась. Казалось, каждая мышца, от шеи до кончиков пальцев на ногах, отозвалась болью. — Скоро вы уйдёте за оборудованием в туристический центр.

Что-то постучалось из воспоминаний, и Нора нахмурилась.

— Да, я знаю: там живёт отшельник Кен, дядя Митча… — взглянув на унылое выражение лица Аркейда, Нора махнула рукой. — Неважно.

— Так вот, этот… отшельник тащит к себе всю технику — хлам, конечно — по округе и собирает из неё оружие: ловушки, турели и мины. Такое место не может не манить трапперов. Aut vincere, aut mori! [1] Я бы поставил на тебя.

Нора с сомнением взглянула в непроницаемое лицо Аркейда, не понимая, шутит он или же предлагает устроить кровавую баню ради микроскопа. Рука на сгибе чесалась, и ранок на коже было почему-то на одну больше, чем поставленных капельниц. Нужно бежать — и поскорее.

— Я принесу то, что требуется, но воевать на стороне убийц не стану, — процедила Нора и лишь затем помрачнела, припомнив бессердечность старейшины Мэксона и подлые приёмы Института, который выкрал Шона, использовал, а затем воспитал его в своей фанатичной, стерильной вере. Было ли хоть что-то чистое на самом деле?

Да. Есть одно чувство — цепи, что нельзя разбить ни одним мечом; куда сильнее долга, морали и жалости. Оно погнало Нору в пустоши и поддерживало до сих пор, как незатухающий, вечный двигатель, даже когда та сбилась с пути.

Аркейд не стал с ней спорить или острить, хотя у него самого наверняка было достаточно историй. Норе всё равно не хотелось их слушать и тонуть в сомнениях: она уже и так близка к тому, чтобы оправдать жестокость трапперов болезнью.

Первым делом она разложила на койке своё оружие и оставшиеся боеприпасы. Зря она решила, что Аркейд захочет поделиться батареями — самому не хватало, ведь трапперы с внешним миром не торговали и обходились в основном самодельными копьями и баграми. Ещё одну нелепую схватку с заглотами Нора точно не пережила бы, поэтому требовалось стрелять точнее. Впрочем, для ближнего боя она таки присмотрела охотничий нож из арсенала трапперов, оглядев его предварительно со всех сторон и не касаясь руками, затем протёрла тряпкой и заточила самостоятельно в оружейной — закутке под брезентовым навесом, — сидя на гнилом ящике. Никто ей ни слова не сказал. В лагере было и без того душно, лёгкие распирало от тревожного чувства, и острый ком в горле ни на секунду не прекращал напоминать о себе. С тоской Нора вспоминала проктора Тигана и его богатства на дирижабле Братства Стали «Придвен», а затем задумывалась, как повернулся бы раздел власти на острове при избытке оружия и боеприпасов.

К Норе приставили отряд трапперов и личного надсмотрщика по имени Малькольм — угрюмого юношу с рытвинами от оспин на скулах и щеках, рослого, стройного, но не худощавого, что говорило о сбалансированном питании, в основу которого входила человечина. На приказ Говорящего-с-Туманом он лишь безучастно кивнул, не выказав хоть какого-то интереса, однако его тяжёлый взгляд из-под кустистых бровей постоянно находил Нору, где бы она ни находилась. Конечно же, ей не доверяли. Ветер играл с обезображенными трупами на крюках и верёвках, напоминая зловонием о творящемся безумии.

В лагере нашлись даже консервные банки с тушёнкой — Нора взяла сразу охапку, сколько смогла унести, чтобы хватило на самый плохой исход, если она снова заблудится. Мысль о побеге грела даже больше, чем о безопасности Шона. Может, и прав Институт — думала она со злостью, — что пытался очистить мир: с этого острова и следовало начать. Впрочем, затем она остывала и вспоминала о Фар-Харбор, Акадии и Детях Атома, которые были не виноваты, что послевоенный мир оказался настолько плох и безобразен.

Манящий запах из котелков сводил с ума: Нора нормально не ела уже больше суток, однако, вспоминая об их содержимом, быстро теряла аппетит. К вечеру же организм предательски сдался, и, уединившись в палатке Аркейда, Нора трясущимися руками с горем пополам вскрыла банку — раньше эта обязанность возлагалась на Данса — и победоносно взвизгнула, добившись успеха. Холодный, склизкий кусок жира, пролежавший чёрт знает где более двухсот лет, был самым мерзким ужином с первого её дня на пустошах, однако в то же время Нора не теряла оптимизма: человек везде прорвётся. Возможно, поэтому Институт постоянно терпел провал за провалом.