Страница 6 из 21
— Благодарю, матушка, — сквозь зубы проговорила Лир и поспешно покинула отчий дом.
Во дворе ждал Годрик, придерживая за поводья двух вьючных лошадей. Обернувшись, Лир увидела в окнах лица прислуги и тут же, поджав губы, отвернулась.
— Тяжело уезжать? Не переживайте, вас быстро призовут, — решил подбодрить её Годрик, но Лир покачала головой: в приказе инквизитора не указывалась дата окончания наказания. Видимо, так он надеялся выдавить последний секрет — или же ухватить старого герцога за горло.
За воротами их окружили всадники из сопровождения — безродные рыцари, которые составляли подавляющую часть армии. Лир мысленно распрощалась с белоснежной столицей — её мощёными улицами, базиликами, башнями, развевающимися флагами и синими черепичными крышами — и отправилась в путь с тяжёлым сердцем. Ей не впервые пришлось держаться в седле целыми днями, но впервые — в доспехах. Сжалившись над ней или заскучав, рыцари давали советы и тренировали Лир на привалах: даже опытным солдатам отчаянно хотелось размять ноги, как и лошадям — сбросить их с себя и спокойно пожевать траву.
Они останавливались в тавернах и постоялых дворах, в крупных городах и деревнях, торговых постах и оживлённых лагерях пилигримов. У Лир не было желания подходить к незнакомцам и злить сопровождающих, так что течение чужих, абсолютно разных жизней проходило мимо неё. Годрик пытался составить компанию, но тушевался и краснел под взглядом Лир: его произвели в рыцари чуть больше месяца назад, так что не только она привыкала к новой роли. Старые вояки посмеивались, но с энтузиазмом вспоминали своё посвящение.
Чем дальше они удалялись от сердца Империи, тем захолустнее становились земли. Люди здесь едва ли знали, что происходило в мире, и сосредотачивались на собственном выживании. Несколько раз Лир требовала остановиться и помочь какой-нибудь деревне изгнать разбойников или стаю волков, но этого всегда оказывалось недостаточно — их провожали проклятиями. Затем к конвою присоединился крестьянин на повозке, набитой сеном, и с ближайших деревень, сделав крюк, рыцари собрали мешки с зерном, грозя какой-то бумажкой с печатью.
Время смешалось в однообразный ком из рассветов и закатов, но по ощущениям они точно ехали больше месяца. Однажды пошёл снег — и больше не заканчивался. Впереди мрачной тенью на горизонте выстроились горы, проткнув вершинами тёмно-серые тучи. Где-то в их сердце ждал Бергольд. Неделями они продвигались по горным тропам, минуя разрушенные крепости гномов, и ночевали в захолустных постоялых дворах. Между ними словно никакой жизни не было.
Город-крепость Бергольд действительно стоял посреди нигде — в заснеженной пустоши, обдуваемой ветрами; так высоко, что снег здесь никогда не таял. Годрик предположил, что деревья вокруг давно вырубили под строительство и растопку. Свежая колея в сторону прореженного леса внушала надежду, что Лир не замёрзнет насмерть во сне. Крестьянин затормозил у одинокой фермы за стенами, где уже ждали свежее сено; остальные припасы отправили в крепость.
Лир чуть не выпала из седла, пока рассматривала древние стены, возведённые на совесть, огромные ворота и небольшие башни, где прогуливались лучники, чтобы не замёрзнуть. По сочетанию разных стилей она поняла, что Империя, скорее всего, завоевала Бергольд у гномов или же заселила брошенную или опустошённую крепость — судя по качеству древесины, дома стояли новые. Цепкий взгляд хватался за каждую мелочь, словно в утешение — что же ей досталось взамен родных земель, — но не находил ничего примечательного: вся история Невендаара строилась на завоеваниях. Взять, например, нынешнюю войну с эльфами: семьдесят лет назад вернулся их бог Галлеан и погнал эльфов вглубь Имперских земель, где они основали новую столицу, а ныне здравствующий император Мередор на закате жизни решил отвоевать их часть.
Рыцари криками отгоняли жителей Бергольда от повозки, пока рабочие перетаскивали мешки в амбар. Они пытались предотвратить давку и разграбление, но Лир уже понимала, что честного деления не предвидится, и вышла вперёд.
— По статусу теперь я могу считаться хозяйкой Бергольда, поэтому беру управление крепостью под свой контроль, — сказала она рыцарю, которого остальные считали за лидера.
— Да как хотите, — буркнул тот с выражением величайшего облегчения. — У меня нет ни малейшего желания здесь задерживаться.
Он сделал жест своим людям и отправился в конюшню. Голодные взгляды уставились на Лир, и она тут же поняла, какую ошибку совершила. Однако как только несколько мужчин сделали шаг вперёд, Годрик пришпорил коня и преградил им путь.
— Не делайте глупостей. Уверяю, еда будет разделена честно.
— Да её едва ли хватит на пару месяцев! — возразили из толпы. — Если зверьё уйдёт, то помрём!
— И тем не менее организованно мы сможем всё пережить! — вступила Лир, чтобы заговорить людей до появления стражников и сквайров. — Обещаю, что я, леди Лир Вайнрайт, позабочусь о Бергольде!
Она говорила как Ламберт — громко, уверенно, до скрипа на зубах наивно — и сама себе не верила, но на людей обещания подействовали. Лир скормила с рук надежду, хотя понятия не имела, что предстояло пережить.
Когда амбар закрыли на замок, она отправилась изучать новые владения. Двухэтажный дом в центре крепости напоминал бледную тень резиденции Вайнрайтов в столице, но Лир не стремилась к излишествам: лучше жить в деревянной хибаре, чем дрожать в ледяном каменном гробу. От служанки она отказалась, припомнив опыт, из-за которого здесь оказалась, только велела греть воду и оставлять кадку у двери раз в неделю.
Сенешаль Миваль был слишком стар, чтобы везде поспеть, но Лир пригодилась его мудрость, пусть и помноженная на типичную для суровых краёв суеверность. В церкви служил старый патриарх, который должен был застать в живых императора Демосфена. Он недобро поглядывал на Лир и наверняка знал причину, по которой её сослали в Бергольд, но тактично молчал или недовольно кряхтел, когда она тянула руки к церковным книгам — кладези местной истории.
Местные вели календарь, опираясь на погодные циклы и совпадения: например, если стада оленей уходили от гор, значит, скоро оттуда спустится великая буря, а если птицы улетали раньше срока, жди долгой зимы. Лир не собиралась спорить с приметами и, как обещала, погрузилась в подсчёты: золота в скромной казне, провианта в амбаре, сколько нужно заготавливать дров, сколько мяса засолить. Она позволяла говорить всем, кто желал дать совет; поощряла инициативу, чаще хвалила и строго обращалась с нарушителями. Ламберт многому её научил — и помог советами закрепиться на новом месте, не подозревая об этом.
Время здесь словно сквозь пальцы уходило: короткие солнечные дни сменялись долгими ночами, как смоль тёмными, словно весь свет Всевышнего иссякал. Ветер приносил волчий вой с гор. Лир поглотила рутина, но всё же они с Годриком выезжали за стены, чтобы развеяться и внести свою лепту в подготовку к зиме.
Как только вставал крепкий лёд, — это в начале осени-то! — рыбаки выходили к реке и строили круглые крытые хижины прямо над лунками, чтобы не замёрзнуть. Охотники отправлялись за дичью, а в опустевшем участке леса работали лесорубы; ополченцы и сквайры охраняли их от заблудшей нежити. Бергольд выживал и без участия Лир, что, конечно, подкупало и расслабляло.
Теперь она понимала, почему охота стала королевской забавой: преследование добычи будоражило сердце, а лук в руках становился словно продолжением её устремлённого взгляда. Годрик стрелял куда лучше, но не кичился успехами: он говорил, что вырос в похожей деревне на окраине Империи и не понаслышке знал о голоде, страхе и самосуде за воровство еды — поэтому и вмешался в первый день. После перенесённой в первую же неделю болезни Годрик стал куда меньше болтать на морозе, и Лир наконец оценила его по достоинству, без напускной бравады: слишком уж многое напоминало в нём молодого Ламберта.
Вдали от крепости мысли словно очищались от проблем с дичью, нерешённых с сенешалем вопросов и тоски по дому. Последние дни осени выдались солнечными, но обманчиво спокойными: мороз щипал за щёки, и Лир надвинула капюшон почти до подбородка. Следопыт рассказал многое об этих землях, но ей, как самопровозглашённой хозяйке, хотелось осмотреть всё лично. Кони не спеша преодолевали высокий снег; столбы с разметкой помогали не затеряться.