Страница 15 из 16
Она лежала ничком на диване, свернувшись в беззащитности и ни одной мысли не было в ее голове.
Карл
Карл всегда стремился доказать своему отцу, что он лучше него. И никогда у Карла этого не выходило. Если даже какая-то высота вдруг и покорялась ему, то Карл не чувствовал себя отомщенным. Ничего не радовало его. Ничего не приносило ему успокоения, и в каждом успехе своем он находил провал.
И от этого, приступая к каждому новому делу, был неосмотрителен, рьяным, поддающимся на провокации и слабел стремительно.
Карл пытался идти вверх, по лестнице успеха, но постоянно оскальзывался, спотыкался и был поражен снова и еще. Карл пьет. Его воротит, ему тошно уже от пойла, но он делает над собой усилие и делает еще глоток…и еще один.
Сатор
Сатор отличалась воинственностью. Любое проявление лени, расслабленности она воспринимала как оскорбление своей личной сущности. Она выкладывалась в каждом деле и не признавала ничего, кроме первого места.
Но даже если ты самый лучший, всё равно ты испытываешь однажды поражение. Оно въедается пеплом горечи в твои пальцы, пропитывает смрадом поражения твою одежду и всю твою плоть.
Сегодня Сатор вторая.
Сегодня она впервые не может найти себе место. Она мечется, как затравленная жертва по комнате, что кажется ей клеткой и ненавидит всё вокруг.
Леа
Леа всё хранит в глубине собственных мыслей. Он вырастил в себе настоящую тюрьму для всех поражений, что встречали его. Никогда Леа не показывал никому своего несчастья и даже когда терпеть ему не было сил, он просто отдалялся от людей, чтобы перевести дух и снова вернуться, вернуться с улыбкой.
Сегодня тюрьма внутри Леа переполнена. Ему сказали, что нужно освободить пару пленников, как-то выпустить все пережитые, хлестанувшие эмоции, но он не верит. Пытается поверить, глядя в зеркало на себя, гримасничает, пытаясь выдавить слезы или смех…или что там свойственно людям?
Но его лицо – маска.
И маска легла второй кожей не только на лицо, но всю его душу.
Леа хочет закричать, но вдруг выясняет, что не знает, как вообще кричат люди. Маска внутри него самого.
Альбер
Альбер не скрывает своих провалов. Его провалы – достояние всех, кто попался под разгоряченный нрав Альбера. Ломать предметы, бросать все вокруг, орать, кричать, и быстро успокаиваться…
Это тяжелый нрав. Это истерия. Но ему легче.
Однако сегодня Альбер устал. Поражение накрыло его волною так сильно, что он не может закричать или сломать что-то. Он не хочет ничего и сидит, тупо уставившись в точку перед собою.
Что-то есть в ней, в этой точке. Абсолют. Абсолют и гармония. Маленький мир – большой мир. Вселенная и точка. Может быть, и вся вселенная – тоже точка? Для кого-то, кто будет сильнее?
Альбер не знает, о чем он думает. Наверное, о том, что ему холодно… и никак не согреться. И еще о том, что нужно зайти в магазин., что-нибудь взять и постараться запихнуть в свое нутро пластиковые полуфабрикаты.
Так ведь люди поступают?
Альбер вдруг понимает, что не знает этого наверняка…
Идти вопреки всему? Для цели? Для поражения? Всегда – рука об руку с победой идет и поражение, провал. Нельзя успевать всегда и во всем. Проще ничего не делать, но все же… там, где одна история заканчивает свой ход, тут же восстает что-то новое. На руинах провалов и ошибок идет новый путь.
Лилиан
Лилиан вдруг отворачивает голову – противное солнце касается ее лучом. Это первое ее движение за многие (она даже не знает точно сколько) часы. Но солнце не отстает. Оно движется по ее телу, касается лучом раз за разом, снова и еще, и хлещет…
Хлещет светом.
Ей жарко.
Лилиан приходится встать, чтобы закрыть плотно шторы и лечь обратно, но встав, увидев мир из окна, она тщетно пытается вернуться в свою серость. Неожиданно она понимает, что очень хочет есть. Желудок, пробудившись с солнцем, выдает себя низким рычанием.
Лилиан растерянно оглядывает комнату и замечает беспорядок. Вспоминает, что у нее в холодильнике пусто, что кончились все крупы, пока она корпела над одним из многих проектов в жизни. Проект провалился, кончилась еда, а голод остался.
Пока Лилиан лежала, она не заметила ни голода, ни затекшей шеи – ничего. С удивлением же чувствуя сейчас свои ноги, жизнь, возвращающуюся в одеревенелое тело, Лилиан понимает, что надо идти.
Сначала надо идти в ванную. Умыться, расчесаться, переодеться. Потом – до входных дверей. Затем – в магазин.
А потом – к работе.
Цепочка складывается легко и быстро. Лилиан кивает головою, подтверждая свои мысли.
Надо идти. ей надо идти.
Спешно она торопится в ванную, собирается в скорости, как будто бы где-то ее ждут, хоть это и ложь.
Она просто знает, что надо идти и идет.
Карл
Карла выворачивает в ванной. Он очищает содержимое своего желудка, взбунтовавшегося против пойла – еще бы, ведь Карл никогда не пил, он же не его отец! Очищается почему-то и голова.
Карл понимает, что испачкал рубашку, которую ему подарила Мэдди. И вдруг он вспоминает и то, что Мэдди уже пару дней ждет его звонка после их последнего свидания. Он не понимает только, как мог забыть об этом?
Нужно подняться, нужно встать, очнуться…позвонить ей. Пусть ему плохо, но как чувствует себя она, наверняка решив, что Карл ее забыл?
Карл хочет отвесить себе пощечину, но отражение хмуро осуждает его за одну эту мысль.
Хватит издеваться над собою. Надо идти. идти в холодную воду, очнуться и протрезветь. Нужно почиститься, собраться с мыслями, собраться со всем.
Идти. Карл должен идти.
И Карл идет – он готов бороться. Это еще не конец.
Сатор
Сатор кажется, что от нее несет поражение за милю. Она яростно намыливает все свое тело уже в третий раз, пытаясь смыть с себя этот, одной ею ощутимый запах. В ванной стоит плотная завеса от пара, висит тяжелый аромат трех гелей, но Сатор знает, что она еще недостаточно чиста. Она уже никогда не отмоется от этого провала, но продолжает яростно скрести свое тело.
Вот еще немного и она выйдет из ванной, оденется и пойдет. Потому что война не приходит к тебе. Ты должен идти и добиваться. Второе место – это нечестно. Это слишком нечестно. Когда ты в десятке – ты принимаешь это ровно, когда ты в пятерке или в тройке – радуешься тому, что есть, но когда ты второй…
Невольно задаешься вопросом, на много ли обошел тебя победитель?
Сатор знает, что никто больше не посмеет ее обойти. Никто и никогда.
Она пойдет. Пойдет и покажет им…всем им! Всем, кто будет смотреть, что только она здесь победитель!
Только вот отмоет себя от провала и пойдет. Совсем чуть-чуть и снова – в путь.
Леа
Леа методичен. Он выясняет случайно, что пленники его внутренней тюрьмы освобождаются в монотонном деянии. Он чистит кафельные плитки, раскладывает вещи, натирает все до блеска.
Теперь в этом блеске он может видеть свое лицо. Оно еще живет под маской. Оно улыбается.
Леа устает и усталость помогает пленникам оставить его. Он отвлечен не на надсмотр за ними и пленники бегут, расчищая свои прежние камеры для новых заключенных.
А Леа всё чистит, перебирает, раскладывает, моет, вымывает…
Никогда прежде он так не уставал. Руки дрожат, а на лице улыбка. Почти что совсем живая. Еще немного заученная маской, но уже не очень ровная, а значит – несовершенная, настоящая.