Страница 12 из 14
Пока для меня важнее всего был ты, ты боролся за власть, а я была слепа. Ты знал, что рано или поздно победишь, жизнью или смертью, ты слишком хорошо…
Ненавижу!
Моя любовь… ну что же ты делаешь? Моё кладбище в сердце не вместит всей боли. Я прилягу здесь, рядом, положу руку на твою мёртвую грудь и, может быть, усну.
Ненавижу и люблю!
Там, где кончается ночь и не рождается день, там, где живут лишь хрустальные лилии слёз, мы встретимся с тобой, моя любовь.
10. Завтра
Ночь располагает к колдовству даже простых смертных. Воздух свеж и чист, тишины нет, но есть умиротворение и тихий шелест ветра в темной листве.
Завтра этой тишины уже не станет. Завтра уже совсем ничего не станет, потому что начнется война между магией и людьми. Мы сойдемся в последний раз на наших полянах и ваших улицах, чтобы раз и навсегда провозгласить господство одного из наших родов.
Веками вы истребляли нас и нашу магию. Когда вы забыли богов – мы стерпели, когда вы начали заменять сказки – молчали, и даже, когда вы жгли моих сестер на кострах, надеясь уничтожить их первородную силу – прятались…
Мы позволяли обращать вашу силу против нас, были милосердны, разрешали загонять нас, словно диких зверей, гнать прочь от мест нашей крови, разрубать наши узы – поддавались, трусливо склоняли головы и забивались под самые дальние кусты.
Мы научились обманывать вас. Скрывать наши дары под удачливое стечение обстоятельств, прятать хижины под дома, мы мирились со всем и со всеми, но вам было этого мало – вы хотели властвовать над всею природой и восстали против нее.
Вы пошли против лесов, где жили мои сестры, где рождались лесные нимфы и где летали лесные духи.
Вы иссушили и отравили воды, где жили наши тритоны и русалки.
Вы пошли против неба, напугав золотистые звезды дрессированным светом электричества.
Это всё сделали вы, и завтра начнется война. Дети первородной силы восстанут против вас, как вы восстали против того, что создало вас.
Мы милосердны. Не будет огня и агонии. Не будет кровавых рек и стона железных доспехов. Ничего не будет такого, что вы смогли бы заметить и назвать войной в своем привычном, жалком и ничтожном понимании.
Завтра вы просто не будете больше править. У вас не будет сил. Вы начнете без причины, без объяснения, исчезать. Один за другим.
Щелчок пальцами – нет одного, два взмаха руками – нет семьи, три ласковых слова ветру – нет улицы. И ничего нет.
Каждый из вас мечтал оставить свой след, а теперь не останется ничего, кроме тех истерзанных сил и обломков нашего мира. Мы восстановим себя, мы наполним свои воды чистотой, а в леса вдохнем жизнь, мы разбудим звезды и уговорим их не бояться.
А потом дадим вам еще один шанс.
Но до этого момента пройдут годы и те, первые, что придут из вас, сочтут тех из нас, кто доживет до той минуты, богами. И все начнется с самого начала. И все будет по-другому.
Завтра начнется война, а я ее мучительно не хочу.
Я уехала от лагеря своих, где разжигаются уже священные огненные силы, где пляшут уже зловещие тени, призванные из миров, что никогда не будут вам подвластны.
Я уехала прочь от лагеря, чтобы единственной из них оплакать вас, люди.
Завтра начнется война, а я хочу жить в вашем мире. Я не верю в то, что он дурен и грязен, я люблю ваши книги и кофе, мне нравятся ваши фильмы и музыка, а уже завтра ничего из этого не будет иметь смысла и формы, потому что мы сделаем так, словно этого и не было. Вас не было. Была только сила.
Завтра кончится мой привычный мир, где я обитала в квартире, смотрела из окна на плачущий город, уже завтра не будет никакого города и квартиры – ничего не будет.
Мне придется расстаться с джинсами! И с плеером тоже.
Мне придется оставить все, а я так привыкла за свои годы к этому удобству. Я плачу за вас, люди, но больше плачу за себя. Снова привыкать, снова создавать, все снова, все опять и вновь!
Это забавно только в первые два раза, а потом от этого устаешь.
И я очень устала.
Я плачу, но не за вас, а за себя. Мне досадно от того, что завтра начнется война.
11. Лита (Сказка о ненужном)
Когда Маша позвонила, я сразу поняла, что в жизни ее случилось событие практически грандиозное, так как все, кто знаком со мною больше месяца, знают, что я предпочитаю общение либо личное, либо в переписке. С Машей же мы были знакомы уже семь лет и могли называться приятельницами и упустить такой факт она, конечно, не могла.
Пришлось взять трубку – любопытство победило.
-У меня завтра будет собака! – Маша не следила за тоном и практически кричала мне в ухо.
-Какая еще собака? – я удивилась по-настоящему. Насколько помнилось, а помнилось мне хорошо: Маша жила с родителями и ее мать была категорически против любого животного, сколько бы Маша не пыталась себе выпросить. На все было строгое, не терпящее возражений: «нет». И тут…собака?
-Живая! – радость ее грозила мне глухотой. – Живая собака!
-Это ты так решила? – пришлось осторожно поинтересоваться. Маше не разрешались даже безмолвные рыбки, а тут…собака. Странное дело!
-Мама согласна, - Маша заговорила, наконец, тише, - мы завтра с ней с утра едем в питомник, покупаем!
-Что это вдруг? Она всегда была против…
-Сказала, что мне нужен друг, - Маша стала спокойной и смогла внятно объяснить, - что я слишком много времени сижу дома, а так хоть гулять начну. Заботиться стану.
-Это ответственность, - напомнила я, - ты пони…
-Знаю! – она раздраженно меня перебила, - знаю! Мама два дня мне про ответственность твердит, ты еще будешь? Ладно – я что звоню… приходи ко мне завтра после обеда, на собаку посмотришь. Сейчас ещё Кате позвоню, похвастаюсь.
-Приду, - пообещала я.
Собак я никогда не любила. Если уже выбирать между домашними питомцами, то мне по душе кошки, а если говорить еще честнее, то и одной мне очень даже замечательно. Мой мир сложился определенным образом, и в нем не было места для питомца, хотя, признаться, иногда от этого было грустно и одиноко, но менять что-то ради этих все более редких минут, я бы точно не стала.
Собак я не любила. Катю – подругу Маши, тоже. Это было взаимно. Мы старались не пересекаться лишний раз, не ссорились, конечно, открыто, но явно недолюбливали друг друга. Впрочем, ради Маши можно было бы и потерпеть и мы обе приняли это.
На следующий день с Катей мы столкнулись у подъезда, сухо поздоровались и не обмолвились между собою словом, пока поднимались до квартиры.
С Машей же произошла настоящая метаморфоза. У нее горели глаза как у человека, который, наконец, стал триумфатором, победителем в каком-то очень сложном деле. Она вся светилась и никак не могла перестать улыбаться. Весь вид ее говорил о неожиданном счастье, которое только-только осознаётся…
Она поманила нас за собою, оставила в комнате и едва мы устроились : я в кресле, а Катя на диване, как Маша уже внесла маленькую плетеную корзинку, в которой сидело нечто очень маленькое, остроухое, с остренькой мордочкой, чёрно-белое и сонное.
Катя взвизгнула. У нее самой были две собаки, хомяк, рыбки, черепаха. Маша осторожно поставила корзинку и нечто, сидящее в ней, опасливо стало принюхиваться к нам.
-Какая прелесть… - Катя мгновенно засюсюкала возле животного, попыталась погладить, но собачка неуверенно тявкнула, вызвав новый приступ умиления.
-Хорошенькая, - я не имела представления, что нужно сказать в подобной ситуации. Да и собака не произвела на меня особенного впечатления, какая-то она очень маленькая, неуверенная, тоненькая еще… к тому же – это сколько ее воспитывать, ухаживать! Да и вообще: а если она заболеет? Или если ее загрызут другие собаки на улице? Она породистая – видно, а я слышала, что породистые куда более слабые, но…не мне же с ней возиться.