Страница 8 из 14
Они не короли, не графы и не герцоги. Они даже не богаты. Так почему война должна их затронуть?
Лее хочется танцевать. Всегда… ей чудится, что вся ее жизнь – танец. Закончится танец – закончится жизнь.
Неуверенно, чтобы не видела мать, Лея слегка покачивается, как молодое дерево, переминается…
А война уходит. Проплывает полотнищем флагом по столице, марширует сталью и щитами, уходит тысячью тел куда-то вперед. Под ноги солдатам бросают цветы, венки, ленты. Кто-то не скрывает своих слез, а кто-то улыбок.
Армия верит в свою победу. Его Величество – воплощение триумфа, словно бы сам бог в седле. Так он спокоен и уверен.
А война уходит от столицы, от замка, к самому полю битвы. Долго еще слышен лязг стали и тревожный звук горна. И молитвы женщин.
Потом наступает губительная тишина и абсолютная неизвестность.
6. Небо было первым
Знаете, друзья, небо было первым, что я помню. Может быть, это было и первым из того, что я увидел? Сейчас мне уже сложно сказать, но я отчетливо помню, как восхитился его красотой.
Помню – была ночь. Серебряные гвоздики мерцали, подмигивали мне, будто бы хотели поведать мне какой-то секретик, но я должен был сам догадаться о нём. Помню это отчётливо и ясно.
Знаете, друзья, в звездах таится самый странный свет. Он, вроде бы, такой холодный, но звёзды обжигают. Я знал человека, у которого в груди был жар звезды. У него был опаленный взгляд и руки у него были горячие. Да, в звездах странный свет: он и чист, и порочен. Звезды блестели в жемчугах жрицы Доброй Богини, когда она танцевала босая на траве, не замечая росы. И эти же звёздочки были вплетены в убор трактирной девки, что зарабатывала на тарелку жидкого супа, продаваясь.
Я не доверяю звездам. В них легко заплутать. Я слышал историю о волшебнике, который однажды решил построить мост к чертогам неба и, безумец, построил! Только вот на одной из ступеней он более не смог сделать и шага – мост позади разбился от жесткого ветра, а впереди зияла пустота. И волшебник остался там, в черноте неба, в объятиях вечности, а звезды лукаво подмигивали ему, будто бы сохраняли его историю, посмеивались над его удалью и гордыней.
В звездах легко заплутать даже взглядом.
Знаете, друзья, даже взглядом! Слышите? Не верьте им, ведь однажды вы можете выяснить, что потеряться в вечности еще не самое страшное.
Самое страшное – это чётко вдруг осознать, что тебя однажды призовут туда, в чертоги. А ты ничего не сможешь сделать. Однажды зазвучит печальная, еле слышная мелодия, польется с небес к земле и, чем выше, тем сильнее она будет звучать. Му-зы-ка. Те же звезды. Те же огоньки.
Страшно. Мне страшно услышать эту музыку. Я знал всегда, что она зазвучит, застучит в висках и к горлу подкатит тошнота, что-то перевернется в самом желудке и больше не будет пути назад.
Как для волшебника на том проклятом мосту!
Только мне хуже. Волшебника, согласной той сказке, на земле никто не любил и он никого не любил. А я знал мир живых.
Вы так не цените то, что у вас есть! Знаете ли вы, сколько ангелов продали бы душу за возможность…ощутить вкус?
У меня был приятель, что всегда пережаривал мясо на огне. Он замер бы в удивлении, узнав, что в чертогах высшего покоя, где звучит этап ненавистная музыка, многие продали бы все, что имели в земной жизни, лишь бы почувствовать, как на языке распадается кусочек горелого мяса! Вы не цените этого!
И это я еще не говорю про картошку… печеную на костре картошку! В мундире, в золе, она обжигает руки, как будто бы у тебя в груди звезда, когда ты ее чистишь, но ты продолжаешь – упрямо и сильно, потому что от запаха кружится голова и рот наполняется слюною. Ты чистишь ее, потом сыпешь на краешек соль, если очень повезет, то тимьян и перец…или масло! О, как удивительно сочетается с рассыпчатой картошкой душистое масло!
Но вам не понять. Вы не знаете, что там, за концом жизни. А мы знаем, что там Чертог. Бесконечные и равнодушные звезды. Они красивы с земли, но там…надоедают.
А почему вы, живые, не цените своего тела? Там, в чертогах, тела носятся как парадная одежда… вы же – вечно недовольные, то у вас не так, это не туда: там толсто, тут узко, тут еще чего-то…
На земле есть своя музыка. Только от нее хочется танцевать или под нее хочется петь. Она не забирает в бесконечный провал, никак.
А на небе музыка травит. Ты помнишь, что должен чувствовать что-то, но не можешь.
На земле ты можешь быть шутом. Можешь закидывать друзьям за воротник лягушек, можешь выпрыгивать из кустов с хихиканьем и делать все, что заблагорассудится, а там ты не можешь ничего – только наблюдать.
Наблюдать за тем, как тебя оплакивают.
У меня такое чувство, друзья, что я уже умирал, что я уже был в чертогах, оттого-то я и так сильно не хочу туда. Этот рай, этот Чертог больше напоминает ад по одной причине – он вечен.
У меня такое чувство, что я уже слышал эту музыку. Я боюсь, что услышу ее вновь. Мне придется покориться – меня уже не спросят.
И я оставлю все.
Оставлю прелые осенние листья, клубнику, лягушку и мелкие царапины. Я не смогу больше ощутить ветра и боли.
Но я буду чувствовать вашу боль.
Любовь и нежность, друзья мои, не умирает с нами, не уходит с песнями. Я буду слышать вашу скорбь обо мне, ваши слезы буду видеть и не смогу их стереть. Я буду рядом, но меня не будет.
Вместо меня будет кто-то другой. Кто-то, кто еще не слышал музыки с небес, и думает, что там – рай и наслаждение. А мне останется только наблюдать за этим и надеяться, что когда придет ваш черед уходить, зазвучит для вас песня, вы узнаете мою одинокую фигурку в чертогах. Может быть, тогда мы сможем начать все заново.
Мои друзья… мне кажется, я жил беспутно и не всегда праведно, но я жил. И, небо, как же мне не хочется умирать!
Даже ради звезд и того, что звездочки поведают мне свои секретики. Я хочу остаться с вами, но моя песня уже звучит и мне остаются только мгновения.
Раз…
(Никогда и никого)
Два…
(на всем белом свете)
Три…
(Я так сильно не любил)
Четыре…
(как своих друзей)
Пять.
7. Советник
-Ты выполнишь мою просьбу? – тихо спрашивает Король, но Советник не обманывается этим тихим голосом, он прекрасно знает, что в этой тишине растворен приказ.
Это вопрос чести. То, что нужно Королю противно Советнику. Ему предложено (и почти что открыто приказано) оболгать близкого друга, опорочить его честь, ведь друг так опасно близко стоит теперь к народной любви, к короне.
Это вопрос дружбы. Тем, кто вхож в жизнь двора нельзя иметь друзей, им нельзя иметь никого из близких, и теперь тот выбор, что приходится делать – это плата за тот провал, который Советник допустил. Он позволил себе дружбу. Он позволил быть себе человеком.
Советник нервно облизывает мгновенно пересохшие губы. Ему хочется оттянуть минуту ответа как можно дальше, но вечность молчать все равно никто никогда не станет и отвечать придется.
Но как выбрать…
Весь род Советника служил короне и служил преданно. Ни одного нарекания, ни одного замечания. Весь род всегда знал, когда надо молчать, когда надо уйти в тень, когда надо передать лавры другому, заявить вдруг, что то, что сделано тобой – заслуга другого. Иначе никак. Не удержишься на одних победах.
И вся династия трона ценила его род за эту преданность и врожденный такт. Никогда не требовалось взывать к присяге, напоминать о том, что есть обязательства – никогда. И сейчас Король спрашивает скорее для порядка, не зная даже, какую бурю поднимает в душе своего верного слуги.