Друганы

— Ну уж нет, я высажу тебя на необитаемом острове, как только почую этот запашок! — конечно, она знает, как ценна броня Эдеру, и ни за что не поступит, как грозит. Пока он не видит, Амбра глубоко вдыхает табачный дым.

Алот в одиночестве рассматривает статую Ондры, говорит, что заметил в ладонях полукруглые углубления, и копается в сумках с добычей, пока Эдер подмечает другие, более выпуклые формы.

— Эй, Амбра, она в жизни такая же симпатичная?

— Ну… — та ехидно улыбается, представляя недовольство богини. — Я бы сказала, что статуе чего-то не хватает: ещё две пары грудей и рыбьей головы… Только не говори Такеху — всё ж мама!

— Да ты что, он же, наоборот, гордиться будет.

Кто-то говорил, что смех в её случае — попытка защитить разум от безумия, но Амбра совсем не чувствует себя в безопасности. Вопли не стихают, а раздаются будто внутри головы. Зоти уже на пределе, так что просить её о помощи Амбра не может — двум безумцам на одном корабле тесновато. Она оглядывает мёртвое чрево Некитаки, утопая под горячей волной злости: вот же оно — былое величие!

К счастью, Эдер не замечает, как искажается лицо Амбры: Алот возвращает Ондре найденную раковину и открывает ворота скрытого храма. Кажется, что там уж будет почище, но Ичи возвращается к Майе с трухлявой костью в клюве. Эдер спрашивает, принесёт ли она что-то ценное или, скажем, палку для начала. Он без ума от животных, но от живущего в храме гигантского плотоядного червя остаётся не в восторге.

Пока Эдер прячется за щитом и держит оборону, Амбра ныряет под брюхо и рубит мечом со всей силы, снизу вверх, рассекая уязвимую плоть под толстыми чешуйками. Кровь хлещет на руки, а вместе с ней из туши вырываются тысячи личинок. Амбра вскрикивает, тянет клинок на себя, но в грудь ударяется что-то склизкое, мягкое — и очень подвижное. Квадратная пасть червя распахивается, как створки, демонстрируя сотни мелких зубов, уходящих внутрь, словно всё тело состоит лишь из них: если туда попадёт рука, то вытащить её обратно не выйдет — разве что какую-то часть.

Вскрикнув, Амбра бросает меч и отталкивает червя руками; в голове ни единой мысли, кроме дикого страха. Личинки лопаются под ногами, но слизь скользкая, а падать совершенно не хочется. На земле мелкий гад уже не так страшен, как у лица, и Амбра, удержав равновесие, от души давит его сапогом. Однако взмахом хвоста обиженный родитель швыряет её об стену.

Берсерки славятся крепкой костью черепа, поэтому Амбра очухивается быстро — гигантский червь ещё немного трепыхается — из-за мерзкой щекотки. Трясущимися и мокрыми руками она расстёгивает нагрудник, швыряет части доспеха на плиты и отряхивается, подпрыгивает на месте, едва не падая. Кто-то тянет её за косу, и лишь тогда Амбра замечает Эдера, который тоже с ног до головы измазан кровью и каким-то чёрным желе.

— Ох, сходил бы я с тобой на рыбалку…

Меткими щелчками пальцев он катапультирует личинок с шеи, но их так много, что легче скрести сразу граблями.

— Может, немного огнём пройтись? — предлагает Алот, и Амбра даже соглашается, но Эдер — единственный, кто на самом деле не шутит. Он подставляет меч к затылку, держа её за косу, и, глядя в глаза, говорит:

— Даже если выйдет неудачно, мне на память останется хотя бы скальп Хранителя.

Она и так чувствует шевеление повсюду, потому быстро-быстро кивает, зажмурившись. Тяжесть исчезает от одного взмаха, но Эдер продолжает молча стряхивать червей, не стесняясь коснуться груди, талии и бёдер. Амбра же, как ребёнок, крепко держит его за пояс, боясь упустить, и робко открывает глаза, когда становится просто мерзко и мокро — терпимо. Эдер тепло улыбается ей, затем обнимает. Борода колется о щёку, когда он шепчет:

— Всё, прекращай общаться с мертвецами. Лучше заведём кота.

Она вдыхает запах табака, кивает и, краснея, отстраняется, чтобы собрать разбросанные доспехи и выдернуть меч из туши. В сгустке тёмной слизи с копошащимися белёсыми тварями торчит кончик косы. Тем временем Майя и Алот собирают сокровища храма, не боясь гнева Ондры — заслужили ведь. Затем Зоти осторожно предлагает залечить раны, и Амбра не сразу осознаёт, что личинки успели её погрызть.

— Я сожгу это место! — кричит она в сердцах, нащупав на шее круглые ранки.

Сразу за храмом они находят скрытую бухту, где тайно швартуются пираты и контрабандисты. Помогают им маги воды, колдуя над приливами. Амбра подставляет лицо свежему ветру и ловит волны руками, чтобы хоть немного отмыться, затем вспоминает о задании принца.

— Думаю, ты могла бы приложить свои таланты и помочь ропару, — вздохнув, предлагает Алот. — Сейчас мы разберёмся с брешью в налогах, поможем короне, но здесь… всё останется прежним.

У Амбры нет ответов — ведь у неё нет никаких талантов. Она не сайфер, чтобы влезть принцу в голову и внушить любовь ко всему своему народу. Для него в Старом городе всё в порядке. Порой даже шутка про тушу Ваэля звучит не так безумно, как изменения в традициях, за которые уана так отчаянно цепляются. Они хотят меняться — ну как же!

Амбра призывает ауру устрашения, однако пиратам достаточно одного её окровавленного и покусанного вида, чтобы понять, насколько та зла. Маги воды окатывают её волнами, но только в радость — рыбок доставать проще. После битвы Амбра полоскает голову, свесившись с причала, и лежит так на животе, пока не замерзает.

Вырубленный в скале тоннель ведёт в Гнилой ряд, прямо к оживлённому рынку. Алот поджимает губы, но ничего в укор не говорит. Старый город не был путём в один конец, но не для тех сотен бедолаг, что нашли в нём последнее пристанище. Думать об этом невыносимо, поэтому Амбра уже без страха поворачивает в тёмный лабиринт. Зоти светит фонарём Гхауна, а Ичи, сидя у Майи на плече, воинственно бьёт крыльями и распугивает подозрительных прохожих.

Они идут на шум голосов, будто ещё одного рынка, но находят жилой район — обжитую часть Старого города, похожую на улей. Окна вырезаны на несколько этажей, выше всякого замка; ропару тесно набиваются внутри, однако на улицах довольно чисто. Здесь тоже цветёт торговля и своя собственная жизнь без королевской стражи и надзора. Хозяйка постоялого двора объясняет дорогу до Глотки. По запаху она понимает, откуда пришла Амбра, но не интересуется подробностями.

Зоти восторженно оглядывается, позабыв о собственных кошмарах, и указывает вдаль, где играет музыка, а смех слышится всё громче. Следом за ней Амбра боком протискивается в толпу, придерживая кошель в руке, и оказывается на маленькой площади внутри кольца скал, где старый друид крутит в воздухе кольцо воды. Ропару поддерживают ритм хлопками, пляшут и что-то хором кричат. Амбра понятия не имеет, что происходит, но ей очень весело. Алот и Майя держатся в стороне, приглядывая за вещами, и машут ей, чтобы шла и за них не волновалась.

Внезапно друид обращает на Амбру внимание и взмахом ладони вытягивает лишнюю влагу в свою водную фигуру. Тело тут же согревается, даже волосы практически сухие и опадают на лоб неряшливыми прядями. Эдер ещё больше лохматит её, точно мальчишку, и хохочет, что нашёл в команду нового матроса. Зоти уже не с ними, а в толпе ропару помахивает фонарём и подпевает, как может.

Вода не просто движется в такт музыке, а словно изображает сам звук: на барабанах капли резко взлетает, а на длинной трели флейты вытягиваются струной. Это куда как изобретательней фонтана с живой рыбкой. В конце концов, Амбра ловит тот же ритм, машет руками, приплясывает — куда скромнее уана, зато от души — и двигает бровями, вызывая Эдера на что-то посерьёзнее боя, но тот качает головой.

— Фермеров не учат танцевать, — пытается он оправдаться, однако Амбра хватает его за локоть и продолжает покачивать бёдрами, пока он не сдаётся.

Никто во всём мире не заботится о ней так, как Эдер, не побуждает одним взглядом воротить горы и спасать мир, и Амбре хочется ответить взаимностью, расшевелить его и заставить забыть шутки про старость. Вообще много ли стариков в одиночку держат натиск гигантских червей? Эдер и сам должен знать, что без его помощи Амбра не забралась бы дальше Позолоченной Долины. Они полноправные напарники или, по меньшей мере, герои баллады — брутальный воитель и говорящая с призраками.