Страница 7 из 16
Отец Авэль поймал однажды такую болезнь, принявшую вид Герцогини Н. – жены одного из преданнейших друзей королевства.
Герцогиня Н. была воплощением всей женской красоты. С нее писали портреты художники, ей посвящали оды поэты, музой называли скульпторы. Она вся была сплетена из какой-то таинственной, нечеловеческой красоты, благословенная всеми мирами на тонкость и памятность черт.
Но у герцогини был серьезный недостаток – верность мужу. Она видела лишь его перед собою и становилась рядом с ним еще краше, в глазах ее рождался блеск любви. И это служило поводом для шуток среди неудачных поклонников, каждого из которых упорно не замечала Герцогиня Н. муж ее был обычным, имел множество шрамов, был не изящен в выражении слов, не писал стихов и, как сказал придворный скрипач короля:
-Феи задурманили бедную девушку, не иначе! Иной причины такой любви я не вижу!
Герцогиня Н. жила светом. А потом ее увидел отец Авэль. Королева приготовилась ничего не замечать, а двор замер в испуганном ожидании: откажет герцогиня или нет? все-таки ведь…король! Говорят, заключали даже пари.
-Откажет! – уверенно заявляли в одном углу.
-Королю нельзя отказать! – отмахивались от них.
-Жить захочет – покорится, - мудро замечали третьи.
-Король не станет ссориться с ее мужем – это верный друг королевства! – возмущались четвертые. – Ни одна красота не стоит такой утраты. Король должен думать о народе!
двор ждал.
***
Она отказала. Отказала так, как отказывала Главе Торговой Гильдии, как отказывала Восхваленному Поэту, как отказывала Королевскому Скрипачу, Графу, Барону, Принцу…
Королева охнула, услышав об этом. Она хорошо знала нрав мужа. Поехала с уговорами, бросилась на колени перед герцогиней, умоляла ее сдаться, убеждала, что король потеряет к ней интерес, стоит только…
Но Герцогиня Н. взглянула на королеву со слезами, подняла ее с колен и ответила:
-Святость моего брака видят мои боги. Как смотреть мне в глаза моему мужу, если я буду знать свою вину?
-Одумайтесь! – увещевала королева, - ваш супруг не сможет вас защитить! Он может пострадать и сам. Если вы любите его…
-Король не воплощает бога на земле, - возразила Герцогиня Н. - Король для народа, брак для небес.
Королева уходила, глотая завистливые колючие слезы. В тот момент она даже хотела, чтобы Герцогиня Н. страдала.
Авэль было пять лет, когда мужа Герцогини Н. убили. Его закололи среди белого дня на городской площади неизвестные, которым удалось скрыться.
Авэль была слишком мала, чтобы знать о том, что тем же вечером стража приволокла к королю Герцогиню Н.
***
Дальнейшее Авэль знала по слухам, по шелестам, по теням замка и королевства, по сочувственным взглядам монахинь…
Герцогиня Н. жила пленницей. Королева делала вид, что не замечает, но что-то сломалось в ней. Медленно она угасала. Когда же выяснилось, что Герцогиня Н. ждет ребенка, и, как говорили лекари – мальчика (что вообще лишило короля любого восприятия реальности), королева слегла.
Еще до того, как разрешилась несчастная пленница от бремени, королева умерла. Это Авэль помнила. Помнила безучастное лицо отца, помнила, как бросалась на землю, как плакала и чьи-то руки обнимали ее. Тогда маленькая принцесса не знала, что ее обнимают последний раз.
Может быть, это была случайность, а, может быть, короля наказало небо, но Герцогиня Н. умерла в родах. Вместе с ней умер и ребенок.
В тот день были казнены все лекари, а сам король потерял все, за что его когда-то любили, и остались в его сердце только пустыня, ненависть и страх.
А хуже всего было от того, что рядом с ним была дочь. Дочь, напоминавшая ему о том, что сына больше нет. его сына. Сына от той, что так была ему нужна.
***
Как рождается злоба к тем, кого мы так любим? Наверное, через боль. Утративший все король, чувствовал только боль. И в боли родилось то, что определило жизнь Авэль. Первая Роза Королевства стала ненавистна ему.
Сначала он сторонился дочери. Затем стал придираться к ней. Как назло, придираться было сложно: Авэль переняла любовь матери к знаниям и учителя, приставленные к ней, отмечали ее ум.
Но когда тебе нужно выплеснуть боль, когда нужно прицепиться хоть к чему-нибудь, ты найдешь.
Итак, по мнению отца:
Авэль не так сидела, не так ела, не так смотрела и говорила не с той интонацией. Она говорила то громко, то тихо, то смеялась, то, напротив, ходила унылая и отравляла жизнь отцу. Она носила светлые платья, которые ее полнили, или носила темные, которые ее бледнили. Авэль была неловкой коровой в танцах, была отвратительной в каждом своем достижении, а учителя ее хвалят только по одной причине – они жалеют ее, ничтожную девчонку!
За девочку пытались вступиться даже некоторые советники, которые видели много черствости и умели быть жестокими, но считали, что жестокость должна быть оправданной и не должна быть постоянной.
-Ваше величество, ваша дочь проявляет удивительные способности к истории, литературе и географии! – говорили ему.
-Первая Роза Королевства! - ласково называли зашуганную и запуганную вечно гневливым отцом принцессу.
Роза чахла. Роза вяла. Роза была не в счет.
Она умирала, оставаясь, по недоразумению, живой.
«Первая Роза Королевства!» - ха, теперь это походило на издевательство.
***
Король мучительно искал способ избавиться от дочери. Она была ему ненавистна. Он чувствовал вину перед нею, и от этого становилось ему еще хуже и все тяжелее было от этого Авэль.
А потом, когда Авэль было девять, он ударил ее. До крови. По лицу. За что – сам уже потом не смог сказать, но это напугало его и тотчас собранный совет был вынужден искать место, куда можно отдать дочь, куда ее можно спрятать от врагов королевства, от посягательств – от всего.
Единогласно выдохнули (с облегчением даже):
-В монастырь.
К вечеру, заплаканная, ничего не понимающая, с синяком на лице, Авэль была тайно вывезена в торговой тележке с несколькими сундуками прочь и король выдохнул, будто бы, с облегчением, и только потом с ужасом понял, что ненависть, терзающая его, осталась с ним, а не покинула замок.
Но в это время Авэль была уже далеко-далеко.
***
Иронично, но именно в монастыре Авэль поняла впервые, что бог глух, а позже уверилась, что его нет.
Монастырь – это тюрьма для тайных любовниц и бастардов. Монастырь – это приют для тех, кто потерял свой фавор и должен исчезнуть. И когда-то Первая Роза Королевства, помещенная под чужим именем делила теперь свою жизнь с серыми и черными платьями, строгостью правил, скудностью ужинов и компанией из бывших знатных любовниц, тайных и надоевших жен и просто неугодных женщин.
А самое главное – здесь можно было только молиться и трудиться. Если к труду Авэль относилась с уважением, то молиться… это было ей тяжело.
За каждую ошибку в молитве били тонкой узкой палкой по рукам, за сбивчивость – по губам. За запутанный ответ и неверные строки молитвы оставляли без ужина или вовсе загоняли в голодовку. Отняли все вещи из мирской жизни, облачили в строгие робы, запретили думать. Запретили смеяться и вручили молитвенник.
Нельзя было бегать, нельзя было играть, можно было молиться. Нельзя было задавать вопросы, повышать голос и поднимать глаза, когда с тобой заговаривает служитель. Конечно, бывали протесты, но больше – тени, все, попавшие в этот каменный мешок жизни становились тенями.
Холод ночей, от которого не спасало тонкое издевательское одеяло, скудный черствый хлеб, похлебка, сваренная на куриной шкуре с парой мелких картофелин – это достаточно, чтобы не умереть, но смысла в таком существовании нет.