Страница 2 из 29
-А если не прибегут? – поинтересовался Голиард. – Что будет. Если…
-А если мы тебе голову отрубим? – Регар знал, что это вопрос уже решенный. Вчера Габриэль сам велел ему выступить с этим решением, так, чтобы исходило оно именно не от принца, который не должен идти против брата, а от людей, от окружения. Габриэль очень заботился об истории.
Голиард задохнулся в страхе и возмущении.
-и третий вопрос. Самый худший, - Габриэль говорил спокойнее прежнего и это значило, что он в крепком раздумии и именно этот вопрос занимает его больше других.
--Майрон? – обреченно вздохнули с нескольких мест.
Майрон был худшей угрозой из всех возможных. Этот человек – бунтовщик, мятежник, любимец крестьян, вечный беглец от правосудия, смутьян и авантюрист был проблемой еще отца Габриэля. Правда, тогда Майрон был еще очень молод и отличался не сколько смутой, сколько авантюрами, грабежами, энергичной деятельностью во всяческих вредительствах и наглом шулерстве…
Имя Майрона стало близко к значению преступника самого неуловимого за счет того, что народ не знал, как думать о нем: то его почитали за великого освободителя, то за злодея. Он и сам будто бы не знал, кто он есть и творил и вытворял лишь для того, чтобы понять, на какой стороне его душа.
Кто начал третье восстание на юге из-за засухи? Кто участвовал в строительстве храма жрецов в далекой западной деревушке, чье название даже принцу Габриэлю было лишь смутно знакомым? Кто разграбил дом купца Озерного Края? Кто сочинил оскорбительную балладу про жреца Кенота? Кто пародировал принца Габриэля в бродячем театре? Кто подбил ремесленников к забастовке, пока им не повысят государственное жалование?
Этих «кто» скопилось слишком много, но ответ был один – Майрон. Ненавидимый народом. Обожаемый толпой. Ему находился приют. Ему находилось укрытие. Его любили, его ненавидели. Никто не знал, как к нему относиться.
-Что на этот раз? – обреченно спросил Кенот, не отошедший еще от оскорбительной баллады, которая была написана в его честь и каким-то чудом просочилась с улиц прямо в коридоры замка.
-оскорбил честь барона Боде, выиграв у него четыре тысячи золотых монет, - донес Регар и заметил, как поморщился принц Габриэль.
Кто-то присвистнул.
-Выиграл – это не украл! – назидательно заметил Голиард.
-Он мухлевал и жульничал. Все это знают!
-Все, включая барона Боде? – улыбнулся Кенот. – Тем не менее, почтенный барон сел играть с этим человеком, хотя должен был сообщить о нем страже.
-Говорит, что не узнал, - сообщил Регар. – Барон заключен в темницу до проведения суда, но…
-Суд один – суд богов! – Кенот поднял руку, его голос возвысился над столом грешных земных советников.
-Закройте рот, жрец! – попросил Регар. – От вас тошно.
А мысленно снова попросил у богов прощения за оскорбление их голоса на земле.
-Барон не желает платить, заявляет, что был обманут Майроном и не знал, что это он, - обозначил ситуацию Голиард. – По-моему, нам нельзя вмешиваться.
-Это скандал, - возразил Габриэль. – Это скандал перед всеми знатными фамилиями. Мы должны защищать честь…
-За своей честью пусть следят!
-Еще чего…
-Я хочу, - прервал поток возмущения Габриэль, - чтобы усилили все дозоры и назначили награду за поимку живым или мертвым Майрона.
***
-Знаешь, что я тебе скажу, - начал Регар часом позже в кабинете принца, получив и свою выволочку, - такой человек, как ты, легко бы поймал Майрона и повесил.
-О чем ты говоришь? – Габриэль воззрился на друга с удивлением, и на какое-то мгновение Регар даже усомнился уже в своих выводах, но тут заметил, что уголки губ принца чуть дрожат, как будто бы он с трудом сдерживает улыбку и в негодовании ударил ладонью по столу:
-Плут!
-Ну…- Принц скривился, - как грубо!
-Плут и есть! – Регар отпил из своего кубка терпкого вина, и спросил прямо, - почему Майрон еще не пойман? Не говори, что ты не можешь…
-Я не всемогущ, - Габриэль развел руками.
-Не хочешь сказать открыто и честно? – обиделся Регар. – Не доверяешь мне?
Габриэль посерьезнел:
-Ты единственный, кому я доверяю. Ну что же, если тебе так важно знать, изволь! Я скажу. Майрон нужен нам.
-Зачем?
-Очень просто, - принц налил и себе вина, и принялся таким тоном, каким обычно он пересказывал уроки своим наставникам, принялся объяснять. – Народ всегда нуждается в том, чтобы ненавидеть кого-то. А лучше многих.
-Что? – Регар обычно терялся где-то в первой трети или половине от объяснения Габриэля, но тут растерялся сразу.
-А то…- Габриэль пожал плечами, - это факт. Засуха, пограничные враги – это все хорошо. Народ никогда не бывает счастлив, да и я не думаю, что должен… счастье расхолаживает, счастье заставляет лениться, а изобилие – деградировать.
-Какого…
-И, - прервал друга принц, - народ не должен быть доволен властью. Однако власть должна это недовольство…контролировать.
Пытаясь подобрать нужное слово, Габриэль пощелкал пальцами. У Регара перехватило дыхание.
-Лучше Майрон, чем непонятный и рьяный враг, пришедший из народа. Фанатик. Лучше пусть этот самый народ думает, что власть, стоящая над ним, тоже может быть человечна. Она может ошибаться и бояться.
-Ты хочешь сказать, что это та причина, по которой Майрона на свободе? – Регар попытался разобраться в своих чувствах и понял, что не может. Он затряс головою, разгоняя вязкие мысли. – Подожди…подожди! Но если Майрона ты контролируешь, где гарантия того, что не появится, вдохновившись им, такой же фанатик из народа и не соберет уже реальную опасность в руках своих?
-Вот! – Габриэль снова щелкнул пальцами и даже поощрительно улыбнулся. – Вот оно! Поэтому Майрон и противоречив. Он совершает то злодеяния, то благодетель, то заступается, то падает в глазах народа. Народ меняет свое мнение, народ видит, что и эта власть, эта…оппозиция, этот враг, если хочешь – не идеален. И потому остается покорен.
Регар молча добил из своего кубка. Что-то перевернулось в его желудке и показалось ему каменным.
Габриэль, кажется, даже обиделся, не получив восхищенной реакции друга:
-Ты бы хоть слово сказал!
-Ты обманываешь народ, - покачал головою Регар. – Ты даешь ему иллюзию свободы, выбора…
-Нет, я берегу его от кровопролития, - не согласился принц. – Всегда будут те, кто недовольны. Надо их контролировать, пока это возможно, а то недалеко до восстания. И если создать иллюзию борьбы, поединка… создать врага, а потом уронить его, перед этим позволив народу разочароваться в своем кумире – это настоящая цепь. Это настоящее спасение.
-Я не знаю, что сказать, - честно признался Регар. – Это для меня как-то…слишком заумно. Я допускаю, что политика – это не мое, что я много не понимаю, и что в игрищах трона и власти нет справедливости. Да, я допускаю все это, но мой разум человеческий. И мне почему-то горько. Горько от того, что даже враг и не враг…ты опасаешься своего же народа!
-Не его, а за него. – поправил принц. – И да, враг…есть деяния, призвать на которые принц не может без возмущений. Осенью, помнишь, на нас напали с запада? Так вот – Майрон организовал крестьян на борьбу с захватчиком. Так вышло быстрее и лучше.
-А потом он пал…- вдруг осенило Регара. – Потом была баллада о Кеноте!
-Не удержался, - Габриэль виновато улыбнулся.
Регар помолчал еще, пытаясь понять, что именно не дает ему во всем этом покоя больше.
-Получается, ты знаешь, кто такой Майрон? Знаешь, как он точно выглядит и все такое?
-Ох, Регар! – Габриэль не удержался от смешка. – Ну где же твоя логика? Разве может один человек одновременно успевать и восставать и жульничать, а между делом сочинять оскорбительные баллады?